Она кивнула на прощание и вышла из комнаты.
– Вот так в жизни бывает, – задумчиво сказал Вейдеманис, – иногда думаешь, что твоя жизнь не удалась и Бог зачем-то ставит на тебе эксперимент. А на самом деле... Может, она должна была пройти через все эти муки, чтобы обрести свое счастье? Может, поэтому она такая счастливая?
Дронго помнил, что Вейдеманиса бросила жена, оставив ему дочь. Поэтому не торопился отвечать. Наконец он сказал:
– Не знаю. Трудно вообще решать за других, что такое счастье. Она потеряла первого ребенка, заболела, бросила учебу, не сделала карьеры. Казалось, что все кончено и жизнь не удалась. А с другой стороны, у нее есть любимый муж, который остался ей верен в трудной ситуации, и выстраданный ребенок. Бог дал ей все, что она могла бы у него попросить.
– Я всегда подозревал, что ты скрытый антифеминист, – пробормотал Вейдеманис, – для тебя счастье женщины в семье, в любимом человеке.
– Да, – кивнул Дронго, – а я этого никогда не скрывал. Вместо дурацкого ора феминисток, которые спорят, кто главнее – мужчина или женщина, я искренне считаю, что важнее всего сама жизнь человеческая и чувства, которые возникают между людьми. Мне иногда кажется, что человечество выживает именно благодаря этим чувствам, этой особой энергетике, возникающей между людьми. Она материализуется и защищает наше пространство от энтропии зла, которое тоже материализуется, в не меньшей степени.
– Вы философ, Дронго, – заметил Ахмедов, – вам нужно менять профессию.
– У меня философская профессия, – улыбнулся в ответ Дронго, – я уменьшаю энтропию зла, пытаюсь в меру своих возможностей сузить ее размеры. Разве это не замечательная работа?
Ответа он не услышал. В комнату вошел Фазиль Магеррамов. Вид у него был взволнованный и несколько растрепанный. Однодолларового галстука «под фирму» на нем уже не было. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. В добротном костюме он смотрелся сейчас гораздо лучше, чем раньше.
«Еще браслет снять, – подумал Дронго, – и будешь похож на нормального мужчину».
Глава одиннадцатая
Магеррамов был явно взволнован. Только что из класса, вся в слезах, вышла Оля. Он не скрывал своего волнения, входя сюда.
– Здравствуйте, – осторожно сказал Магеррамов, обращаясь к присутствующим. У него была та почтительная осторожность, которая бывает только у торговых и финансовых работников при виде сотрудников правоохранительных органов.
– Здравствуй, Магеррамов, – майор Ахмедов почувствовал в нем свой «контингент». Это был не независимый бизнесмен Аббасов, и не Габышев, работавший неизвестно на кого. Это был человек, боявшийся любого сотрудника в форме. Магеррамов знает правила игры и будет играть по этим правилам. Поэтому Ахмедов взял инициативу в свои руки и, показав вошедшему на стул, разрешил сесть. Этому можно говорить «ты», он не обидится.
Магеррамов осторожно сел на краешек стула. По-русски он говорил с небольшим акцентом. Однако Ахмедов допрашивал его именно на русском.
– Ты дружил с Керимовым? – сразу спросил майор.
– Мы вместе учились, – осторожно ответил Магеррамов.
– Это я знаю, – нахмурился Ахмедов, – я хотел уточнить: как хорошо ты его знал?
– Много лет знал. Дружили, – Фазиль почувствовал, что чем-то вызвал недовольство сотрудника органов, и сразу попытался исправить положение. – Мы очень дружили, – добавил он.
– До тебя нам рассказали, что Керимов вас обижал, – усмехнулся Ахмедов, – ты хоть нам расскажи, как он тебя обижал.
– Не обижал, – приложил обе руки к сердцу Магеррамов, – совсем не обижал. Мы очень дружили.
– С кем вы еще дружили? – неожиданно спросил Дронго. Верный своим принципам, он никогда не обращался к незнакомым людям на «ты», даже если они позволяли это делать.
– Со всеми дружили, – Магеррамов повернулся к нему. Его смущал этот неизвестный. С одной стороны, он тоже принимает участие в допросе, а с другой – разговаривает вежливо, обращается на «вы», и вообще известно, что Раис привез его из Москвы. Он эксперт. Конечно, у него нет власти, как у этого майора, но лучше и с ним быть поосторожнее.
