Оксеншерна. Вы догадываетесь?
Гарди. Если бы и догадывался, то не сказал бы.
Оксеншерна грустно. Де-ла Гарди!.. Ведь вы государственный казначей, а знаете ли вы, в каком положении государство?
Гарди. Этого, я думаю, никто не в состоянии выяснить.
Оксеншерна. Мне это теперь ясно. Целый год я подводил счета… вот посмотрите…
Гарди. Ну и что же?
Оксеншерна подымается подавленный и ходит взад и вперед. Положение печальное!
Гарди. «Claudite libros!» Но прекратим этот разговор!
Оксеншерна ломает руки в борьбе с самим собой. Де-ла Гарди, вы знаете, я всегда питал благоговение к памяти моего великого короля и его наследницы. Но родина для меня — выше всего!..
Гарди. Перестаньте, Оксеншерна, иначе вы раскаетесь!
Оксеншерна. Что делаться должен говорить!
Гарди. Молчите. Стены имеют уши, и испанские башмаки ступают неслышно.
Оксеншерна останавливается и всматривается в Гарди. Вы говорите — испанские? Поспешно. Вы знаете Пиментелли?
Гарди. Да!
Оксеншерна. Что это за человек?
Гарди. Обыкновенный испанский иезуит, и кроме того фаворит королевы.
Оксеншерна. Иезуит! Боже, пощади нас! Пауза. Не знаете ли вы, Гарди… нет, не могу… как трудно шпионить и злословить… Устарела моя политика… Пауза. Правда ли, что придворный портной Хольм будет произведен в дворянство и станет камергером?
Гарди. Правда.
Оксеншерна. Боже мой! Пауза.
Гарди. А молодой Тотт будет членом государственного совета.
Оксеншерна. Подпоручик Тотт? Ведь ему двадцать три года!
Гарди. Что же, он фаворит!
Оксеншерна, медля. Что такое фаворит, что подразумевается под этим словом? Оно вечно всюду преследует вас…
Гарди. Фаворит: это любимец, ему жертвуют всем!
Оксеншерна, Мне лучше было бы лежать в гробу, чем… Пауза. Правда ли?.. Господи, прости мне — правда ли, что королева бывает на католической мессе у французского посланника?..
Гарди. И творит крестное знамение? Да! Это знает весь город.
Оксеншерна вне себя. Боже, зачем я живу? Магнус, ради Бога дайте мне высказаться… Пауза. Мое благоговение, мое уважение, моя верность по отношению к королевскому дому, всё, что когда-то я высоко ценил я должен теперь выкинуть за борт. Я притворялся слепым из чувства благоговения; из чувства уважения — делался глухим; наконец, желая быть верноподданным лгал. Я трусом стал, я стал низкопоклонником, я окружил почетом ничтожество, я начал презирать сам себя. Пауза. Государством управляет глупая женщина. Счетные книги в таком виде, как будто они велись неразумным ребенком. Собственность короля роздана чужеземцам; даются балеты, стоящие 30.000 в вечер; армия существует только на бумаге, а флот — гниет в бездействии; собрание государственных чинов третируют, как палату общин, государственный совет пополняется подпоручиками; церковь при дворе — коллегия иезуитов; королевский замок превращен в дом терпимости! Пауза.
Гарди. Итак, перемены неизбежны.
Оксеншерна. Да. Пауза.
Гарди. Сословия хотели выдать королеву замуж?
Оксеншерна. За Пфальцграфа Карла Густава, но нам это не желательно.
Гарди. Т-а-к.
Оксеншерна. Карл Густав — воин и будет вести войны, но он не политик, способный управлять государством. Кроме того, мы не желаем никого из династии Пфальцеров, раз у нас имеются потомки Вазы.
Гарди. Потомки Вазы?
Оксеншерна. Да, в Польше!
Гарди. Верно… Но у Карла Густава много друзей!
Оксеншерна. Врагов у него больше!
Гарди. Какая-то партия хочет ограничить королевскую власть, и тем улучшить положение дел.
Оксеншерна. Я член этой партии.
Гарди радостно удивленно. И Кромвель также!
Оксеншерна. Да, и Кромвель… Вы знаете его?
Гарди. Нет, очень мало… Говорят он обезглавил короля.
Оксеншерна становится сумрачным и сдержанным. Да… Это нельзя назвать его лучшим поступком. Пауза. Представьте себе, Де-ла Гарди, те пять миллионов, что мы получили после Вестфальского мира — пропали.
