Лорд одним взглядом окинул стяг Баллиолов, корчившийся в пламени за спиной его забрызганного кровью сына.
— Гарнизон сдался. Бьюитл наш.
Громкий крик заглушил его слова. Его издал какой-то молодой человек, один из тех, кого пленили рыцари лорда. Он вырвался из рук своих конвоиров, застав их врасплох, и подбежал к мужчине, простертому на полу посреди остатков стола. Упав перед ним на колени, он отшвырнул в сторону деревянные обломки и обхватил голову мужчины ладонями. Кровь, расползающаяся по полу, стала впитываться в его одежду. Его взгляд метнулся к Брюсу, на лезвии широкого меча которого все еще красовалось красное пятно.
— Ублюдок, — выдохнул он, поднимаясь на ноги. — Грязный ублюдок!
Граф опасно прищурился.
— Убейте этого щенка, — распорядился он, делая знак двум своим вассалам, рыцарям из Каррика.
Те шагнули вперед, но голос лорда Аннандейла заставил их замереть на месте.
— Я сказал — все кончено. Солдаты гарнизона могут идти на все четыре стороны.
Рыцари растерянно переводили взгляды с графа на лорда, медленно опуская оружие.
— Ты можешь идти, — обратился лорд Аннандейл к юноше, не обращая внимания на ярость, написанную на лице сына. — Тебе не причинят вреда.
— Я не уйду без своего отца, — заявил молодой человек сквозь стиснутые зубы. — Он был управляющим сэра Джона Баллиола. Он заслуживает того, чтобы его похоронили, как полагается.
После недолгой паузы лорд кивнул двум своим людям:
— Помогите ему.
Унося с помощью двух рыцарей Аннандейла окровавленное тело своего отца, юноша прошел мимо графа Каррика.
— Проклятие Святого Малахии [21]навеки останется с тобой! — прошипел он.
Брюс презрительно хохотнул в ответ.
— Малахии? Прибереги свои угрозы для того, кто верит в них, — проскрежетал он, делая шаг вперед.
Старый лорд преградил ему путь.
— Оставь мальчишку в покое, — с нажимом проговорил он.
Но, глядя вслед молодому человеку, который вынес тело отца на тусклый утренний свет, лорд Аннандейл вдруг понял, что ему страшно.
6
— Прошу вас, его милость молится. Если вы подождете в приемной, я смогу…
Не обращая внимания на протесты монаха, Джон Комин распахнул двери церкви Святой Марии. Перед ним в сумеречную темноту, насыщенную благовониями, уходил неф. Когда глаза его привыкли к темноте, он заметил перед алтарем, освещенным свечами, коленопреклоненную фигуру. Комин шагнул вперед, но монах вновь заступил ему дорогу.
— Сэр, умоляю вас. Он просил, чтобы его не беспокоили.
— Для меня он сделает исключение, — отрезал Комин, направляясь к коленопреклоненной фигуре.
Когда Комин подошел вплотную, человек резко поднял голову. Гнев на его лице исчез, сменившись облегчением.
— Брат, — вскричал он, поднимаясь с колен и протягивая обе руки пришедшему. — Слава Богу, ты получил мое послание. — Он сделал знак монаху, нерешительно переминавшемуся с ноги на ногу, удалиться, после чего вновь обратил взор на Комина, оценивающе глядя на искусные доспехи, виднеющиеся из-под накидки и украшенные гербом Рыжих Коминов: три белых снопа пшеницы на красном поле. — Один твой вид способен внушить успокоение мятущемуся сердцу.
Встретив взволнованный взгляд Джона Баллиола, Комин ощутил острый укол презрения. Отделаться от этого ощущения было очень трудно, особенно когда он обнимал шурина в ответ. Но тут внимание Комина привлек алтарь, видимый через плечо Баллиола. Под статуей Девы Марии, окруженной рядом свечей, стояла шкатулка из слоновой кости. Завидев ее, Комин ощутил, как презрение его перешло в гнев. Галлоуэй, который перейдет под власть Баллиола после смерти его матери, наводнили враги, а этот человек стоит на коленях в уединенном монастыре, молясь перед сердцем своего отца. Если бы сам Комин взялся внимательно рассматривать свое генеалогическое древо, то, скользя по латинским ветвям, тоже дошел бы до самого представителя королевского дома Канмора, пусть и не напрямую, как Баллиол. Сколь изменчива может оказаться такая вещь, как кровь; как произвольно выбирает она тех, кому суждено вознестись на вершину власти. Он постарался отогнать от себя эту мысль. Рыжим Коминам всегда было хорошо и возле трона. Король — это всего лишь инструмент, как говорил его отец. А они были музыкантами.
