— Держи!
Я торопливо ухватила ее за ноги, получив при этом тяжелым ботинком по скуле.
— Ну ты, Кусто недоделанный! Осторожнее ластами шевели! Иначе оставишь меня инвалидом — кому я такая нужна буду? — попеняла я Люське.
Подружка меня уже не слышала — ее накрыла волна изделий легкой промышленности. Спустя несколько минут, показавшихся мне вечностью из-за неуемного желания Люськи исследовать все дно корзины, я наконец услышала сигнал:
— Вира помалу!
Не могу сказать, что я очень уж хлипкая, но подруга оказалась чересчур тяжелой, вероятно, она здорово загрузилась дешевым ширпотребом! Я с трудом выволокла ее наружу. Когда Люська очутилась наверху, слегка растрепанная, раскрасневшаяся, но довольная жизнью, в руках она держала что-то защитной расцветки и совершенно невероятного размера. Навскидку даже и не определить, чем она разжилась.
— Вот! — торжествующе сверкая глазами, воскликнула жертва распродажи. — Саньке понравится!
С этими словами она потрясла добытым трофеем.
— Л-Люся, — заикаясь проговорила я. — Ч-что эт-то?
— Шорты, не видишь, что ли?
Я видела, но поверить, что ради ЭТОГО стоило рисковать моим здоровьем, не могла. То, что Люська хотела выдать за шорты, на мой взгляд, больше походило на защитный тент, который растягивают над каким-нибудь штабом, чтобы замаскироваться от врагов. Камуфляжную раскраску дополняла надпись на английском языке US ARME (орфография сохранена) там, где должен был находиться, пардон, гульфик. Пока я удивлялась, а подруга с довольным видом трясла защитным полотнищем, на нас налетела какая-то усатая тетка, ничуть не смущаясь, вырвала из Люськиных рук мужнин подарок и помчалась прочь.
— Стой, гадина! — завопила Люська. — Отдай трусы, хуже будет!
Наверное, мне стоило вмешаться, иначе кровопролития не избежать, потому что уса-тая гренадерша остановилась и сквозь прищуренный глаз посмотрела на беснующуюся Людмилу.
— Люсенька, успокойся! — я погладила подружку по голове, как больного ребенка. — Пускай шортики у тетеньки останутся! Они ей как раз по размерчику подходят! А Саньке твоему купим что-нибудь другое. Он же у тебя известный пацифист! Не станет камуфляжные трусы носить, да еще зимой! А нам с тобой надо продукты покупать! Экономь силы, слышишь?
Люська еще немного поругалась, и мы, провожаемые насмешливым взглядом гренадерши, отправились прочь с распродажи. На первом этаже универмага в отделе «Сувениры» я приобрела неплохую, на мой взгляд, флягу с парой наперсточных рюмочек в подарок мужу любимой подруги. Сама же Люська купила ему набор столовых ножей в деревяшке. А что? Практично, красиво и в хозяйстве пригодится.
— Господи, какие были шорты, Жень! — скулила Людмила, когда мы покинули магазин. — Ну и что, что великоваты? Я бы своего Санечку к лету откормила до нужного размера! Зато ведь стоили-то сущие копейки! Ой, беда, беда! И почему я такая невезучая?!
— Зато Сашке твоему повезло, считай, — ответила я на ее стенания. — Он, конечно, их надел бы, потому как тебя любит. Но я вовсе не уверена, что эти, с позволения сказать, шорты способствовали бы усилению его чувства. Скорее, наоборот. А уж если его еще и откормить до размеров этого… маскировочного покрытия, то и вовсе любить тебя перестал бы. Не смог бы! Так что не кисни, мать! Санька у тебя счастливчик!
Люська еще немного повздыхала для порядка, но вскоре успокоилась и занялась составлением списка необходимых продуктов. Слушая ее негромкое бормотание, я с грустью констатировала: поехать в Тулу сегодня не получится…
Рынок встретил нас обычной суетой, несмотря на довольно чувствительный морозец. Мы с Люськой быстренько затарились необходимой снедью и, стуча зубами от холода, рысцой вернулись в машину.
О праздновании дня рождения Саньки говорить, думаю, не стоит — все было ужасно нудно и скучно. Народ веселился, пил водку и вино, с чувством горланил песни.