– Говорят, что вы больше всех общались с Рауфом Самедовым? Это верно? – уточнил Дронго.
– Да, да общались. Как со всеми. Наши сестры дружили, – на всякий случай сообщил Фазиль, испугавшись, что именно его могут обвинить в убийствах.
– И вы вместе смотрели видеомагнитофон, – напомнил Дронго, – у других ведь не было такой дорогой игрушки.
– Смотрели, – кивнул, облизнув пересохшие губы, Магеррамов, – но только разрешенные фильмы. Только разрешенные.
«Прошло столько лет после развала Советского Союза, уже нет диктата партии и КГБ, а он все еще боится, – подумал Дронго. – Может, я и не прав. Может, тот режим, так калечивший души людей, должен был рухнуть. Рухнуть, чтобы появились другие люди, без постоянного чувства страха. Они не будут бояться смотреть те фильмы, которые им нравятся. Может, я не прав, когда сожалею о распаде Союза?.. Нет. Это разные вещи. Режим кретинов, который нужно было менять, и моя собственная страна, которую нельзя было разрывать на части. Эти два понятия не тождественны. Это совсем разные вещи».
– Кто еще с вами смотрел «разрешенные фильмы»? – спросил Дронго.
– Мы все вместе собирались, – облизнул губы Магеррамов, – иногда и мальчики, и девочки.
– Коллективное приобщение к культурным ценностям, – прокомментировал Дронго. – Теперь я верю, что вы очень дружили.
Ахмедов недоуменно смотрел на него. Он не мог понять, о чем идет речь. Вейдеманис усмехнулся. Парадоксальность мышления Дронго не была для него новостью.
– Кто, по-твоему, мог убить Керимова? – спросил Ахмедов, решив, что пора брать инициативу в свои руки. – Кто это мог сделать?
– Из наших никто, – испуганно прошептал Магеррамов, – никто не мог его убить. Игоря все уважали. Он был такой справедливый. Всем помогал.
– Вам тоже? – спросил Дронго.
Магеррамов метнул на него испуганный взгляд.
– Мне тоже, – подтвердил он, – у меня всегда было все в порядке.
– А почему вы так неожиданно ушли из Министерства финансов?
Вопрос Дронго заставил Магеррамова вздрогнуть.
– Почему ушел? – он явно тянул время. – Я перешел на другую работу.
– На какую?
– В Министерство торговли.
– А сейчас снова вернулись в финансовые органы. Вы ведь, кажется, работаете в банке?
– Да, – Магеррамов нервничал все больше и больше, оглядываясь по сторонам.
Вейдеманис видел его волнение, но не понимал причины. А Дронго, почувствовавший состояние Магеррамова, уверенно задавал следующие вопросы.
– Странно, – громко сказал он, – обычно финансисты не любят уходить в торговлю, считая это менее престижным. Кем вы работали в Министерстве финансов?
Магеррамов затравленно посмотрел по сторонам. Даже Ахмедов насторожился, чувствуя, как он нервничает.
– Я работал... Я работал в министерстве...
– Кем?
– Заместителем начальника управления, – выдохнул Магеррамов.
– И на какую должность перешли в Министерство торговли? Отвечайте, мы вас слушаем.
– Я... Мы... Я перешел работать сотрудником планового отдела Министерства.
– И вы хотите нас уверить, что ушли добровольно? – закончил Дронго. – Признайтесь, Магеррамов, что у вас были неприятности.
– Проверка была, – вздохнул Фазиль, – прокуратура начала проверку деятельности министерства. Нашего министра к тому времени сняли, и меня тоже.
– И Керимов вам не помог? Только не лгите, Магеррамов, это ведь легко проверить. Мы можем опросить ваших бывших коллег, уточнить в прокуратуре, в вашей семье. Он вам помог?
– Да, – почти с отчаяньем выкрикнул Маггерамов, и сам испугался собственной смелости, – да, он мне помог тогда. Он всем помогал.
– Всем помогал, – задумчиво повторил Дронго. Он подошел ближе, взглянул в глаза Магеррамову, положил свои руки на его и очень тихо спросил: – Сколько вы ему заплатили?
Магеррамов дернулся, но Дронго крепко держал его за руки.
