Итак, отец, перевалив в распадок, увидел в бинокль стадо оленей, которых в то время в Приморье было значительно больше, чем ныне в благодатных Корее и Маньчжурии. От охотника к оленям спускался не очень крутой холм, под прикрытием которого отец и спускался на лошади. До стада было больше полуверсты, но, проехав некоторое расстояние, отец наткнулся на свежий след барса, идущий в сторону оленей. Сообразив, что барс также скрадывает оленей, отец решил использовать счастливо подвернувшийся случай, чтобы, в свою очередь, скрасть барса. Нужно заметить, что самый удачный случай скрасть и убить хищника это тогда, когда он сам голоден и скрадывает жертву, заранее предвкушая, с каким аппетитом он будет ее есть, а еще легче — когда он с веселым мурлыканьем поедает свой своеобразный «бифштекс».
Отец, предполагая, что барс уже недалеко от своих жертв, слез с лошади и, ведя ее за собой, пошел пешком, не рискуя ее оставить, так как барс мог переменить свой маршрут и задрать оставленного Казачка. Сохраняя возможную осторожность и держа ружье наготове с взведенным курком, отец медленно продвигался по следу, который неожиданно повернул в сторону и скрылся за холмом, где паслись олени. Подойдя к перевалу холма, он стал осторожно заглядывать за него и увидел в тридцати шагах от себя барса, который, в свою очередь, заслышав шаги охотника, начал его скрадывать.
Моментально выцелясь в голову, отец выстрелил и смертельно пораженный барс свалился на месте, а испуганные выстрелом олени бросились бежать. Видимо, барс, перейдя за хребет, продолжал скрадывать оленей, но услышав сзади шорох и не предполагая приближение врага, решил, что это какая-нибудь дичь, и решил на нее поохотиться.
Преимущество у отца было в том, что он шел пешком и имел наготове свой винчестер, но поразительно то, что оба эти случая произошли на одном и том же месте и были так похожи один на другой. Но самое главное это то, что эти случаи совершенно опровергли теорию моего отца, что барс, не будучи ранен, не нападает на человека. Видно разница только в том, насколько сыт этот зверь, а голод даже людей делает людоедами. В память охоты отца на барса этот распадок и был назван Барсовым.
Впоследствии я знал еще несколько случаев, когда барс нападал на охотника или случайного прохожего безо всякого к тому повода, но все они происходили тогда, когда зверь неожиданно сталкивался с человеком на близком расстоянии, или был очень голоден, или же это была самка, у которой в этот момент были дети. Из этого следует, что при преследовании барса, особенно раненого, охотник всегда рискует попасть зверю в лапы, в результате чего, в лучшем случае, он останется калекой на всю жизнь.
Мой второй барс
После первой встречи моей с барсом мое «накопившееся счастье» на них не закончилось. На другой день после описанной мною охоты я решил поехать на коз, так как мясо в кладовой именья было закончено, а у меня, помимо обязанностей управляющего именьем, главного наездника, оленевода и охраняющего от браконьеров, была еще одна — снабжение мясом всех обитателей именья. Накануне же охота на барса отвлекла меня от исполнения прямых моих обязанностей.
Кто не жил в Сибири, тот совершенно не знаком с царившей там обстановкой, особенно в те далекие времена, когда ближайшие соседи по именью жили за двадцать-тридцать верст, а окрестная тайга питала в изобилии людей мясом, рыбой, фруктами, орехами и пр. Нужно было только не лениться, и всего было вдоволь. Как теперь ходят на базар, так мы в то время шли в тайгу. Разница только в том, что на базар ходят с кошельком, а мы ходили с ружьями; на базаре остерегаются карманников, а нам приходилось остерегаться тигров, хунхузов и браконьеров.
Рано поутру я выехал верхом в южные пади полуострова — добыть пару коз. Утро было чудесное — солнечное и тихое. Горы были покрыты выпавшим свежим снегом, что всегда меня, как охотника, приводило в радостное настроение. Я не знаю, почему это ощущение осталось у меня на всю жизнь. Снег в горах, лесах и полях — это что-то неотразимое, и эту картину я не променяю ни на что другое.
