— Не люблю холод, — возразил Элсу. — Дыхание смерти этот твой ледяной ветер, так старики говорят… Хорошо ещё, что у вас тут не такая длинная и тёмная зима, как далеко на севере… Э, послушай, а по какому случаю такое печенье? — вдруг спохватился он. — Что вдруг?
— Это — подарок для меня, — сказал Зи-А с непонятным выражением лица. — А я хочу сделать подарок тебе. Мы скоро расстанемся.
— Ты уезжаешь? — с сожалением спросил Элсу. — Надолго?
— Это ты уезжаешь, — Зи-А легко дотронулся до его руки. — Государь прислал за тобой людей. Ты уезжаешь в Столицу — за тобой скоро приедут твои родственники и ты вернёшься домой. А я… — он выдержал многозначительную паузу и, не выдержав, счастливо улыбнулся и торжественно сообщил. — Я получил письмо от Официального Партнёра.
Здешний безумный обычай. Двое парней-ровесников искушают судьбу. И какой-то мерзавец вызвал на бой Зи-А! А этот дурачок — радуется!
— Зи-А, ты, наверное, с ума сошёл! — выпалил Элсу, совершенно забыв о себе и собственной судьбе. Он схватил северянина за руку и подтащил к себе, прижав к решётке. — Как ты собираешься с кем-то драться — ты слепой! Тебя просто убьют — и всё! Ты смерти ищешь?
— Не дёргай меня так, — преувеличенно возмутился Зи-А, отстраняясь. — Это было неожиданно, я колено ушиб, — и сбился с тона, рассмеявшись. — Видишь ли, Львёнок, ты напрасно думаешь, что я никогда ни с кем не рубился. Мои Братья и солдаты Отца…
— Они тебя жалеют! — выдохнул Элсу. — Они тебе подыгрывали! А этот гад — он не сможет тебя жалеть: кто даст тебе победить, это смешно!
— Я не слишком надеюсь на победу, — сказал Зи-А просто. — Но я страшно рад, что Юноша Эр-Нт из Семьи Тья — они живут в городе, его отец — Председатель Департамента Добродетели, так вот — что Эр-Нт вызвал меня на настоящий поединок.
— А если ему приказал отец? — Элсу сморщил нос.
— Нет! — Зи-А мотнул головой, и его бледные щёки вспыхнули. — Его отец не слишком одобряет нашу близость. Я слишком хорошо знаю Эр-Нта, хоть и не верил, что он мне Официально напишет. Это он сегодня привёз мне печенье. И мы утром… попробовали… — и хихикнул. — Не печенья, а спарринг — мы уже год не рубились.
Вкус печенья моментально стал отвратительным. Элсу положил свёрток на край стола и с трудом проглотил сладкую слюну.
— Ты что… — еле выговорил Элсу, — ты хочешь быть его рабыней?
— Если проиграю — буду его подругой, — сказал Зи-А. — Он не жалеет меня — я чувствую такие вещи. Ему нравится… что я готов драться всерьёз.
Элсу взмахнул рукой, намереваясь ткнуть Зи-А в плечо — но северянин подставил ладонь, быстро и чётко, как в бою.
— Я всё чувствую, — сказал Зи-А. — Я чувствую твои движения, я чувствую лицом движение воздуха. Не думай, что я беззащитный. Ты когда-нибудь видел, чтобы я спотыкался?
— Он может убить тебя случайно! — Элсу несло, он никак не мог успокоиться, чувствуя досаду, злость на неизвестного Эр-Нта и такой же мучительный страх за Зи-А, какой в день своего первого и последнего боя чувствовал за себя. — А если не убьёт — тогда… ты хоть знаешь, каково это? Какой это грязный ужас — переламываться?!
— Для настоящего бойца поражение — не повод для паники, — улыбнулся Зи-А. — И это вовсе не грязно — не грязнее, чем любой бой. И даст нам возможность уже никогда не разлучаться — что бы не говорили наши Старшие Родственники.
— Даст ему возможность смотреть на твои конвульсии? — спросил Элсу, содрогаясь.
Зи-А провёл пальцем по костяшкам его кулака, сжатого на пруте решётки.
— Разве ты стал бы так говорить о раненом друге? Разве это правильно?
— Зи-А, ты ещё ничего не знаешь о жизни — и ты слепой! С того момента, как у тебя выбили меч — ты не друг! Ты — никто. А этот гад — он врёт тебе! — сказал Элсу с горечью. — Он нашёл себе лёгкую добычу, как ты можешь не понимать?! Наверное, он рад, что ему придётся рубиться со слепым — ведь это всё равно, что поймать котёнка…
Оживление погасло на лице Зи-А, будто кто свечу задул.