– Нет, – крикнул испуганный Магеррамов, решивший, что его собираются арестовывать. – Я не убивал, честное слово! Это не я. Мы с ним вместе учились... – он чуть не плакал. – Я дал ему десять тысяч, – выдавил наконец Фазиль, – десять тысяч долларов.
Дронго отпустил руки Магеррамова и отошел от него. Потрясенный Ахмедов смотрел на Дронго, ничего не понимая.
– Откуда вы узнали про деньги? – невольно спросил майор.
– Я не узнал, я догадался, – вздохнул Дронго. – Мой отец всю жизнь работал в правоохранительных органах. О нем до сих пор ходят легенды. Так вот, он говорил мне, что времена изменились. Больше никто не помнит ни дружбы, ни чести, ни совести. Могут в знак уважения сделать одолжение на сто рублей. Сто первый уже хотят наличными. Я вспомнил эти слова отца. Видимо, Керимов помогал не только своему бывшему однокласнику и получал за это неплохие комиссионные. Верно, Магеррамов?
– Все так живут, – пролепетал Магеррамов, уже понявший, что никто не собирается его обвинять.
– Ты за всех не говори, – разозлился Ахмедов, – если ты жулик, это еще не значит, что мы все такие, – добавил он по-азербайджански, чтобы Вейдеманис не понял.
– Где вы были в момент убийства? – спросил Дронго.
– Спускался вниз, – вздохнул Магеррамов, – кто мог подумать, что все так случится.
– Никого из своих одноклассников не видели?
– Видел. Кажется, Свету Кирсанову. Она, почему-то, поднималась наверх.
Дронго и Ахмедов переглянулись.
– Кого еще? – спросил Дронго.
– Больше никого. Когда свет выключился, я повернулся, чтобы вернуться в основное здание. Прошел по коридору. Там полно молодых ребят было, все смеялись, шутили. А потом свет включили, вернее пробки поменяли. Я как раз вышел к подсобке. Увидел, как оттуда выходят наш директор и сторож. Потом они закрыли дверь, и я вернулся в конференц-зал. Оттуда меня позвали к вам.
– Ясно, – сказал Дронго, – у меня больше вопросов нет.
– Кто мог это сделать? – спросил Ахмедов, – как ты думаешь? Мы хотим знать твое мнение.
– Не знаю, – снова занервничал Магеррамов, – из наших никто. Нас всех проверяли на детекторе.
– Когда тебя проверяли, ты больше всех нервничал, – напомнил Ахмедов, – мне кажется, и в банке у тебя не совсем чисто. Нужно будет тебя проверить.
– Уже проверяли, – сразу сказал Магеррамов, – и ревизия была. У нас все в порядке.
– Поэтому ты больше всех волновался? – насмешливо спросил Ахмедов. – Ладно, иди отсюда и не болтай.
– Позовите Свету Кирсанову, – попросил Дронго на прощание.
Когда Магеррамов вышел, Эдгар задумчиво сказал:
– Я думал, что такие люди совсем перевелись. В нем все еще живет страх перед системой.
– Во-первых, здесь система сохранилась, – напомнил Дронго, – и даже наоборот, усилилась. Раньше сотрудники правоохранительных органов хоть чего-то боялись. Партии, начальства, Москвы. Сейчас во многом полный беспредел. А во-вторых... Ты знаешь, мой любимый русский писатель – Чехов. Мне всегда нравились и его рассказы, и его повести. Добрые, ироничные, мягкие. Его выстраданные пьесы с массой нюансов. Но с одной его фразой я категорически не согласен. Он писал, что можно выдавить из себя по капле раба. Так вот – раба выдавить невозможно. Нужно родиться свободным человеком. И только так.
– Разрешите? – в класс вошла Кирсанова. При ее появлении Дронго оглянулся, а Вейдеманис и Ахмедов невольно поднялись со своих мест.
– Здравствуйте, – кивнул Дронго, – проходите, пожалуйста, и садитесь.
Она прошла мимо него и села на стул. Женщина, очевидно, сознавала, как ее появление мобилизует мужчин. Она посмотрела на вскочивших Вейдеманиса и Ахмедова и улыбнулась.
– Вы хорошо знали погибшего? – решил сразу исключить лирику из их общения Дронго.
Кирсанова невольно напряглась. Обычно с ней мужчины начинали ворковать, а у этого человека в голосе был слышен металл. Или ее красота на него совсем не действует? Она внимательно посмотрела на Дронго.