Баллиол поймал взгляд зятя и тоже посмотрел на шкатулку. Он торжественно кивнул, по ошибке принимая сумрачное выражение лица Комина за сочувствие.
— Его сердце было первым, что моя мать взяла с собой, когда мы уезжали из Бьюитла. Она до сих пор каждый вечер ставит для него прибор к ужину. — Подняв руки и словно обнимая огромные колонны, образующие арки по обе стороны нефа, Баллиол развернулся на месте. — Невероятно, на что оказывается способна любовь, не так ли? Моя мать выстроила это аббатство в память о моем отце. Я советовал ей похоронить его сердце здесь, после того как был закончен этот священный алтарь, но она отказалась расставаться со шкатулкой до своей кончины, распорядившись, чтобы ее положили в могилу вместе с нею. Я восхищаюсь силой ее духа, этой женщиной, которая, несмотря на закат ее жизни, сумела создать такую красоту. — Отсутствующий взгляд Баллиола вдруг уперся в Комина и обрел резкость. — Как ты думаешь, они способны уничтожить все это?
— Уничтожить что? — переспросил Комин, все еще думая о шкатулке, в которой было заключено сердце прежнего лорда Галлоуэя.
— Это место. — Баллиол принялся расхаживать взад и вперед перед алтарем. — Эти шлюхины дети придут сюда за мной?
Комин смотрел, как Баллиол взъерошил волосы, каштановые, как и у его сестры, на которой Комин женился одиннадцать лет тому. Но все сходство на этом и заканчивалось. Баллиол не обладал ни страстностью своей сестры, ни ее проницательным умом. Комин всегда считал, что именно женщины в роду Баллиолов обладали поистине мужским характером.
— У тебя есть сведения об их местоположении?
— Да, есть, — с горечью отозвался Баллиол. — Брюсы заняли Бьюитл.
Комин неспешно обдумывал услышанное. Нападение Брюсов на замки Дамфриз и Вигтаун под корень подрубили могущество Коминов в юго-западной Шотландии, но, хотя захват двух крепостей больно ударил по семейной гордости, помешать долговременным планам Коминов не смог. А вот падение главного опорного пункта Баллиола — это уже совсем другое дело.
— Откуда тебе известно, что замок взят? В своем послании ты писал, что отправляешься в аббатство Влюбленных Сердец лишь в качестве меры предосторожности, когда Брюсы вторглись в Галлоуэй.
— Мне сообщил об этом сын моего управляющего. Я оставил его в Бьюитле вместе с небольшим гарнизоном, чтобы он позаботился о ценностях, которые я не мог увезти с собой. Мой управляющий погиб во время штурма от руки этого ублюдка, графа Каррика. — Баллиол буквально выплюнул ненавистное ему имя. — Вместе с восемью моими людьми. Восемью!
— Когда это случилось? — продолжал напирать Комин.
— Две недели тому.
— И с тех пор тебе ничего не известно о действиях Брюсов?
— Судя по тем сведениям, что дошли до нас, они остановились в Бьюитле.
Комин задумчиво нахмурился:
— Сын твоего управляющего, он еще здесь?
— Да. Я взял его в армию Галлоуэя. Ненависть к Брюсам придаст ему сил, чтобы сразиться с ними в неизбежной битве.
— Я хочу поговорить с ним.
Баллиол последовал за Комином, который двинулся по нефу.
— Разумеется, но давай сначала разместим твоих людей. Позади аббатства есть поле, на котором они могут разбить лагерь. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из монахов показал тебе место.
— В этом нет необходимости. Со мной прибыли только мои оруженосцы.
Баллиол замер на месте.
— Одни оруженосцы? А где же, в таком случае, твоя армия?
Комин развернулся к нему.
— Армии нет. Я прибыл один.
— Но в своем послании я сообщил тебе, что мне нужны люди и мечи, чтобы остановить продвижение Брюсов. Дружины моих вассалов разбросаны, так что у меня не было возможности оказать сопротивление. Как я могу сражаться в одиночку? — Голос Баллиола поднялся на октаву, сделавшись крикливым и гневным. — А я ведь полагался на тебя и как на своего брата, и как юстициара Галлоуэя. — Он в отчаянии всплеснул руками. — Зачем же, ради всего святого, ты прибыл сюда?