— Если бы Эр-Нт считал меня слабаком, он побрезговал бы со мной драться, — сказал северянин глухо. — И уж во всяком случае, не написал бы мне такого письма… "Ты будешь слышать за двоих, я буду видеть за двоих"… и не приехал бы, чтобы прочесть его вслух. Ты несправедлив, Элсу.
— Просто — ты милый! — в отчаянии Элсу врезал кулаками по решётке. — И вместо того, чтобы дружить с тобой, твой Эр-Нт думает о тебе всякое разное! А ты — ты ведь его лица не видишь!
Зи-А неожиданно рассмеялся.
— Зато слышу его дыхание! Послушай, Элсу, я же не маленький ребёнок, я знаю, откуда женщины берутся — я даже знаю, откуда берутся дети… Знаешь, что я придумал? Я упрошу послов позволить тебе посмотреть на поединок. Не сбежишь же ты с крепостного двора — и потом, тебе уже ни к чему бежать: ты и так скоро поедешь домой. Хочешь взглянуть?
— Я хочу, — в волнении Элсу ухитрился пропустить мимо ушей большую часть сказанного. — Я хочу посмотреть на этого типа. Ты, Зи-А, был моим другом всё это время… если бы не ты, я всё это время не разговаривал бы ни с одной живой душой, тут — все враги мне… и я… мне тяжело думать, что с тобой могут поступить подло.
Зи-А улыбнулся и тряхнул головой, закинув за спину толстую косу удивительного цвета — тёмно-рыжую, как кора северных кедров.
— Не поступят — ну, ты же захочешь выйти отсюда в такой замечательный день! Мне не давали ключ от твоей… камеры… но сегодня всё уже решено, тебя всё равно выпустят. Жди, за тобой придут!
Элсу кивнул, сообразил, что Зи-А не видит его движений, и сказал: "Да, я жду" — Зи-У просиял и сбежал с лестницы. Элсу стоял у решётки, слушал его быстрые шаги — такие уверенные, будто его товарищ-северянин видел ступеньки — и пытался сладить с тревогой и болью в сердце.
Зи-А казался Элсу своего рода членом братства северян — если можно так говорить о язычниках, вовсе не состоящих друг с другом в родстве — с ним можно было общаться, не роняя себя. И этот слепой язычник, который приходил поболтать с врагом как с приятелем — он много стоил, но болтовня Зи-А о поединках казалась Элсу совершенно дикой; у него не выходили из головы образы собственных изменяющихся волчат, жалкие и ужасные — а Зи-А с наивной непринуждённостью болтал о метаморфозе, словно новое тело для него не более значимо, чем новая одежда. Зи-А не понимал! Он не представлял, на что идёт, соглашаясь рубиться со здоровым парнем! Зи-А не видел — и не мог себе представить, что его тело может превратиться в комок сплошной боли; он не видел — и не знал, что такое женщина, соблазнительная и ничтожная вещь мужчины…
И Элсу, оскорблённый и встревоженный за Зи-А, метался по камере, как пойманный лис по клетке, пока с лестницы не донеслись шаги и голоса. Элсу остановился у узкой бойницы, скрестив руки на груди и стал дожидаться гостей.
Гости Элсу удивили: с комендантом и парой примелькавшихся офицеров крепости пришёл О-Наю, который, насколько Элсу знал, покинул крепость через пару дней после стычки, но ещё удивительнее было то, что Зи-А держал маршала под руку.
— Привет, О-Наю, — сказал Элсу холодно.
— Тебе повезло, Львёнок, — отвечал маршал в том же презрительно-надменном тоне, каким разговаривал с Элсу и раньше. — Не думаю, чтобы ты имел какое-нибудь серьёзное значение для своей родни, но Лев, по-видимому, решил не допускать прецедента…
— Дорогой Дядюшка, — Зи-А тронул О-Наю за руку, — пожалуйста, я прошу вас — Элсу не виноват во всех бедах, которые творили южане с начала времён!
Комендант нахмурился и прикрыл ладонью глаза, но жестокое лицо маршала чуть оттаяло.
— Что ж смущаться, дорогой Господин О-Бри, — сказал он коменданту с тенью улыбки, — вы ведь и вправду приходитесь мне троюродным братом, а ваш Младший достаточно смел, чтобы быть достойным вашего рода… — и повернувшись к Элсу продолжал другим тоном. — Лошади готовы, но Младший О-Бри хочет создать другой прецедент — варвар, присутствующий при поединке. Ты будешь иметь возможность его поздравить… хотя я и сомневаюсь в благодетельности твоих благословений.
