– А как вы думаете? – она скривила губы. – Тоже мне, апостолы цивилизации. Ни один из приехавших сюда англичан не читал и десятой части тех книг, которые читали мы. Про Уэллса и Моэма они даже не слышали. Я уже не говорю о других. Им это не нужно. Для них главное – бизнес. Кто такой Гофман, не знают. Про братьев Гримм никогда не слышали. Такое ощущение, что их растили в инкубаторах.
– У вас, очевидно, работают не самые лучшие интеллектуалы.
– Вот именно, – кивнула она, – интеллектуалы. Занимаются полиграфией, а сами ни черта не смыслят в писателях. Вот о материалах для обложки или о красках они могут говорить часами. Или о ценах на бумагу.
– А уйти вы не можете, – закончил за нее Дронго, – другой работы сейчас нет.
– Конечно, нет. Иначе бы давно на все плюнула и ушла.
– С мужем отношения поддерживаете?
– Нет. Давно разошлись. Три года назад. Мой брак был ошибкой. Еще что-нибудь интересует?
– Ваши бывшие одноклассники вспоминали, как он приезжал к вам на встречу. Перед тем, как вы уехали в горы.
– Ну вот тогда последний раз и встречались. Он оказался слабым человеком, пил сильно, в общем, что говорить. Сейчас даже о дочери редко вспоминает.
– Девочка живет с вами?
– Нет, с бабушкой, моей матерью.
– Извините меня за следующий вопрос. У вас были близкие отношения с Керимовым?
Она посмотрела ему в глаза. Что-то мешало ей соврать. Или, как обычно, схамить.
– Я должна обязательно отвечать?
– Желательно.
– Не можете успокоиться, пока не устроите мне душевный стриптиз, – она вздохнула, – ладно, скажу. Только жене покойного не сообщайте. Пусть думает, что он был ангелом. Не был он ангелом. И я ангелом не была. Достаточно? Или нужны подробности?
– Не нужны. А с Габышевым?
– Что с Габышевым? Можно подумать, что вы ничего не знаете. Вчера ваших стукачей Вова засек в ресторане. Знаете ведь, где я была этой ночью.
– Вы были с ним, – сказал Дронго.
– Вот именно. Мы с ним старые друзья, такие старые, что иногда кажемся друг другу мужем и женой.
– Вы с ним давно встречаетесь?
– Давно. Еще до замужества. Только я при муже ни с кем не встречалась. Думала, выйду замуж и буду нормально жить. Куда там. Невезучая я, наверное. Это я Вове со своим мужем изменила. Он ведь моим первым мужчиной был, а я – его первой женщиной. Вся школа следила, как мы встречаемся. Потом мы поссорились, и он уехал. А я назло ему замуж вышла за такого фендрика. Ну а потом пожалела. Поэтому вы меня больше про Вову не спрашивайте. Он тоже не ангел. Только среди наших ребят убийцы не может быть, это я точно знаю. Нет у нас таких нелюдей. Нет. Это кто-то нарочно делает, чтобы ребят подставить. Никто из наших на такое не способен.
Дронго заметил движение Вейдеманиса и кивнул ему, давая возможность задать вопрос.
– Госпожа Кирсанова, – спросил Эдгар с характерным прибалтийским акцентом, – а вы не интересовались, где именно работает ваш муж?
– В фирме какой-то. Водой торгуют. А почему вы спрашиваете? – она повернулась к нему. Этот человек, говоривший с акцентом, был ей интересен.
– Вы только что сказали, что никто из ваших ребят не мог на такое пойти. А если убийца – кто-то со стороны? Он, например, знает, что вы встречались с Габышевым или с Керимовым. Или не знает точно с кем, но злится, видя ваши отношения с бывшими одноклассниками. Творческий человек, бывший режиссер, а вы его оттолкнули. Да, похоже, никогда и не любили. Даже встречаться с ним не хотите. Может, он взял нож и решил таким необычным способом отомстить вашим одноклассникам. Как вы полагаете?
– Мой муж? – она замерла, задумалась, потом решительно тряхнула головой: – Никогда. Никогда в жизни. Он на такой поступок не способен. Для этого силу нужно иметь особую. Или злобу. А у него нет ни силы, ни злобы.
– Может быть, после того как вы его бросили, силы появились? Он ведь театральный режиссер, – настаивал Эдгар, – мог загримироваться и придти сюда. А потом убить Керимова.