Гарди. Пропали?
Оксеншерна. Украдены!
Гарди. Кем?
Шум в дверях направо.
Оксеншерна, смотря направо. Её величество! Оба встают.
Кристина в амазонке; отвечает наклонением головы. Сперва внимательно изучает лицо Гарди, как бы ища разъяснения, затем глаза её встречаются с глазами Оксеншерна.
Гарди подает ей стул.
Кристина садится. Садитесь, Оксеншерна.
Оксеншерна садится. Ваше Величество!..
Кристина после паузы. Я пришла по поводу письма Мессениуса. Пауза. Знакомо оно вам?
Оксеншерна. Не его содержание.
Кристина вынимает письмо. Тогда я прочту вам кое-какие выдержки… Прочесть его полностью значило бы слишком унизить себя, да и вас, канцлер.
Оксеншерна наклоняет голову.
Кристина. Автор — если только можно его так назвать — говорит, — начнем хоть с этого — говорит, что королева — дура и не имеет ни малейшего представления о том, как надо управлять государством.
Оксеншерна оглядывается, словно желая обнаружить предателя.
Кристина хладнокровно. Далее: государственные деньги, конечно, бросаются иностранцам, затем, даются балеты, по двадцать тысяч в вечер… собственно говоря — по тридцать, но это всё равно… вы поняли?
Оксеншерна с суровым выражением лица. Да, понял.
Кристина. Потом, что-то о коллегии иезуитов, о палате общин и подпоручиках…
Оксеншерна смотрит на Гарди, поражен.
Кристина. Затем дело идет о вас, Оксеншерна… Автор утверждает, что вы злоумышляете против Карла Густава, как престолонаследника. Я бы охотно пощадила вас, Оксеншерна, но по смыслу письма ни одно средство не останется не использованным вами, даже яд.
Оксеншерна в волнении.
Кристина. Настоящий яд… и приготовлен он будет в одном из замков в окрестностях Стокгольма. Как вы думаете, чей это замок?
Оксеншерна молчит.
Кристина. Ну, оставим это. Однако, среди всей этой низкой клеветы есть один пункт, внушающий серьезные опасения. А именно: какая-то партия, любящая Кромвеля более, нежели Стюартов, поставила себе целью всеми средствами ограничить королевскую власть… Отрезая как ножен. Вы поняли?
Оксеншерна с ледяным спокойствием наклоняет голову.
Кристина. Это главный пункт; другие — более нелепые — я обхожу молчанием. Что скажете вы об этом злостном письме, Оксеншерна?
Пауза.
Оксеншерна. Я, пожалуй, не придал бы этому письму ни малейшего значения; но оно отражает, несмотря на ложь и явные преувеличения, мнения, последнее время сильно распространившиеся в обществе… Да, должен сознаться, я только что взгляд на Гарди слышал нечто подобное. Ваше Величество, этот пасквиль не так безвреден; на него не следует смотреть сквозь пальцы!
Кристина двусмысленно выжидательно. Да, я того же мнения. И потому я и отдала приказание обоих Мессениусов арестовать.
Оксеншерна. Уже?
Кристина, нападая. Разве вы не находите, что дело не терпит отлагательств? Слабее. И вот теперь, когда начнется следствие, я надеюсь, откроют и тех, кто являлся распространителями подобных мнений; тех, чьи мысли отразил клеветник в своем письме. Я надеюсь также, что это следствие устремляет взор на Оксеншерна который сидит готовый парировать и нападать разъяснит нам и другие, еще более важные вопросы, вытягивает шею и шипит и особенно один вопрос, Оксеншерна, очень близко касающийся лично меня!
Оксеншерна спокойно и вполне уверенно. Не о пяти ли миллионах?
Кристина бледнеет, вдыхает жадно воздух и остается сидеть с вытянутой шеей.
Оксеншерна не спускает с неё глаз.
Кристина медленно опускает голову и съеживается. Какие пять миллионов?
Оксеншерна. Украденные!
Пауза.
Кристина медленно. Что это за деньги?
Оксеншерна подымается. Шведская контрибуция по Вестфальскому миру! Я сейчас покажу документы. Уходит в маленькую дверь.
Кристина вскакивает, схватывает руки Гарди и прижимает их к своей груди. Магнус, во имя Иисуса, затуши процесс!
Гарди. Слитком поздно!
Кристина. Помоги мне!
Гарди. Ты вздумала подразнить льва.