— Позволь мне поговорить с твоим человеком, и я все объясню тебе.
Баллиол попробовал было спорить, но, наткнувшись на непреклонность Комина, сдался и показал на двери церкви.
— Что ж, пойдем, — напряженным голосом сказал он. — Дунгал наверняка будет у могилы отца. Он не отходит от нее ни на шаг.
Щурясь от яркого света после сумрака церкви, Баллиол повел гостя по монастырю. Полуденное солнце оказалось жестоким к его лицу, высветив темные круги под глазами и подчеркнув опущенные уголки рта и зажившие оспины на щеках после перенесенной в детстве болезни. В свои тридцать семь он выглядел старше Комина, будучи на пять лет младше его, и дряблая кожа, усеянная пятнами, и поредевшие волосы сполна выдавали прожитые годы.
— А прочим хранителям хотя бы известно о том, что происходит в Галлоуэе? — в голосе Баллиола прозвучала мрачная злоба. — Или им все равно?
— Поначалу сообщения, поступавшие в Эдинбург, казались противоречивыми, но теперь уже все при дворе знают о нападении Брюсов.
— Ну, да, учитывая, что они даже не сделали попытки как-то скрыть свои действия, — ответил Баллиол, сжав руки в кулаки. — Мне докладывали, что они маршируют по окрестностям с развернутыми знаменами. — Они шли по закрытым монастырским аркадам. Двое из послушников, помогавших монахам управляться по хозяйству, поливали во дворе цветы и кусты, опаленные июльским солнцем. — Иногда мне кажется, что вся Шотландия знала о том, что они делают.
— Они хотят опорочить тебя, — после паузы предположил Комин. — Думаю, именно этим мотивом они и руководствуются в своих поступках. Боюсь, что Брюсы каким-то образом узнали о наших планах, когда мы стали получать первые сообщения. А теперь, с падением Бьюитла, я просто уверен в этом. У хитрой лисы Стюарта везде свои глаза и уши.
— Значит, тебе следовало быть более осторожным!
— Все равно наши намерения посадить тебя на трон не могли оставаться тайной долго, — скривился Комин. — Хотя, не исключено, мы бы оказались лучше подготовлены к борьбе с теми, кто противостоит нам сейчас, случись это открытие намного позже.
— Лорд Аннандейл борется за трон не для себя. Он объявил, что ведет борьбу от имени Норвежской Девы.
— Норвежской Девы?
— Так они называют внучку Александра, Маргарет. — Баллиол злобно уставился на своего зятя. — Скоро в нем будут видеть спасителя, а ко мне относиться как к какому-нибудь разбойнику или предателю, который нарушил данную им клятву и намеревается отобрать трон у ребенка! Я могу потерять все, Джон!
— Еще ничего не кончено, брат, и на твоем месте я бы не сожалел о своей репутации. Лорд Аннандейл собственными руками создает себе дурную славу. Своей агрессией в Галлоуэе Брюсы угрожают безопасности всего королевства. И уж я постараюсь, чтобы растущее недовольство их действиями пошло нам на пользу.
Баллиол не ответил, а лишь погрузился в мрачное молчание, когда они вышли из арочного прохода на закрытую галерею, которая вела к воротам в стене монастыря. Вокруг колыхались в жарком мареве желтые поля, а в воздухе роились насекомые. Двое мужчин зашагали к кладбищу, начинавшемуся за высокой церковной башней, стены которой, сложенные из красного кирпича, отбрасывали тень на ряды деревянных крестов. Когда они подошли ближе, Комин заметил молодого человека, сидящего у кучи свежевырытой земли.
При их появлении юноша поднялся на ноги.
— Милорд, — сказала он, поклонившись Баллиолу и вопросительно глядя на Комина. — Я выполняю свои обязанности. Клянусь, что молитвы за отца не мешают исполнять порученное мне дело.
— Я здесь не для того, чтобы наказывать тебя, — отозвался Баллиол. — Этот человек — мой зять, сэр Джон Комин, юстициар Галлоуэя и лорда Баденоха. Он желает поговорить с тобой.
Когда молодой человек вновь взглянул на него, Комин обратил внимание, как ввалились у того глаза. Он выглядел так, словно не спал уже несколько дней. Комин решил, что перед ним юноша, который вот-вот должен превратиться в молодого мужчину. Он жестом приказал молодому человеку следовать за собой, подальше от могилы.
— Тебя зовут Дунгал, верно?
— Да, сэр, Дунгал Макдугалл.