Полутропа, полудорога, по которой я ехал, пролегала по холмам, переваливая с одного на другой, и шла недалеко от берега, открытого уже ото льда, синего Японского моря. В феврале обычно начинаются оттепели и зимний лед относит от берегов. В море плавали отдельные льдины, на которых мирно лежали кое-где старые нерпы (род тюленей). Нерпы в это время щенятся, и в бинокль около некоторых из них можно было рассмотреть детенышей. Охота на нерп очень увлекательна, но часто сопряжена со страшным риском для охотника, ввиду неожиданных весенних шквалов. Об этой охоте я расскажу в дальнейшем в отдельной главе.
Перевалив последовательно пади Табунную, Смежную, Замочную и Опасную, я доехал до Горелой, отстоявшей от нашей усадьбы на верст шесть. Отсюда и повернул направо, чтобы вершинами падей начать охоту в направлении к дому, так как ветер с севера дул мне прямо в лицо, а это является непременным условием каждой зверовой охоты. Ведь большинство зверей при самом легком ветре чуют запах человека на расстоянии версты и, конечно, успевают скрыться раньше, чем охотник может их обнаружить. Необходимо добавить, что, несмотря на прекрасное зрение, часто зверь в чаше не может решить — идет ли к нему охотник, или какой-нибудь зверь, что иногда дает охотнику шансы на успех. Если же зверь почует запах охотника, тут уже сомнений не бывает, и быстрые ноги служат ему спасеньем.
Мой Лялька, на котором я ехал в это утро, был особенно чуток и беспокойно прислушивался к каждому шороху, видимо, вспоминая вчерашнюю стойку барса. Вначале мне не везло. Козы дважды мне попадались, но находясь в чаше, обнаруживали меня прежде, чем я мог их заметить, и убегали. К огорчению для этих грациозных животных их верной защитой являются только ноги, которыми руководят поразительный слух и приличное зрение.
Все же, проездив по горам до часу дня, я выполнил задание, добыв трех коз. Порядком проголодавшись, но с сознанием выполненного «урока», я решил вернуться домой обедать. После стрельбы по козам у меня в маузере осталось всего два патрона, и я, не пополняя магазина, надел ружье за спину и по утренней тропе направился домой, не ожидая встретить по дороге ничего интересного. В этом я позже сильно раскаялся и после нижеприведенного случая никогда в жизни не носил на охоте или при возвращении с нее ружья с непополненным патронами магазином. Зверовый охотник должен, учитывая всякую оплошность, стараться не быть рассеянным и никогда ее больше не повторит. В девяти из десяти несчастных случаев мы бываем виновны сами.
Проехав версты две, напевая что-то себе под нос, я мечтал о предстоящем обеде и быстрой рысью спускался в крутой ключ Смежной пади. Не доезжая до дома версты три, я неожиданно увидел впереди себя, в тридцати шагах, барса, выскочившего из чащи под обрывом дороги и бросившегося от меня наутек, вправо от дороги, взяв направление вперед. Я так был поражен появлением барса, что мысль в первый момент прорезала сознание: «Не ожил ли мой вчерашний барс и не удрал ли снова в лес?». Не раздумывая, я поскакал вперед по дороге и, перескочив ключ, взял вправо по чаще, напересек зверю. Проскакав в этом направлении в лес, я увидел барса, удиравшего уже по густому кустарнику, следовавшему за лесом. Кустарник был невысокий, и поэтому зверь был хорошо виден с лошади. Дальше простиралось на протяжении шагов четырехсот чистое поле, служившее для сенокоса, а от меня до барса было всего лишь шагов семьдесят.
Я моментально остановил лошадь, соскочил на землю, снял ружье, прицелился и выстрелил. Все это было сделано мгновенно, но барс был уже от меня шагах в 150 и продолжал нестись по кустам с большой скоростью. Я выстрелил вторично, барс круто повернул влево и неожиданно выскочил на чистое поле, шагах в 200 от меня. Я подумал: «Ну, теперь-то ты мой», снова прицелился и спустил курок, но выстрела не последовало. В горячке я подумал, что это осечка, выцелил еще раз и снова спустил курок. Барс мчался по чистому полю и служил хорошей целью, но выстрела не последовало вновь, и тут только я вспомнил, что после стрельбы по козам у меня в ружье оставалось всего лишь два патрона. Я выхватил новую обойму, быстро зарядил маузер, но было уже поздно: барс успел перебежать поле и скрылся в лесу.