– Загримироваться мог, – задумчиво сказала она, – но зачем он тогда убил Олега Ларченко или Эльмиру Рамазанову? Они-то тут при чем? Нет, мой бывший муж на такое не способен.
– Может, он ревновал вас к ним? – настаивал Эдгар.
– К женщине? – улыбнулась Светлана. – Не думаю, что я опустилась до такой степени.
Вейдеманис умолк. Он посмотрел на Дронго и на Ахмедова, словно давая понять, что исчерпал свои вопросы.
– Спасибо, Кирсанова, – поспешно сказал Ахмедов.
Она поднялась. Неожиданно Дронго подошел к ней.
– Когда вы сейчас говорили об убитых, вы не назвали Самедова. С ним у вас тоже были близкие отношения? Если можно, я прошу вас ответить искренне.
– Хотите узнать, какая я дрянь? Да, один раз. Я его тогда просто пожалела. Как раз за день до его дурацкой смерти. Я как чувствовала, что мы можем с ним никогда больше не увидеться.
– До свидания, – Дронго повернулся к ней спиной.
Когда она вышла, Ахмедов спросил:
– Будем допрашивать остальных? Остались только двое – Лейла Алиева и Леонид Альтман. Оба врачи.
– Врачи, – кивнул Дронго, – и оба прекрасно знают, куда нужно ударить человека, чтобы убить его наверняка. Давайте начнем с мужчины.
Глава двенадцатая
Альтман вошел в комнату, протирая очки. Он ждал дольше других и видел, как возвращается с допроса заплаканная Ольга, взволнованная Света, напуганный Фазиль, расстроенный Раис, мрачный Владимир. Он видел их всех и поэтому вошел в комнату уже подготовленным к испытаниям.
– Вы хорошо знали Керимова? – с порога спросил его Ахмедов.
Он тоже поднялся, ему надоело сидеть, захотелось размяться. А Дронго, напротив, прошел к своему прежнему месту и устало сел, слушая, как Ахмедов допрашивает вошедшего Альтмана.
– Знал, конечно. Мы с ним вместе учились.
– Вы с ним дружили?
– Не совсем, – чуть подумав, ответил Альтман, – я понимаю, что сейчас нужно говорить по-другому, но мы были только одноклассниками. У него был свой круг общения, у нас свой.
– У кого это «у нас»? – сразу всполошился Ахмедов. – Что значит «свой круг общения»? О чем вы говорите?
– Вы же все прекрасно понимаете. Он был прокурором, а я всего лишь доцентом. Такие люди обычно не общаются. Конечно, мы встречались, говорили друг другу приятные слова, но и только. Игорь был слишком значительным человеком, чтобы встречаться с каждым из своих одноклассников.
– А вот Магеррамов говорит, что они часто встречались.
– У них были пересекающиеся интересы, – улыбнулся Альтман, – я же говорил, что Игорь общался только с себе подобными. Жаль, что его убили. Он был неплохим человеком. В отличие от большинства наших прокуроров, с ним можно было хотя бы поговорить. Очень жаль, что все так получилось.
– Кто, по-вашему, мог его убить? – спросил Ахмедов. – Вы же знаете всех ваших ребят. Кто это мог сделать?
– Мы уже не ребята, – задумчиво сказал Альтман, – мы уже давно взрослые. У каждого своя жизнь.
– Вы хотите сказать, что мы должны подозревать каждого?
– Нет, конечно. Я просто хотел сказать, что мы давно вышли из детского возраста, и теперь каждый отвечает за себя и за свою жизнь сам.
Дронго улыбнулся. Ему нравился этот философствующий врач.
– Когда погас свет, вы были в конференц-зале? – спросил Дронго.
– Да, мы уже успели подняться наверх. Потом, конечно, спустились. Не могу понять, как это произошло. Игорь был сильным человеком. Не каждый мог бы с ним справиться.
– Значит, вы уверены, что убийцей был сильный мужчина? – уточнил Ахмедов. – Вы на этом настаиваете?
– Я не знаю, как его убили.
– Ударили ножом в шею, – пояснил Ахмедов, – а потом втащили в туалет. Видимо, убийство произошло в темноте, и Керимов не успел среагировать. Хотя его убили у окна, а там было достаточно светло, чтобы разглядеть нож в руках убийцы.
– Ножом могла ударить и женщина, – заметил Альтман, – для этого не обязательно нужен мужчина. Если ударили в темноте и неожиданно, то Игорь мог и не увидеть убийцу.