Короче, всем своим безобразным поведением нарушал покой мирных граждан и мешал мне думать и распутывать преступление. Единственным лучом света в этом царстве разврата и обжорства был горящий Ромкин взгляд и пылкое признание в любви ко мне, щедро сдобренное обещаниями скорее закончить ремонт и вернуть блудную дочь, то бишь жену, в родные стены.
Когда гости, выпив все, что пьется, и съев все, что естся, удалились, а посуда была перемыта, я наконец смогла остаться наедине со своими мыслями.
Старушка Либерман утонула в ванне, причем не по собственному желанию, а по чьей-то злой воле, приняв зачем-то несколько таблеток снотворного. Самым первым и, на мой взгляд, реальным подозреваемым была ее доченька, Соня. А что? Все сходится: Соня очень любила денежки и не хотела пи с кем делить папенькино наследство. Все бы ничего, да только сама же Софочка через некоторое время погибла. И опять же по чьему-то нехорошему умыслу. Кому выгодна ее смерть? Рахили? Да ведь у нее денег-то немерено, зачем ей гробить племянницу? Конечно, особой любви дамы друг к другу не питали, но вот убивать, думаю, Рахиль не решилась бы.
Может, действительно девочка Светочка постаралась? На меня она произвела не слишком приятное впечатление: хитрая, жадная и меркантильная особа. А вот Рахиль о ней совершенно иного мнения. Даже странно, что один и тот же человек производит на окружающих такое разное впечатление. Впрочем, Рахиль, скорее всего, судит о Светлане по рассказам брата, сама наверняка девушку и в глаза не видела. Допустим, Светка все-таки причастна к убийствам, хотя я не вижу в этом абсолютно никакого смысла. Ей бы следовало доказать, что она действительно является дочерью Арнольда Флавиевича и оспорить завещание. В конце концов, чтобы определить родство, вовсе не обязательно, чтобы отец был жив, достаточно но какого-нибудь брата или сестры… Я на минуту представила себе, как бы вытянулись лица у членов этой семейки в случае положительного результата. Вот бы трамтарарам начался! Нет, все-таки в Тулу необходимо съездить: поговорю с Зоей, со Светкой eще раз встречусь, привет от Веника передам… Кстати, в дурдом к Давыду Либерману тоже неплохо было бы наведаться: так, на всякий случай…
Мысли у меня начали путаться, и я вскоре крепко заснула, убаюкиваемая негромким храпом Люськи.
Наступивший день снова сломал все планы. Настойчивый звонок в дверь поднял с кровати Люську, и она, тихо матерясь, поплелась открывать. Я же натянула на голову одеяло и собралась поспать еще минимум минут шестьсот, не обращая внимания на посетителей.
— Жень, Женька, вставай! — затарахтел над ухом знакомый голос.
Вставать не хотелось, поэтому я протестующе дрыгнула задними конечностями и перевернулась на другой бок.
— Да вставай же! — возмутился голос. — Беда у нас!
Я обреченно высунула голову наружу. Перед диваном на коленях стоял Левка. Лицо у него было белее простыни, а в глазах застыл такой ужас, словно он всю ночь просипел в свежевырытой могиле. Люська возвышалась над несчастным грозной тенью.
— Чего приперся, короед? — недовольно проворчала я, понимая, что снова заснуть уже не получится. — Что за беда? У тебя опять приступ диареи?
— При чем здесь диарея! Все гораздо хуже!
— Да говори же ты толком! — рявкнула Люська. — Не томи общественность!
— Рахиль Флавиевна умерла! — сказал Левка и опустил плечи.
Мы с Людмилой оторопело уставились друг на друга.
— Что ты городишь? — не в силах поверить в эту новость, пролепетала я. — Вчера мы у нее были, и, доложу тебе, старушка выглядела очень живой и даже где-то здоровой…
— Вчера была жива, а сегодня умерла, — упрямо мотнул головой Лев. — Мне утром позвонил Аврум и сказал, что его мать ночью умерла.
— Господи, да что ж это делается! — всплеснула руками Люська. — На Либерманов не иначе как мор напал.
— Жень, — опустил глаза Лев, — Аврум говорит, что это вы ее убили…
Меня словно пружиной подбросило. Чего доброго, этот гад Аврум и в милиции такое ляпнет! Вот господа обрадуются: мы и так под подозрением, а тут такой сюрприз! Посадят, век воли не видать, посадят!
— Звони Авруму! — прорычала я.