Не буду говорить о своих переживаниях в первый момент. Случившегося не вернуть и, может быть, добрый десяток лет придется бродить по горам и долам, пока вновь представится подобный случай. Ведь барс ушел из рук по моей собственной небрежности! Вот тут-то я и дал себе слово, что никогда больше не буду носить недозаряженного ружья, и не нарушил его ни разу, хотя с того дня и прошло сорок три года.
Мой верный друг, Лялька, стоял позади меня. Не знаю, о чем он думал, но надо полагать был рад, что страшный зверь постыдно бежал с поля битвы. Пройдя по следу на место, где был барс при втором моем выстреле, я обнаружил на снегу довольно много крови. Это меня несколько успокоило, но ярко алый цвет крови показывал, что барс получил не смертельную, а, может быть, только и совсем незначительную рану. Все же, даже легко раненый барс не склонен уходить далеко, а старается залезть в ближайшую трущобу и оттуда постараться отомстить обидчику. Пройдя по следу еще некоторое расстояние, я установил, что прострелена передняя правая нога около колена, без перелома кости, т. е. рана относится к разряду легких. Идти дальше одному и без собак было рискованно и бесцельно. Вскочив на лошадь, я помчался домой.
Пообедав на скорую руку и взяв двух своих сеттеров, Буяна и Барсика, которые в сущности служили для охоты по птице, но которых я часто брал на охоты по козам. Иногда я ими затравливал барсуков, не раз они останавливали и раненого оленя, хотя взять его сами и не могли. Главная польза от таких собак, если они и не рискнут пойти на легко раненого барса, то но всяком случае предупредят об его присутствии — и напасть ему неожиданно будет труднее.
Когда я уже готов был идти на охоту, меня остановили двое рабочих, оба старые сибирские пропойцы, прошедшие на своем веку «и огонь, и воду, и медные трубы», прослужившие в свое время по семь лет в сибирских стрелковых батальонах и умевшие прилично стрелять в цель из ружей. Я иногда брал их на охоту за козами или по пернатой дичи, но тут они, не желая отпускать меня одного на опасное преследование барса, упросили меня взять их с собой. Увы, охотниками на барса они оказались слабыми и даже оставаться вдвоем при преследовании зверя отказывались. Вооружив плотника Шонгина берданой, мне пришлось дать кузнецу Быкову двустволку, заряженную крупной картечью, что было более действительно при данном случае, если бы пришлось стрелять в нападающего барса, т. е. с расстояния в несколько саженей.
Как всегда бывает в подобных случаях, идя по дороге до оставленного мною следа, мы обсуждали вопрос, как поступить при том или ином положении вещей. Должен признаться, что тактически за раненым тигром или барсом безопаснее идти одному, чем в компании новичков, да еще не охотников. В компании идешь беспечно и менее осторожно, а в случае нападения зверя на главного охотника, помощники, если не перетрусят, то растеряются, не зная, как стрелять, чтобы не подстрелить катающегося с разъяренным зверем охотника. В худшем же случае они могут бросить на произвол судьбы своего товарища по охоте и удрать домой. Мой отец всегда говорил, что он лучше пойдет на охоту один, если нет спутника, в котором он уверен, предоставляя дилетантам право сидеть дома. В этом я вполне с ним согласен.
Дойдя до следа, мы принялись за слежку, которая облегчалась лежавшим прекрасным снегом. Барс пересекал овраг за оврагом, держа направление в сторону скал к обрывам над морем, иногда ложился на выступах камней, наблюдая за своим следом и, видимо, ожидая преследования. Полежав некоторое время, он шел дальше.
Собаки шли все время немного впереди, не проявляя особенного беспокойства, так как след все еще не был очень свежим. Вновь испеченные «барсятники» поэтому также вели себя самоуверенно. Но вот след, выйдя на крутую гору над морем, стал спускаться в обрыв под Красный утес. Собаки заволновались, стали рычать и отказывались идти вперед. Пройдя немного, мы наткнулись на свежую лежку, где барс, по-видимому, долго лежал, зализывая рану. На лежке обнаружили много крови, что говорило за то, что рана была более серьезной, чем я предполагал. Барс продолжал не торопясь уходить от нас, прячась в густых зарослях и залегая за скалами. Спуск был очень крутой, заросший виноградом и кустами, и увидеть зверя было невозможно. Между прочим, след был очень крупный и попасть такому «дяде» в зубы не хотелось.