Поздравить, потрясённо подумал Элсу. Что за бред! С чем — поздравить?!
Комендант щёлкнул ключом в замке. Элсу вышел на лестницу с ощущением полной нереальности происходящего. Зи-А наполовину обнажил клинок великолепного меча — прямого, как носят северяне, той чудесной ковки, которая оставляет муаровые следы на металле.
— Элсу, дотронься до этого! — воскликнул он, сияя. — Это — подарок Дядюшки, молния — правда?!
О, демоны подземелий и водных бездн, подумал Элсу, ты ведь не видишь его! Жалость — такое подлое чувство, жалость — так отвратительно тебе и так унизительно тому, кого жалеешь! Элсу заставил себя стряхнуть жалость с души, спросил О-Наю:
— А мой меч вернёте? — и его голос прозвучал злее, чем хотелось.
— Нет, — ответил маршал брезгливо. — Его получат твои братья.
От унижения Элсу кинуло в жар.
— Хочешь показать языческой черни Львёнка без меча? — не выдержал он.
— Да, — бросил О-Наю кратко и насмешливо.
Зи-А тронул маршала за подбородок, повернув его лицо к себе — у коменданта на лбу выступили капли пота.
— Дорогой Дядюшка, — сказал Зи-А умоляюще, — я прошу вас позволить Элсу не чувствовать себя пленным хоть один только час! Он ведь не враг нам больше — к тому же я не верю, что он будет опасен для гарнизона крепости, — добавил Зи-А с лукавой улыбкой. — Вы были так великодушны к пограничникам — покажите же пример великодушия к побеждённым врагам, Дядюшка…
Элсу впервые увидел, как О-Наю смеётся.
— Жаль, что ваш Младший останется здесь, Господин О-Бри, — сказал он. — Этот маленький лис, умеющий поймать не только цыплёнка, но и воробья, мог бы делать политику при дворе. Отправьте вашего ординарца к моим людям — пусть пришлют меч Львёнка. Это может быть забавно.
— Благодарю, — сказал Элсу, имея в виду Зи-А, а не О-Наю.
Один из пограничников накинул Элсу на плечи полушубок:
— Сегодня началась зима, Львёнок — не окоченей… — и Элсу подумал, что надо было бы сбросить его с себя, но удержался.
О-Наю и его свита спустились по лестнице в кордегардию, и вышли через неё в крепостной двор. Элсу шёл за ними, а за ним, по пятам — рослый солдат — но этот докучный конвой воспринимался лишь краешком глаза и разума: Элсу отчаянно хотелось покинуть свою тюрьму, хотя бы под стражей.
В кордегардии и крепостном дворике было непривычно многолюдно. Снег сделал мир вокруг ослепительно чистым и нарядным, а поверх снега, на кронштейнах для факелов, висели ярко-красные фонарики. После казарменной затхлости особенно остро и сладко пахло зимней свежестью и пряным дымом с маленькой, вытащенной во двор жаровни.
Элсу увидел многих примелькавшихся пограничников, свободных от патрулирования на сегодня — с красными лентами в волосах или на поясе — и совершенно неожиданных в крепости штатских. Светловолосый парень в меховой безрукавке поверх странной здешней одежды, пивший с офицерами травник, стоя у лестницы на крепостную стену, просиял, сунул кому-то в руки свою чашку и заорал на весь двор:
— Привет, Медный Феникс!
— Привет, Южный Ветер! — закричал Зи-А, отпустил локоть маршала и побежал через двор. Солдаты расступались в стороны — и Зи-А ни разу не оступился, будто зрячий. Светловолосый дёрнулся к нему навстречу — и они схватились за руки в центре широкого круга, возникшего неожиданно и спонтанно — но на удивление чётко, будто зрители долго тренировались организовывать подходящее для поединка место.
— Почему "медный"? — спросил Зи-А, смеясь и морща нос. — Мне не нравится запах меди и вообще — это слишком мягкий металл…
— Мне будет тяжело тебе объяснить, — сказал светловолосый — очевидно, тот самый Эр-Нт, подумал Элсу с неприязнью. — Ты не понимаешь, что такое цвет… Но неважно. Всё равно я не стану больше тебя так называть. Осенний Клён — это тебе нравится больше?
— Да, — Зи-А кивнул. — Запах осенней листвы меня просто очаровывает. И я помню… кое-что… — добавил он, смеясь.