Кристина, ударяя себя хлыстиком. Ах, когда же я вырвусь из его когтей!
Гарди. Ведь не он первый начал царапаться!
Кристина. И зачем только потревожила я это осиное гнездо?! Помоги мне, Магнус!.
Гарди. Ползи на коленях ко Кресту!
Кристина. Мне?.. Ползти на коленях!!?
Гарди. Это наш долг!
Кристина. Ладно, пусть так! Но я отомщу потом!
Гарди. Это нам не ново.
Кристина оставляет хлыст и меняет выражение лица.
Оксеншерна возвращается с бумагами.
Кристина кокетливо и дружелюбно ударяет Оксеншерна по руке. Спасибо, друг мой, я верю Акселю Оксеншерне на слово; Кристине — документы не нужны.
Оксеншерна остается холодным.
Кристина. Ну и сердит же старина! Помнишь, бывало за уроками истории как ты таскал меня за волосы?! Берет его руку и кладет ее себе на голову. Ну, приласкай же меня немножко, ведь я так избалована… а у меня нет отца… нет матери!
Оксеншерна наполовину холодно. Дитя мое, будь также правдива, как ты хороша, и все будут и любить, и уважать тебя.
Кристина, подавляя обиду. Спасибо, канцлер! Не затягивай процесса, и пусть все эти неприятные истории поскорее забудутся.
Оксеншерна. Могу ли я попросить у Вашего Величества письмо?
Кристина непринужденно. Да, как только я получу с него копию. Вынимает часы. Теперь я должна идти. Прощайте. Поворачивается. Да, скажите, в Польше есть Вазы?
Гарди. Как же, потомки Сигизмунда!
Кристина. Но ведь они католики?
Гардин Они могут быть обращены!
Кристина насмешливо. Да, ты прав… Ищите себе Вазов, а я найду кое-кого получше! До свиданья! Уходит.
Оксеншерна. Кошка! Настоящая кошка!.. Грустно слитком долго жить, Де-ла Гарди, и быть свидетелем, как всё прекрасное становится безобразным, всё доброе — злым.
Гарди. Ну, а анонимное письмо?
Оксеншерна. Должен сознаться, я и сам был удивлен. Всё это пустая болтовня, и автор повторяет ее в своем письме.
Гарди. Я такого же мнения. И теперь мы их приговорим к казни.
Оксеншерна. Как жестока жизнь! Но этому надо положить конец.
Гарди. Устранить ее мы не можем, но можем заставить ее отречься!
Оксеншерна. Разве это возможно?
Гарди. Да, это возможно!
Оксеншерна. Пойдем сюда и поговорим.
Гарди. Там кто-нибудь есть?
Оксеншерна. Да, конечно.
Гарди. Кто же?
Оксеншерна. Пойдемте и увидите!
Гарди, заглядывая в комнату. Купец Аллертс!
Оксеншерна. Вы его знаете?
Гарди. У него есть дочь…
Оксеншерна. А у дочери есть сын…
Гарди. Отец которого — Карл Густав…
Оксеншерна. Да!
Действие третье
В глубине сцены роскошный салон. Налево, отделенные китайскими ширмами, две софы и несколько стульев, сгруппированных вокруг большого стола. Направо громадный шкаф орехового дерева в голландском стиле. Часть авансцены представляет вход или галерею… В мастерской направо, наискось, продолговатое низкое окно, по обыкновению шестистворчатое. Перед окном большой рабочий стол, за которым помещаются шесть подмастерьев; все они сидят, поджав под себя ноги и шьют роскошные костюмы. Рядом с ними один подмастерье кроит, другой гладит, третий примеряет на манекен костюм Пандоры.
1-й подмастерье, выглядывая в окно. Кажется, толпа собирается!
2-й подмастерье. Лучше не смотреть!
3-й подмастерье. Почему же?
2-й подмастерье. Еще задавят!..
Гладильщик. Молчите, вы!
Примерщик. Их будут судить дворцовым судом?
Гладильщик. Мессениусов? Да! Разве ты не знаешь?
2-й подмастерье. Много народу будет на суде!
Примерщик. Кто же еще-то?
2-й подмастерье. А свидетели!
Гладильщик. Ну, делайте свое дело!
Гладильщик и примерщик уходят в глубину сцены.
Примерщик гладильщику. Вот проклятый процесс! Точно невод; потянешь за веревочку, попадет сколько хочешь и мелкой и крупной рыбы. Поверишь ли, нет почти ни одного высокопоставленного лица, которое не было бы в нём замешано… Ни единого, начиная с самого высшего, до самого низшего.