Судя по поведению собак, зверь старался уйти подальше, как будто заманивая нас в более удобное дли нападения место. Прокружив около часа и сделав два круга на расстоянии не более двухсот саженей в диаметре след взял направление к единственному выходу из-под Красного утеса в Озерную падь, до которой осталось не более версты. Все же барс не отходил от нас далеко, так как собаки то и дело бросались с лаем на ближайшие заросли. Мне стало ясно, что, гоняя так барса, мы не сможем его увидеть, так как он стал уходить в строну перевала и желания схватиться с нами в смертельной схватке у него не было.
Правильный выход был таков: одному из нас надо было зайти вперед за перевал и сделать засаду, а двоим с собаками преследовать барса по следу. Я предложил такой план моим спутникам, предоставив на выбор или я пойду в засаду, или же кто-нибудь из них, но мои соратники отказались от того и другого, и нам ничего не оставалось, как продолжать гнать зверя той же компанией. Солнце было низко, зимний день догорал, и вечерние тени спускались все ниже и ниже.
Обстановка делалась все менее приветливой и, видно, страх с каждой минутой все больше залезал под рубашки моим компаньонам. При этом собаки все яростнее продолжали атаки на ближайшие кусты и камни — видно, зверь не хотел идти за перевал, где местность была значительно чище.
В сумерки, как я и предполагал, зверь перевалил в Озерную падь по тому месту, где я думал сделать засаду, и ушел в дубовый сивер горы, а мы, порядком уставшие, побрели домой, с тем, чтобы на другой день с раннего утра возобновить преследование. Темнота наступила быстро. Сивер, по которому ушел барс, а за ним в том же направлении пришлось спускаться и нам, был крайне мрачным и подозрительным. Я, по лесной привычке, закинув ружье за спину, шагал и обдумывал план охоты на следующий день, заранее зная, что если бы барс захотел напасть на нас в густой темноте, предотвратить это нападение было невозможно, а поэтому об этом и не думал. Мои же спутники реагировали по иному — ружья держали наготове и беспрерывно оглядывались, переживая все очень остро. Собаки вели себя совершенно спокойно, что говорило о том, что барс свернул куда-то в сторону от нашего пути.
До дому было не более четырех верст и, когда и туда пришел, то встретил там своего приятеля — Алексея Алексеевича Трусова, приехавшего погостить к нам из Владивостока, что делал он довольно часто. Это был маленький очень спортивный человек, горожанин в полном смысле этого слова (родившийся в Москве), но сильный духом. Несмотря на свою мирную профессию (он всю жизнь работал в книжном магазине), он, не задумываясь, не прочь был пойти со мной на любую таежную авантюру. Узнав о раненом барсе, он сразу же безапелляционно заявил:
— Возьми меня завтра с собой за барсом. Наверное, это будет так интересно!..
Вслед за этим он попросил меня вооружиться свечой и показать ему убитого мною накануне барса.
Как в противоречье общему правилу «В здоровом теле — здоровый дух», у Трусова все было наоборот. Как я уже упоминал, это был маленький ростом, тщедушный рыжий ярославец, со слабой растительностью острым носиком и самоуверенным взглядом. Он чем-то напоминал бурундука.
Сейчас же после ужина начались сборы. Надо добавить, что хотя и прежде Трусов ходил со мной на охоту за утками и фазанами, но никогда ничего не убивал так как стрелял он очень плохо. Сейчас же он буквально горел страстью пережить охоту на барса, и я чувствовал, что он смотрел на это дело серьезно, и подтрунивать над ним было неудобно, хотя мы и были старыми друзьями. Кроме того, я был уверен, что в минуту опасности он не струсит, а полезет напролом, но это не значит, что в критический момент он мог бы оказать серьезную помощь. Сборы продолжались до полуночи и сопровождались большими переживаниями. Подгонялась соответствующая зимняя обувь, костюмы, дошла очередь и до ружья. Пришлось дать дробовик (винтовки не было), заряженный крупной картечью. Сборы и разговоры затянулись, и мы легли спать только далеко за полночь.