– Как вы думаете, Альтман, если ударить в артерию, можно избежать пятен крови? – спросил Дронго.
– Если убийца стоит прямо, то вряд ли. Только если он ударит сбоку. И то на несколько секунд. Нужно сразу отскочить. Хотя для жителя Баку это не проблема.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Ахмедов. – Хотите сказать, что у нас столько убийц?
– Нет, конечно, – засмеялся Леонид Альтман, – конечно же нет. У нас самые добрые люди в мире. Но в городе многие знают, как резать баранов. Вы ведь знаете, сколько баранов режут на курбан-байрам. Традиционное жертвоприношение. Я всегда удивляюсь, почему не говорят людям, что это был древний иудейский обряд. Бог приказал Аврааму убить сына своего Исаака, но в самый последний момент отвел руку его, послав жертвенную овцу, которую Авраам заколол вместо сына. Конечно, этот обряд внешне малопривлекателен, но какая прекрасная идея – чтить Бога превыше всего на свете, а Бог в милости своей спасает твоего сына, заменяя его заклание жертвенной овцой. Не нужно считать, что я против праздника. Я же еврей, а этот обычай был еще у древних иудеев. Просто я считаю, что в городе очень много специалистов, которые могут перерезать горло барану и не испачкаться кровью. Для этого не обязательно быть врачом. Вы ведь наверняка думаете обо мне. Но я врач, а не мясник.
– Как вы думаете, кто-нибудь из сидевших в классе мог не любить Керимова? – спросил Дронго.
– Нет, конечно. Почему они должны были его не любить? Все к нему относились хорошо. Он был лидером в нашем классе.
– Не все, – сказал Дронго, – с Габышевым они соревновались за лидерство в классе и за красивую женщину. С Фазилем Магеррамовым у него были свои денежные расчеты. Вряд ли Фазиль так уж любил своего бывшего одноклассника. Светлана Кирсанова тоже могла испытывать к домогавшемуся ее Керимову не очень теплые чувства. Наконец, Раис Аббасов. Он просто не любил Игоря. Как видите, много людей, которые могли его недолюбливать. Меня интересует другое. Почему убийства начались с Рауфа Самедова? Почему сначала столкнули его, потом убили Ларченко, потом Рамазанову? И только теперь – Керимова. Почему? Представить, что убийца выбирал первые попавшиеся жертвы, я не могу. Ведь Самедов, судя по рассказам ваших товарищей, вообще никого не обижал. Почему начали с него?
– Мне кажется, он сорвался со скалы случайно, – вздохнул Леонид, – он был в тот день во взвинченном состоянии, напрасно мы его с собой взяли. Они как раз накануне поспорили с Вовой. Вернее, Вова стал задирать Рауфа, мы вмешались, сказали, чтобы они прекратили. Тогда еще Олег вспомнил про нашу поездку в пионерский лагерь.
– Какую поездку?
– Мы тогда все вместе поехали в лагерь, а родители привезли нам черешню. Мы все, конечно, обожрались. А потом нам молоко дали. У некоторых такой понос начался, не успевали до туалета добежать. Вот Олег и вспомнил эту историю. А не успели добежать Рауф и Фазик. Представляете, как они злились. Но Фазик ничего не стал говорить. Он ведь торговый работник, ему нужно свои чувства при себе держать, за столько лет научился. А вот Рауф начал кипятиться, и потом – эта нелепая ссора.
– Вы хотите сказать, что в тот день Олег Ларченко издевался над Магеррамовым? – вступил в разговор Ахмедов. – Он скрыл от нас этот факт.
– А вы хотите, чтобы он рассказывал об этом на каждом углу? – спросил Альтман. – Я тоже не должен был вам об этом говорить. Просто меня спросили про ребят. Я сам не могу понять почему все так происходит. При чем тут Рауф, Олег, Эльмира, Игорь. Все так нелепо перемешалось.
– Все ясно, – сказал Ахмедов. – Вы ничего больше не хотите добавить?
– Если у вас нет больше вопросов.
– У меня есть, – сказал Вейдеманис, – господин Альтман не сказал нам, как он относился к госпоже Кирсановой. И как относился к остальным убитым.