Гладильщик. С самого высшего?
Примерщик. Ну да!.. И все друг друга подозревают… Все!
Гладильщик. А… А самое высокопоставленное?
Примерщик. Та боится! Входя в глубину сцены.
Закройщик. Осторожнее, как можно осторожнее!
Примерщик. А нам-то чего бояться? Все могут попасть в немилость, всех могут вышвырнуть за борт, только не нас. Мы им необходимы; сам канцлер называет нас советом десяти неприкосновенных… А Хольм-то, хозяин-то наш… Знаете, ведь он скоро сделается дворянином!
Закройщик. Дворянином? А что же с нами-то будет?
Примерщик. Сами мастерами будем!..
Гладильщик. А все-таки, молодцы эти Мессениусы!.. Всем, всем пожертвовать!
Закройщик. Это развяжет языки… Тише… Хольм!
Все возвращаются к своим занятиям.
Хольм появляется с гусиным пером за ухом и с лорнеткой. Он подходит к большому шкафу, отворяет дверцу и вынимает из одного ящика какую-то бумагу, читает ее и делает какие-то заметки. Не оборачиваясь к подмастерьям, говорит. Пожалуйста тише, тише!
Кристина входит в традиционной амазонке с мечом и цепью Иоаннитского ордена; юбка подколота сбоку. Выражение лица испуганное. Хольм!
Хольм умеренно вежливо. Ваше Величество!
Кристина. Ты можешь дать мне тридцать тысяч талеров?
Хольм. Конечно, да!
Кристина. Никогда еще ты мне не отказывал, мой честный Хольм!.. Видишь ли, мне необходимо устроить балет, чтобы прекратить в народе толки об этом проклятом процессе…
Хольм. Да, проклятом! Проклят тот, кто его начал!
Кристина, вздрагивая. А, что говорят в городе?
Хольм. Много болтают!
Кристина. Возбуждены против меня?
Хольм указывает на подмастерьев.
Кристина. Эти-то? Эти меня любят!
Хольм. Ваше Величество! Артель за артелью портных прошла с знаменами за город, так как сегодня их праздник; эти же не имеют праздника!
Кристина. Пустяки!
Выходит на авансцену и слегка кивает подмастерьям.
Здравствуйте, господа!
Подмастерья прислушиваются, оборачиваются и холодно смотрят на королеву.
Кристина уныло возвращается к Хольму. Мне что-то не нравятся сегодня их глаза!
Хольм. Ваше Величество, сделайте им сегодня праздник, и глаза их станут прекрасными… Такими же прекрасными, как ваши.
Кристина подавляет гнев и отвращение. Я не могу сегодня сделать им праздник. Балет должен состояться, и как можно скорее!
Хольм. Нельзя забывать о малых; много малых составляют одного большого!
Кристина. Я не забываю о них, Хольм, я их просто презираю!
Хольм. Ай, ай, ай!..
Кристина. Как сидит на мне платье?
Хольм ощупывает швы. При такой фигуре…
Кристина, сдерживая негодование по поводу грубого комплимента. Готов костюм Пандоры?
Хольм. На мольберте, как говорит придворный художник.
Кристина подходит и разглядывает надетый на манекен костюм Пандоры. Да, много обещает! Уходит в глубину сцены. Нервно. Сейчас будут собираться; пригласи их сесть… Снаружи доносятся крики «ура». Вздрагивает. Что это такое?
Хольм. Это «малые»!
Кристина, пробуя шутить. Дети?
Хольм. Нет, Ваше Величество, это не дети.
Кристина. Хольм, из всех, кому я помогала выбраться из тьмы на свет, найдется ли у меня хоть один друг?..
Хольм. Один, единственный…
Кристина. Кто же?
Хольм. Если исключить мою скромную особу, которой более подходит название раба, чем друга, то это Штейнберг.
Кристина несколько пренебрежительно. Штейнберг, который дорожит так своим фон-Штейнберг?
Хольм. Это его единственная маленькая слабость, но зато добрый, простодушный Штейнберг готов пожертвовать жизнью за свою королеву, не ожидая за это никакой награды.
Кристина задумчиво. Ты думаешь? Пауза. Хольм! Как я устала от всей этой комедии!
Хольм молчит.
Кристина, как будто про себя. Пусть это будет последний акт… Пауза. Ты знаешь купца Аллертса?