Побледнев, Таня выхватила фигурку девочки-трещотки.
— Где взял?
— Парамонова поделка. Он ею сегодня ребят забавлял. Вот уж хохотали они… Только, по-моему, Парамон не сам придумал, а по Фединой подсказке…
Таня в замешательстве отошла в угол. Фигурка, казалось, жгла ей руку. Выдвинув ящик комода, она поспешно сунула её под бельё.
— Ладно, Татьяна, не плачь, не рыдай, — ухмыльнулся Димка. — Одна не останешься. Есть и другие ребята на свете. А нужно будет, мы этого Стрешнева поприжмём. — Он кивнул на утят. — Накорми ты этих обжор поскорее, да двинем в кино. В «Коммунаре», говорят, знатную картину показывают.
Предупредив, что зайдёт под вечер, Дима пошёл к двери. Таня схватила какие-то тетради и книжки и сунула их Диме в руки:
— Передай Стрешневу… И чтоб ноги его здесь не было…
Удовлетворённо хмыкнув, Дима небрежно сунул тетради и книжки за пазуху и вышел на улицу.
Что там ни говори, а он ловко провёл разговор о Федьке Стрешневе, и теперь ему, пожалуй, можно будет почаще заглядывать в дом к Фонарёвым.
Глава 13
А в это время Варвара Степановна сидела в кабинете директора школы. Корзина с попискивающими утятами стояла около натопленной печки.
С недоумением поглядывая на корзину, Алексей Маркович маршировал в своих начищенных скрипучих сапогах по кабинету. Он то и дело вытягивал руки из карманов синих просторных галифе и начинал усиленно жестикулировать, словно делал очередной доклад с трибуны, но потом, спохватившись, вновь засовывал руки в глубокие карманы.
— Та-ак!.. Очень даже красиво! — говорил он. — Пошли на поводу у отсталой, несознательной колхозницы. Можно сказать, у первой склочницы в деревне. И срываете план развития общественного птицеводства. Да вы понимаете, уважаемая Варвара Степановна, что вы натворили?
Звягинцев с сожалением посмотрел на учительницу. Как-никак, а она не работала в родниковской школе два года и многого, конечно, не знает. А знать полагалось бы то, что они — головной отряд колхоза и всегда действуют на переднем крае.
Вот и сейчас, когда Кузьма Егорович выступил с передовым почином, разве школа могла стоять в стороне?
— А вы, уважаемый Алексей Маркович, отдаёте себе отчёт в том, что наделали? — в тон ему спросила учительница. — А если завтра половина учеников не явится на уроки?
Долго спорили Варвара Степановна со Звягинцевым. Она многого не понимала в поведении директора.
Работал он старательно, не жалея сил, с утра до позднего вечера был в школе, и целый день ученики и преподаватели слышали, как поскрипывали его тяжёлые сапоги, словно напоминая каждому, что директор на посту, он бодрствует, всё видит и слышит.
С председателем колхоза директор школы жил дружно, охотно выполнял все его приказы и распоряжения. Не очень считаясь с детьми, он без конца придумывал всякие мобилизации, авралы, штурмы, выводил колонны школьников на субботники в поле и на фермы. Осенью ребята неделями выкапывали из грязи картошку, перебирали под дождём свёклу, сгребали солому, оставшуюся в поле после обмолота хлеба. И всё это выдавалось за трудовое обучение.
И вот новая затея директора — мобилизация на «утиный фронт». Это же кустарщина, недомыслие, насмешка над трудовым обучением, способная отбить у ребят всякую охоту к труду.
Обо всём этом Варвара Степановна сейчас и сказала Звягинцеву.
Не успел тот ответить, как, широко распахнув дверь, в кабинет ввалился Кузьма Егорович Фонарёв. Полушубок на нём был распахнут, рыжая шапка сбилась на затылок.
— С приездом, Варвара Степановна, — кивнул он учительнице, — вас-то мне и нужно.
Звягинцев поспешно встал ему навстречу — председатель был нечастый гость в школе.
— Вы что ж, товарищи-педагоги, задний ход даёте? — недовольно заговорил Фонарёв, — Вызвались школой утят выхаживать — и на попятную. — И он сообщил, что у него в правлении только что побывали колхозницы и потребовали забрать у ребятишек утят. — А всё с вас началось, — обернулся он к учительнице. — Зашли к этим скандалистам Стрешневым и, вместо того чтобы вправить им мозги, объяснить, что к чему, разжалобились и забрали утят с собой. Так, что ли?