Левка набрал номер квартиры, где еще вчера проживала сестра Арнольда Флавиевича. Едва в трубке раздался мужской голос, я вырвала трубку из Левкиных рук и грозно произнесла:
— Ты по какому праву нас обвиняешь?
— Кто это? — спросила трубка… Вовкиным голосом.
Я тут же дала отбой. Значит, Ульянов уже там, и неизвестно, что наговорит следователю убитый горем Аврум. При мысли о Вовке и его реакции на обвинение несчастного сиротки у меня свело челюсти.
— Левка, ты на машине? — сквозь зубы спросила я.
Тот недоуменно кивнул. Я твердым голосом заявила:
— Значит так. Люська, собирайся, едем в Тулу. Левка, ты едешь с нами…
— Но… — попытался возразить тот.
— Что? — я грозно нахмурилась. — У тебя есть подписка о невыезде?
Лев кивнул.
— Отлично! У нас тоже! Мы, между прочим, первые подозреваемые в деле об убийстве Сони. Теперь же, если подтвердится версия Аврума, что маму его кто-то убил, ни кого подумают в первую очередь? Правильно, на нас. Тут же под белы рученьки и за решетку.
Кстати, мой родственник, Вовочка Ульянов уже на месте… Так что совсем скоро он появится здесь, и тогда ни в какую Тулу мы уже точно не поедем..Да, и еще одно… — я пристально посмотрела в глаза Льву и Люське. — Если мы не найдем убийцу всех этих Либерманов, то в тюрьму сядем сами. Вы все поняли?
Люська с Левкой энергично затрясли головами, что означало полное понимание ситуации.
— Жень, — робко обратилась ко мне подруга. — А если Вовка приедет, а нас нет… Что он подумает?
— Он много чего подумает, не сомневайся. Однако мы поедем на Левкиной машине, а мою оставим возле дома. Пусть Ульянов думает, что мы в магазин вышли или еще куда…
— Но ведь мы же вернемся… — не унималась Люська. — И тогда…
— Вот когда вернемся, тогда и будем слезы лить! — резко прикрикнула я. — А сейчас марш одеваться!
Я прекрасно знала, что едва Вовка закончит снимать показания с Аврума, он немедленно помчится сюда, чтобы устроить нам первоклассный разнос, а то, еще хуже, нажалуется Ромке. В возможность ареста я, честно говоря, не верила.
Мы с Людмилой собрались в дорогу в рекордно короткие сроки, и через пятнадцать минут уже катили в направлении Тулы. За рулем джипа сидел бледный Левка и заметно нервничал.
— Ты, Лева, успокойся и сосредоточься на дороге! — посоветовала я парню. — Неровен час, менты остановят или у тебя приступ диареи начнется.
— Черт меня дернул связаться с вами! — ворчал Лев. — Сидел бы сейчас дома, книжки умные читал да с девчонками кадрился. Вместо этого еду зачем-то в Тулу плюс ко всему еще и под подозрением в убийстве нахожусь! Ареста жду с минуты на минуту. Тьфу!
— Не плюйся в машине — денег не будет, — сказала я и напомнила ему:
— Ты, между прочим, сам захотел нам помогать! «Я за справедливость! Да я бесплатно! Я с вами!» Кто так говорил? Чего ж теперь плюешься?
— Кто ж знал, что все так обернется? — сокрушенно вздохнул Левка, но замолчал.
Люська вообще с момента выхода из дому не проронила не единого слова и, кажется, была близка к тому, чтобы немедленно скончаться. Подозреваю, что и у нее в голове бродили крамольные мысли.
Я же погрузилась в размышления.
Итак, Рахиль мертва. Если ее и можно было заподозрить в двух предыдущих убийствах, то теперь все подозрения сняты. Она тоже жертва. Остаются лишь два человека, которым все эти убийства выгодны: незаконнорожденная Светка и… сын Рахили Аврум.
Если за всеми преступлениями стоит Светлана, тогда скоро должен отправиться за мамочкой и Аврум. А если это он убил? Знает ли он о существовании Светланы, еще одной наследницы папаши Либермана? А может, есть еще кто-то, о ком я не знаю? Интересно, а с чего это Аврум решил, что
Рахиль убили? Тетенька старенькая, могла и естественной смертью умереть…
— …твою мать!— раздался недовольный возглас Левки.