– Мне Кирсанова всегда нравилась, – чуть подумав, сказал Альтман, снимая очки и снова протирая их, – очень нравилась. Но ей больше нравились другие. Керимов и Габышев. Я не в обиде. Все так и должно было быть. Они были высокие, красивые, сильные. А я был неуклюжий увалень, рыжий и в очках... Какой был второй вопрос? Как я относился к убитым? С Рауфом дружил до определенного времени, потом он уехал в Сумгаит и мы перестали общаться. С Олегом у нас были нормальные отношения, ровные, как и у других одноклассников. А вот Эльмиру Рамазанову я не любил.
– Почему? – не отставал Вейдеманис.
– Не знаю почему. Она была злая девочка, злопамятная и злая. Конечно, нельзя так говорить об умерших, но вам ведь нужна правда. Я могу идти?
– Да, – кивнул Ахмедов и, когда Альтман вышел, возбужденно обратился к Дронго, – мы нашли убийцу! Я абсолютно уверен, что это Фазиль Магеррамов. Какой негодяй. Вы посмотрите, как он нас здесь обманывал. Ведь не побоялся очернить умершего, рассказал про взятку, которую дал Керимову, про десять тысяч долларов. Но не рассказал о случае, который произошел в лагере. Все совпадает. Он наверняка решил избавиться сначала от Рауфа – для отвода глаз, чтобы никто ничего не заподозрил. А в качестве объектов убийства выбрал троих – Ларченко, Рамазанову и Керимова. Остается найти доказательства, и мы его посадим. Хотя уже сейчас ясно, что он нас обманывал.
– Не думаю, – сказал Дронго, – ведь каждому человеку неприятно вспоминать такие подробности. Что касается Керимова, то вряд ли Магеррамов стал бы врать. Вы знаете прокуроров, которые не берут взяток? Если есть такие бессеребреники, значит, они давно уже не прокуроры. В этой системе иначе нельзя. Только есть прокуроры, которые принимают то, что им дают, и есть вымогатели, которые издеваются над людьми. Вот и вся градация.
– Послушать вас, так вообще все плохо, – отмахнулся Ахмедов, – я думаю, что главный подозреваемый – это Магеррамов. Или вы полагаете, что только вы читали Фрейда? Он маленького роста, у него с детства были комплексы. Это, вне всякого сомнения, он. Вы про фильмы какие-то спрашивали. Может, он любил садистские фильмы?
– В таком случае, где пистолет, который он якобы отнял у Керимова?
– Спрятал, – убежденно произнес Ахмедов, – нам нужно все обыскать. Представляю, как он ненавидел Керимова. Знаете, я заметил странную вещь. Люди обычно больше всего на свете ненавидят своих благодетелей.
– Тоже мне благодетель за десять тысяч долларов, – усмехнулся Дронго, – ладно, давайте поговорим с Лейлой Алиевой и начнем анализировать всю полученную информацию. Хотя мне кажется, что сейчас это дело гораздо сложнее, чем представлялось вначале. Боюсь, что наше расследование может выйти совсем на другие результаты.
– У тебя есть какие-то соображения? – спросил Вейдеманис.
– Пока не уверен, – уклонился от ответа Дронго.
В комнату вошел Курбанов.
– Они в туалет просятся, – пояснил он.
– Все сразу? – рявкнул Ахмедов.
– Да. Мужчины стеснялись говорить, но Габышев вышел и сказал нам. И женщины тоже...
– Хорошо. Пусть с каждой группой пойдут полицейские. Чтобы ничего не случилось. Ты меня понимаешь. Головой отвечаешь. Нет, подожди. Отведите всех в один туалет, в женский. На втором этаже. В мужской чтобы никто не заходил. Может, убийца там и спрятал свой пистолет. Нужно все проверить.
– В канализации проверять? – зло спросил Курбанов.
– Если понадобится, руками дерьмо копать будем, – зло парировал Ахмедов, – но пистолет найдем. Пусть ищут.
– Пусть первой пойдет Лейла Алиева, – сказал Дронго.
– Уже поздно, – напомнил Курбанов, – люди в конференц-зале. Двести с лишним человек. Что с ними делать?
– Мы решим. Вы можете идти, – отпустил подчиненного Ахмедов.
– И что вы намерены решать?
– Пусть еще посидят.
– Людей нужно отпустить, – подсказал Дронго.
– Как мне их отпускать? – в голосе Ахмедова слышалось раздражение. – А если убийца среди них?
– Двести человек, – сказал Дронго, – вы все равно не сможете их допросить. Лучше вызовите сюда из вашего управления женщину.
– Какую женщину? – не понял Ахмедов.