— Так, Кузьма Егорович, — подтвердил Звягинцев и показал на корзину с утятами. — Вот они…
— Значит, всё в точности. Ну что ж, братья-педагоги, коль взялись за утят, где хотите с ними нянчитесь, а у меня помещения больше нет.
— А о чём думал хозяин колхоза, когда брал с инкубатора тысячи утят? — спросила Варвара Степановна.
— О вас думал, о школе. О помощниках своих верных. Я, можно сказать, ничего для вас не жалею. Хвалю, поощряю, в передовики двигаю. Пианино вам подарил… Думал, и вы меня выручите, когда нужно.
— Да мы ж с великой охотой, — торопливо заговорил Звягинцев. — Всех ребят на ноги подняли, всех мобилизовали. Теперь пеняйте на Варвару Степановну. Это она всё поломала… У неё, видите ли, другая точка зрения…
— Что это за точка?
— Я уже говорила вам, Кузьма Егорович… — напомнила Варвара Степановна. — Нельзя на школьниках свои хозяйственные дела строить. У ребят свои планы есть: им учиться надо наукам, труду. И не по старинке, как при царе Горохе, а на новом учиться, на передовом. А чья это забота? Наша с вами.
— Может, вы меня ещё в свой штат зачислите, учителем сделаете, чтобы я с ребятишками цацкался? — съязвил председатель.
В это время в дверь постучали, и в кабинет вошли Евдокия Стрешнева и Григорий Иванович Шугаев.
— А вот кстати и сам секретарь заявился, — обрадовался Фонарёв. — Давай, брат, просвети учительницу…
— Степановна, — обратилась Евдокия к учительнице, — погорячились мы давеча с Прохором. Пусть уж утята в избе поживут… Всё-таки живность. Жалко их. Да и ребятам моим в школе проходу не будет.
— То-то, критиканша! — переглянувшись со Звягинцевым, ухмыльнулся председатель, — Нашумела, наскандалила, а теперь опамятовалась. Только вот Варвару Степановну с толку сбила…
Евдокия выпрямилась и в упор посмотрела на председателя:
— А я и ещё пошумлю… Придумал тоже — уток на дому выращивать. А завтра ребятишки поросят притащат, потом телят…
— Да, с утятами и впрямь конфуз получился, — обратился к председателю Григорий Иванович. — Взбудоражили всю школу, родители недовольны, шумят, жалуются…
— Так я ж насчёт уток слово в области дал, — заартачился Фонарёв. — Нельзя нам теперь отступать.
— А вы бы перед тем, как слово давать, с народом поговорили, — заметил Григорий Иванович, — с коммунистами посоветовались. А то всё «я» да «я». Считаться ни с кем не желаете, Кузьма Егорович. Разве наши люди добра себе не хотят? Наверное, вместе что-нибудь дельное и придумали бы. Вот Стрешневы сарай предлагают использовать под птицеферму.
— Какой сарай? — не понял Фонарёв.
— Да наш сарай, наш, — с досадой пояснила Евдокия. — Пустой стоит, никому не нужный. Утеплите его — вот вам и утятник на зиму. И другие не пожалеют.
— А кто их чинить будет? — взмолился Фонарёв. — Нету у меня свободных людей, нет…
— А ты ребятишек попроси, поклонись им.
Варвара Степановна с удивлением посмотрела на Стрешневу — вот так критиканша!
— А что, Кузьма Егорович, это уже выход. И, пожалуй, очень разумный, — обратилась она к председателю. — Не пропадать-же утятам, в самом деле? Пусть только колхоз обеспечит школу стройматериалами и кормами, а остальное ребята всё возьмут на себя. Починят сарай, подготовят звено утководов.
— Ну что же, действуйте, — обрадовался председатель. — Чем можем — поможем.
— Но только с одним условием — правильно Евдокия Васильевна сказала, — придётся вам, Кузьма Егорович, к школьникам обратиться, поговорить с ними по-хорошему. Объяснить, как это важно — вырастить тысячи уток, зажечь ребят, увлечь… Тогда они горы своротят… А может быть, — Варвара Степановна улыбнулась, — и признаться перед ребятами не мешает, что колхоз не подготовился к приёму утят…
— Это как так? — ощетинился Фонарёв. — Перед учениками себя высечь?