Я очнулась и заметила, что мы останавливаемся.
— Ты чего, Лева?
Он ничего не ответил, лишь кивнул в сторону. Я проследила за движением его головы и увидела дядьку в форме инспектора ГИБДД, направлявшегося к нам вальяжной походкой.
— Нарушаем, товарищ водитель, — лениво протянул инспектор, поигрывая полосатой палкой. — Ваши документы! И пройдите, пожалуйста, для составления протокола и теста на наличие алкоголя!
Левка, бледный и с блуждающим взглядом собрался уже выходить из машины, как вдруг в его животе раздалось угрожающее рычание.
— Товарищ старший сержант! — пришла я на помощь несчастному Левке. — Ему нельзя выходить! У него диарея!
— Ничего, — успокоил сержант, — мы и ее досмотрим!
Я опешила, а Люська, сидевшая сзади, ожила и глупо захихикала. Лев же надул щеки и начал наливаться краской. Из его утробы доносились громкие булькающие звуки, не предвещавшие ничего хорошего.
— Товарищ водитель, выходите из машины! — поторопил инспектор. — И захватите свою дирею!
Люська не выдержала и заржала в голос. Бедный Лев, терпевший, видимо, из последних сил, неожиданно вывалился из салона и рванул к ближайшим кустам.
— Стой! Стрелять буду! — гаркнул сержант и бросился вслед за ним.
— Никак диарею Левкину пошел досматривать! — предположила я. — Люсь, как ты думаешь, мы действительно что-то нарушили или это Вовкины происки?
Люська утерла слезы, громоподобно высморкалась и пожала плечами:
— Почем я знаю? Мне, к примеру, уже все равно: по любому камера в тюрьме для нас забронирована…
— Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнула я в окно, — что ты говоришь-то, а? Еще накаркаешь…
Кусты, облюбованные Левкой, внезапно пришли в движение, и оттуда показалась голова инспектора ГИБДД.
— Эй, девчонки! — крикнул он, брезгливо потряхивая руками. — Забирайте своего страдальца! Что ж вы сразу не сказали, что у него понос!
Следом за инспектором из кустов вылез Левка. Его лицо выражало блаженство и готовность ко всем испытаниям, которые уготовил ему этот неспокойный мир. Тут я сообразила, что в качестве шофера он использован быть не может, и резво переместилась па водительское место. Левка не возражал: все проблемы, в том числе и смерть Рахили, перестали иметь для него какое-либо значение…
— Женька! — блаженно щурясь, скомандовал он. — Поехали!
И мы поехали! За то время, что Левка с инспектором провели в кустах, у меня несколько раз возникало желание смотаться отсюда как можно быстрее. Однако я не могла бросить товарища в беде, и еще мне казалось, что бегство только усугубит наше и без того нелегкое положение…
В город-герой Тулу мы прибыли уже после обеда. Интересно, почему это туляки раньше ездили в Москву за продуктами? Помню, даже была такая загадка: длинная, зеленая, колбасой пахнет? Отгадка — тульская электричка. Может, в эпоху развитого социализма здесь и не было никаких магазинов. Зато в период не менее развитого капитализма москвичам в пору самим мотаться сюда за продуктами, ибо цены здесь не в пример ниже.
Улица Московская, на которой проживала Светка с матерью, находилась почти на самой окраине Тулы по соседству с супермаркетом «Элита» и керосиновой лавкой, наглухо заколоченной досками. Разобраться с нумерацией домов не представлялось возможным, потому что у самой дороги стояло здание под номером пятнадцать, следом за ним шла башня под номером четыре, к ней примыкал дом номер тридцать восемь. Во дворе пятнадцатого дома строили снежную крепость несколько детишек. За их работой со снисходительными усмешками наблюдала группа подростков, иногда позволяя себе беззлобные замечания. В общем, было видно, что ребята относятся друг к другу с уважением, несмотря на разницу в возрасте.
Я вылезла из машины и направилась к подросткам. Заметив чужую, они замолчали и настороженно уставились на меня.
— Привет! — широко улыбнулась я. — Где дом восемь, не подскажете?
— А зачем? — спросил паренек, укутанный в спартаковский шарф.
— Как это зачем? — растерялась я. — Раз спрашиваю, значит, нужно!
— Мы не справочное бюро, — заржал молодой человек в надвинутой на лоб вязаной шапочке. — В справочном и то деньги берут.