– Естественно, хорошо. Я с ним училась в одном классе. Мы были очень дружны.
– Но сидели вы с Габышевым за одной партой. С ним вы тоже дружили?
– Вам уже рассказали про меня гадости, – она недовольно пожала плечами, – пусть говорят. Все девочки мне завидовали, не любили меня. Так до сих пор и осталось. Да, я дружила и с Габышевым, близко дружила. Очень близко. Если вы спросите, были ли у нас интимные отношения, я вам тоже отвечу. Будете спрашивать?
– Не буду. Меня больше интересует погибший Керимов. У него были враги?
– А вы знаете человека, у которого нет врагов? – усмехнулась она. – Наверняка были. Игорь был прокурором, а на этой должности друзей бывает мало. В основном знакомые и враги.
– Вы мизантроп, – сказал Дронго, глядя ей в глаза.
– Какая есть. Не притворяюсь.
– Нам рассказали, что три года назад во время восхождения Рауф Самедов и Владимир Габышев поспорили друг с другом из-за вас. Это правда?
– Господи, ну и люди. Это тоже успели рассказать. Наверно, правда, раз говорят.
– Правда или нет?
– Ну, правда. Они действительно поспорили. Только разве Рауф умел спорить? У него всегда были такие печальные глаза. Мы однажды костюмированный бал устроили, и все надели маски, так я его тогда по глазам узнала. А у Вовы глаза были другие...
– Не печальные?
– Нет, конечно. Глаза победителя. Как у вас. Когда видишь глаза мужчины, сразу понимаешь – лев он или заяц. Большинство – зайцы, ну а некоторые – шакалы.
– Будем считать, что я понял вашу звериную классификацию, – пробормотал Дронго, – но мне непонятно, почему вам не нравятся глаза победителя. По-моему, это нормально для мужчины.
– Нет, не нормально, – они смотрели друг другу в глаза. Она выдержала его взгляд. – Такие мужчины бывают одиноки, – прошептала Светлана, – с ними рядом не бывает женщин. Они им не нужны. Такие мужчины самодостаточны. Только у Вовы глупая самодостаточность, он считает себя красивее и умнее других, а у вас, очевидно, – от сознания вашей силы. Вы ведь не женаты, верно?
Дронго отвел глаза и посмотрел на Вейдеманиса. Тот усмехнулся.
– Женат, – вдруг сказал Дронго с огромным удовольствием, – и моя жена ждет ребенка.
– Возможно, я ошибаюсь, – сказала Светлана, – только бедному Игорю от этого не легче.
– Скажите нам, Кирсанова, где вы были в момент убийства? – решив, что пора вмешаться, спросил Ахмедов.
– Прошла в конференц-зал. Нас как раз сопровождали сотрудники полиции. Я еще подумала, что иду с эскортом полицейских. Мы были вместе с Лейлой Алиевой. Когда погас свет, мы потеряли друг друга, а потом вы нас сюда позвали, и я узнала об убийстве Игоря.
– Вы замужем? – уточнил Ахмедов.
– Это имеет отношение к убийству Игоря? – спросила она. – Нет, я не замужем. Разведена, у меня дочь.
– Чем занимается ваш муж? – Ахмедов поднялся и подошел ближе, словно хотел заявить свои права на эту красивую женщину.
– Он был режиссером в ТЮЗе. Сейчас работает в какой-то коммерческой структуре, точно не знаю.
– А сами вы где работаете?
– В английской фирме. Ее филиал открылся у нас два года назад. Они занимаются полиграфическими услугами. Их офис в старом городе, в Ичери-шехер.
– Совместная англо-бельгийская фирма, – вспомнил Ахмедов, – она арендует целое здание. Кем вы там работаете?
– Кем я могу работать? Секретарем директора по связям. Мистера Сервиса.
– Это его фамилия? – не поверил Ахмедов.
– Да. Мистер Джордж Сервис.
– Сколько вы получаете? – подозрительно спросил Ахмедов.
– Много. И налоги плачу большие. Или вы хотите, чтобы я платила еще больше?
Ахмедов сконфуженно посмотрел на Дронго, потом прошел на свое место. У этой женщины язык, как бритва.
– Вы знаете английский? – спросил Дронго, чтобы дать ей возможность успокоиться.
– Знаю, – кивнула она, – не в совершенстве, но неплохо.
– Интересная работа? – тихо спросил Дронго, подходя к ней.