— Бывает и это полезно, — вмешался в разговор Григорий Иванович. — Ведь школьники всё понимают. Так что собирайте сегодня же, Кузьма Егорович, правление колхоза, там всё и обдумаем.
Глава 14
На другой день после заседания правления колхоза члены ученической бригады собрались в школьном зале — всех занимал вопрос с утятами. По приглашению Варвары Степановны пришли в школу учителя, Григорий Шугаев и Прохор Стрешнев.
Приодевшийся по-праздничному, Прохор Михайлович неловко потоптался у дверей школьного зала, не зная, куда девать свои задубевшие руки.
— Знакомьтесь… — Учительница представила школьникам Прохора Михайловича. — Ваш новый преподаватель. Будет руководить производственной практикой по машиноведению.
— А мы уже знаем, — отозвались ребята.
Варвара Степановна объяснила ребятам, что с утятами произошло недоразумение: ни колхоз, ни школа не подготовились к их встрече. Но теперь выход найден.
Надо будет срочно построить ферму, перевести туда утят и выращивать их по всем правилам зоотехнической науки, как это делается в соседнем колхозе «Коммунар».
На ферме должны работать только добровольцы — те, кто интересуется птицеводством и хочет от души помочь колхозу. Так что желающие поработать в «утином звене» пусть записываются у бригадира Тани Фонарёвой.
Правда, фермы ещё нет, есть только старые сараи, которые надо переделать. Но тут уж всё зависит от школьных строителей, которым придётся поработать ударно.
— Добровольцы-строители, ко мне! — объявил учитель физики Пётр Акимович. — А ну-ка, тряхнём стариной! Помните, как мы мастерскую строили, школу ремонтировали?
— Молодым трактористам на птицеферме тоже дело найдётся, — поднимаясь, сказал Прохор Михайлович. — Будем на тракторе корма подвозить, подстилку, воду. И во время стройки трактор потребуется.
И запись началась.
После того как собрание закончилось, к Варваре Степановне подошла Таня Фонарёва. Лицо её было бледно, губы плотно сжаты, на лбу пролегла резкая чёрточка. «Эге, а девочке-то нелегко, видно», — подумала учительница.
— Варвара Степановна, — проговорила Таня, — не могу я больше бригадиром быть. Ребята не доверяют мне… Чуть ли не бойкот объявили. Освободите меня.
— Вот те раз… — удивилась учительница — Какой же это бойкот? Верно, комсомольцы на комитете тебя крепко покритиковали, но из бригадиров тебя никто не отстранял. А потом, почему ты мне жалуешься? Обратись к членам бригады — они же тебя избирали.
— А если они не понимают меня. Я же хотела как лучше сделать… чтобы школу прославить.
— Что ты, Таня! — вмешалась в разговор Люба Конькова. — Ребята не зря сердятся… Ты ведь была неправа. Надо понять это.
— Нет уж, спасибочко! Пусть другие командуют, а я посмотрю, что у них получится, — сухо сказала Таня.
Варвара Степановна грустно покачала головой.
Вчера — и уж в какой раз! — она вновь разговаривала с Кузьмой Егоровичем о поведении Тани. Девочка становится чёрствой, заносчивой, не терпит никаких замечаний, всё больше и больше отдаляется от товарищей.
— Вы, Варвара Степановна, не мудрите. Дочкой я доволен. Способна, смекалиста, ко мне уважительна. И в школе на первом счету. Чего мне, родителю, желать ещё…
— А я вот смотрю, что Таня все ваши повадки повторяет, и меня тревога берёт. Вырастет она вторым Кузьмой Фонарёвым, вашим подобием… Кому от этого радость?
— Это уж вы того… далеко заезжаете, — осклабился Кузьма Егорович. — Мне ведь ваш характерец тоже не чай с мёдом. Друг друга нам не переучить. И Татьяну вы мне не смущайте…
— Послушай, девочка… — заговорила сейчас учительница. — Ты вот у нас всё командуешь, руководишь, проявляешь инициативу, а до самой работы у тебя руки не доходят. На фермы ты почти не заглядывала, в поле за тяпку не бралась, к трактору не подходила. А почему бы тебе не потрудиться сейчас вот хотя бы на утиной ферме. Подбери девчат, будь у них за старшую.