— Расскажи мне о штурме Бьюитла, Дунгал.
Комин внимательно слушал, пока юноша рассказывал. Голос его, поначалу робкий и срывающийся, становился все тверже и звонче, пока, наконец, не стал хриплым от сдерживаемой ярости, когда он дошел до сцены убийства своего отца графом Карриком.
— И ты пришел сюда, чтобы рассказать сэру Джону о том, что произошло с Бьюитлом? — поинтересовался Комин, когда Дунгал закончил свой рассказ.
— Не сразу, — отвечал юноша. — Остальные мужчины, которых освободили, направились в аббатство Влюбленных Сердец, чтобы рассказать обо всем сэру Джону и леди Дерворгуилле. Я поручил тело своего отца их заботам, а сам добровольно вызвался наблюдать за замком, чтобы посмотреть, куда Брюсы пойдут дальше.
— И сколько времени ты провел так?
— Десять дней.
— И за это время Брюсы не двинулись с места? — Комин повернулся к Баллиолу. — После захвата Вигтауна и Дамфриза Брюсы оставили в обеих крепостях гарнизоны, а сами двинулись дальше. Совершенно очевидно, что в Бьюитле их что-то задержало.
— Прибыл всадник, — медленно проговорил Дунгал, глядя на Комина. — Кажется, на четвертое утро после взятия замка. Я хорошо его рассмотрел из своего укрытия в лесу. Его впустили сразу же. — Дунгал склонил голову перед Баллиолом. — Прошу простить, я позабыл об этом. — Взгляд юноши переместился на могилу отца.
— У этого всадника был герб?
— У него был золотой щит с полосой в сине-белую клетку.
— Герб Стюартов, — тут же заметил Баллиол.
Комин постарался подавить свое растущее раздражение, убедившись, что все-таки сенешаль каким-то боком замешан в этой истории.
— Все совпадает, — сухо проговорил он. — Полагаю, от этого всадника Брюсы узнали то, что уже известно всем нам при дворе, и именно поэтому взяли передышку. — Он жестом пригласил Баллиола следовать за собой. — Думаю, время битв закончилось, — негромко заявил он, когда они зашагали по неровной земле между могилами. — Пока что, — Комин остановился, отойдя на некоторое расстояние от Дунгала и повернувшись лицом к Баллиолу, — об этом еще не знают, но вскоре все станет известно. Именно поэтому я и приехал. Хотел сообщить тебе лично.
— И что же ты хотел мне сообщить?
— Королева беременна, Джон.
Баллиол остановился, как громом пораженный.
Комин, тем временем, продолжал:
— Должно быть, она понесла всего за несколько недель до смерти Александра. Повитуха, осматривавшая ее, утверждает, что королева уже на пятом месяце. Признаки беременности были заметны намного раньше, но ее недомогание наверняка списали на скорбь от потери короля.
— Выходит, все напрасно? Весь этот риск. И все зря? — Баллиол уставился на Комина, и лицо его исказилось от ярости. — Я потерял свой дом и своих людей. Свое уважение!
— Ничего еще не кончено, — резко бросил Комин.
— Разумеется, а как же иначе? Это ведь не какой-то ребенок при чужеземном дворе. Он станет законным наследником короля!
— Да, но этим ребенком, мальчик он или девочка, будет руководить регентский совет до его совершеннолетия, — Комин впился в лицо Баллиола напряженным взглядом, заставляя шурина посмотреть на него. — У нас еще есть время.
7
Покрепче перехватив поводья, Роберт потянул их на себя, заставляя Айронфута задрать голову, когда конь воспротивился его воле. Юноша выругался сквозь стиснутые зубы, воспользовавшись словечком, которому его научили молочные братья в Ирландии, а потом опустил копье в позицию.
— Подбери повод! — рявкнул Йотр.
Пробормотав ругательство еще раз, уже в адрес своего учителя, но не сводя при этом глаз с цели, Роберт вонзил каблуки в мускулистые бока скакуна. Айронфут помчался вдоль берега, быстро перейдя в галоп. Мальчик съежился и подался вперед, чтобы выдержать яростный ритм. На него стремительно надвигался щит, прикрепленный к одной стороне столба с вращающейся перекладиной для удара копьем. Мешок с песком, висящий на другой стороне перекладины, покачивался в ожидании. Резко подав вперед руку, Роберт нанес удар. Боль обожгла пальцы юноши, и в последний момент он промахнулся. Он промчался мимо тренировочного столба, пронзив копьем воздух над щитом.