Они болтали, как старые и близкие друзья, а Элсу, оставшийся стоять шагах в пятнадцати, в стороне, прислушиваясь к этой болтовне, чувствовал тянущую тоску, почти боль, которую не мог себе объяснить. Будь у него малейшая возможность, Элсу вызвал бы Эр-Нта на поединок — не на северную непристойную игру, а на настоящий, на смертный бой. С другой стороны, он видел, как Зи-А разговаривает с этим убийцей… и противоречивые чувства сшибались в душе, разбиваясь на острые осколки…
— Привет, командир, — вдруг услышал Элсу совсем рядом.
Обращение на лянчинском обожгло его, как струя кипятка. Он вздрогнул и обернулся.
Голос был незнакомый — и внешность была незнакома. Незнакомая рабыня — и тут Элсу ощутил, как кровь прилила к щекам: нет, знакомая, даже слишком. Светлый шрам, рассекающий бровь. На тёмном, ярком, потрясающе красивом лице.
В сущности, ясно же — эти несчастные девки остались в крепости, они — солдатские шлюхи. Ясно и то, что метаморфоза могла бы оказаться эффектной: рабыни войны, принадлежи они кому-нибудь из порядочных людей, рожают хороших детей, рожают много и легко, в том и ценность рабынь войны. Но увидеть такое Элсу никак не ожидал.
За две прошедших луны волосы рабыни отросли — были собраны сзади в пучок и украшены алой лентой. Её уши прокололи, вставив подвески с ярко-оранжевыми, сладкими на вид, как ягоды, круглыми камешками. Ожерелье из таких же оранжевых шариков в два ряда охватывало её голую шею — а на её плечах лежала накидка из какого-то пушистого меха, мягко и легко подчеркнув совершенство нового тела. Но дикость зрелища заключалась не в этом — и даже не в длинном ноже в ножнах тиснёной кожи на бедре рабыни.
Дикость — и ужас — были в её взгляде. В том, как она подошла — посмела подойти — к мужчине, к Львёнку. В выражении лица — без страха, стыда, вины — одно лишь участие, в которое Элсу не поверил.
Раньше это был просто ординарец Кору, честная душа. А теперь — с этими блестящими глазами, с этой точёной шеей, дорисованной сладкими бусами до нечеловеческого совершенства, с этим платком оранжево-жёлтого шёлка, превратившим человеческую талию и бёдра во что-то цветочное, облачное или медовое, с грудью, укутанной пухом, как созревающий плод — лепестками, даже с этой светлой полоской шрама, рассекающей бровь — Кору стал гуо, чудовищно прекрасным, обольстительным и опасным созданием, демоном, обрезанным и взятым самим Владыкой Преисподней, а после выпущенным в мир на погибель несчастным человеческим существам… Девка так невероятно сильно отличалась от образа, который все эти две луны стоял у Элсу перед глазами, что он отшатнулся.
Видимо, ужас во взгляде Элсу привел рабыню в себя. Она смутилась, растерялась и опустила ресницы, став больше похожей на нормальную человеческую женщину — но всё равно казалась Элсу выходцем с того света.
— Прости, командир, — пробормотала она тише, отчего её голос перестал звучать так зачаровывающе. — Мне нельзя было приближаться к башне, а я давно хотела спросить… ты ведь в порядке? Я хочу сказать — голова не болит больше?
— Давно уже, — машинально ответил Элсу.
Рабыня подняла глаза и взглянула ему в лицо — робко, нежно и настолько желанно, что Элсу едва сдержал мгновенный порыв либо ударить её, либо сдёрнуть мех, открыв её шею и грудь совсем.
— Это хорошо, — сказала она с чуть заметной улыбкой, за которую им обоим определённо полагался ад. — Я всё время о тебе думаю. Жаль только… Наверное, хорошо, что Лев прислал за тобой людей, командир, но жаль, что мы больше не увидимся. Я всегда любила тебя.
— Что?! — прошептал Элсу, отступая на шаг.
— Любила, — кивнула рабыня, грустно улыбаясь. — Но мы ведь… ты знаешь, мы — рабы Истинного Пути, мы не смеем делать то, что хочется, мы боимся… если бы Закон разрешал нам вот так играть — как этим детям, как этому слепому мальчику… может, я рожала бы детей тебе… если бы ты захотел, если бы Творец разрешил… ты ведь тоже… тебе ведь нравилось общаться со мной, ты мне верил…
— Я бы тебя бил, — брякнул Элсу, пытаясь уместить услышанное в голове.