Таня вспыхнула:
— С утятами нянчиться?
— А что? Дело почётное, ответственное. Сама понимаешь, как колхозу нужна сейчас наша помощь. Подумай, девочка.
— Правда, Таня, — оживилась Люба. — Давай возьмемся. Я уже говорила с девчонками — хорошее звено подбирается.
— А как же с бригадой? Кто меня заменит? — помолчав, спросила Таня.
Варвара Степановна сказала, что бригадирство можно пока передать заместителю, Феде Стрешневу, а весной будет видно…
Таня прикусила губу. Честно говоря, она думала, что учительница будет её упрашивать не уходить из бригадиров, скажет, что Таня незаменимый человек, а она вдруг предлагает ей заняться утятами. А Таня и дома-то не очень долюбливает этих прожорливых пискляков.
— Хорошо, я подумаю, — сдержанно сказала Таня, направляясь к двери. — Только у меня никакого призвания к птицеводству нет. Да и не умею я…
— Уменье, скажем, — вещь наживная, — усмехнулась учительница. — Я ведь тоже не специалист по уткам. Давайте вот к соседям сходим. Посмотрим их птицеферму, поучимся.
На экскурсию в рогачёвский колхоз «Коммунар» школьники пошли в этот же день. К ним присоединился и Прохор Михайлович.
Идти до Рогачёва было недалеко, километра два, — колхоз «Коммунар» и родниковский колхоз «Буревестник» были соседями, и их поля, луга, пастбища граничили друг с другом. Между колхозами протекала речка Можайка — неторопливая, в густых лозняковых зарослях, в причудливых петлях и тихих заводях.
В Рогачёве у правления колхоза экскурсантов встретил сам председатель Просеков. Подтянутый, чисто выбритый, он сдержанно улыбнулся и вполголоса признался Варваре Степановне, что волнуется перед ребятами больше, чем перед взрослыми.
— Вы знаете, совсем от детей отвык.
— Ничего, Василий Андреевич, тряхните стариной. Надеюсь, что урок у вас будет наглядный, активный!
Обратившись к ребятам, Просеков сказал, что цифирью он им докучать не будет, а если кого интересуют показатели колхоза, тот может получить их в конторе, а они немедля начнут с осмотра хозяйства.
В первую очередь пошли смотреть утятник. Тысячи белых уток разгуливали в просторных, побелённых известкой, тепло натопленных помещениях.
Всюду стояли кормушки и поилки. Кормили уток строго по часам, как детишек в детском саду. Каждый раз к сухим кормам прибавляли молодые побеги овса и ячменя, которые выращивали в теплице. Корма подвозили в утятник на тракторе.
Затем школьники осмотрели тракторную мастерскую, молочную ферму с доильной установкой, механизированную свиноферму, где машины помогали свинаркам и готовить корма, и развозить их по кормушкам, и убирать навоз.
После экскурсии Варвара Степановна и Прохор Михайлович прошли вслед за Просековым в правление колхоза. Разговор зашёл о планах ученической бригады, о предстоящем родительском собрании в школе.
— Придём на собрание всем правлением, — пообещал Просеков. — И всячески, Варвара Степановна, поддержим вас. Нельзя, конечно, школьников по старинке учить: тяпка, ручной труд — отсталая агротехника. Надо, чтобы ребята к новому привыкали…
— Ребячья бригада очень рассчитывает на помощь коммунарцев, — сказала Варвара Степановна. — Пусть ваши мастера-хлеборобы почаще к нам в школу приходят. С опытом, с советами, с помощью. Да вот ещё что, — вспомнила она, — много мы у вас сегодня хорошего увидели, а одно заведение вы нам так и не показали. Стороной провели. А я всё же приметила. На двери замок, дорожку снегом завалило. Догадываетесь, о чём я говорю?
— Догадаться нетрудно, — нахмурился Просеков. — А только своей агрохимлабораторией мы пока похвалиться не можем. Купить купили, деньги ухлопали, а руки не доходят, специалистов умелых нет… Так лаборатория и стоит без дела, как музейная редкость.
— А удобрения, между прочим, на глазок в почву вносим, — заметил Прохор Михайлович. — И мы у себя в колхозе, и вы у себя. Вот и получается, как у незадачливой хозяйки, — в одном месте пересол, в другом недосол.