Кивнув в знак понимания, я полезла в карман и извлекла оттуда полсотни:
— Ну? Справка будет?
— Хм, возможно, этот дом где-то поблизости… — протянул «спартаковец». — А может, и нет… За полсотни, тетенька, ну никак не вспомнить!
— Боже! — воскликнула я. — До чего меркантильная молодежь нынче пошла! И это наша смена! Тьфу, прости господи!
Я спрятала купюру обратно в карман и направилась к малышам, увлеченно возившимся в снегу.
— Здрасте, — приветливо поздоровалась я с детишками. — А кто из вас конфетку хочет?
Они прекратили свою возню и заинтересованно посмотрели в мою сторону.
— За плосто так? — деловито осведомился мальчишка в синем комбинезоне.
— Не совсем, — призналась я. — Я ищу дом номер восемь, да вот немного заблудилась. Не знаете, где он?
— Знаем, — серьезно кивнул головой тот же карапуз (он, видимо, в этой компании был главным). — Тлидцать лублей, и я дазе показу.
И эти туда же! Что поделаешь, рыночная экономика. Теперь за конфетку никто с тобой даже разговаривать не станет!
Порывшись в карманах, я огорчении вздохнула:
— Нет у меня тридцати рублей, только пятьдесят!
— Ладно ус, давай полтинник, — согласился предводитель. — Посли!
Получив деньги, он бережно сложил купюру и аккуратно засунул ее в один из многочисленных кармашков комбинезона, не забыв застегнуть «молнию». Наш небольшой отряд двинулся в направлении машины. От-туда за шествием наблюдала Люська. Левка, утомленный дорогой и беседой с инспектором ГИБДД, дремал на переднем сиденье, привалившись к окну.
— Вон, видись, — остановился малолетний вымогатель, указывая на нашу машину, — дзип стоит?
— Ага, — кивнула я.
— Вот он как лаз и стоит возле восьмого дома, поняла?
— Ага, — снова повторила я, скорбя о напрасно потраченном полтиннике. Не то чтобы мне было жалко денег, просто за державу обидно: я внесла посильный вклад в дело развращения малолеток дензнаками и поддержала в них веру в то, что за деньги все можно.
— Ну, я посол! — вздохнул пацан, но с места не двинулся. — Тетенька, а дай на молозеное!
— Мороженое зимой есть вредно! — строго сказала я. — Горло заболит.
— Задина! — заявил он и убежал.
Проводив печальным взглядом этот цветок жизни, я махнула рукой Люське. Подруга, кряхтя, нехотя выползла из салона автомобиля.
— Ну чего? — недовольно буркнула она, поеживаясь на ветру.
— Пошли. Я узнала, где этот чертой восьмой дом!
— А может, на машине, Жень? Холодно очень!
Я молча указала рукой на серое трех этажное здание, возле которого стоял Ленкин джип, и заметила:
— На тачке мы туда не проедем.
— А Левка? Он с нами не пойдет? — по интересовалась Людмила.
— Нет. Пускай спит, болезный! Ему довелось немало пережить. Справлять нужду под надзором гаишника — дело, что ни говори, волнительное!
Ни о каких кодовых замках, ни тем более о домофонах жители нужного нам дома даже не подозревали. В подъезде ужасно воняло кошачьей мочой и кислыми щами.
— Фу! — Люська вытащила из кармана носовой платок и поднесла его к лицу. — Как они здесь живут?
— Ну, милая моя, это, конечно, не Вер саль, но еще и не совсем барак. А человек, он, знаешь ли, ко всему привыкает! — фило-софски изрекла я, останавливаясь перед обшарпанной дверью.
Несколько раз я нажала на кнопку звонка, прежде чем убедилась в бесполезности своих попыток.
— Эй, уснули вы там, что ли? — нетерпеливо воскликнула Люська, ударив пару раз кулаком по двери.
Послышались неторопливые шаги, и перед нами возникла худенькая, почти прозрачная, востроносенькая старушка.
— Чего колотитесь? — недовольно буркнула она. — Ишшо дверь разнесете, лошади!
Мы с подружкой вовсе не отличаемся богатырским телосложением, но в сравнении с этим лютиком действительно, наверное, выглядели как лошади-тяжеловозы.
— Простите, пожалуйста, — вежливо извинилась я, — но звонок не работает, вот мы и постучались легонько. Спицыны здесь живут?
При упоминании этой фамилии лицо старушки переменилось. Теперь ее беззубый рот растянулся в приветливой улыбке, а из глаз полился свет.
— Ой, батюшки! — всплеснула руками старая Дюймовочка. — Так вы к Зое? А и, невежа, вас в дверях держу! Проходите, голубушки, не стесняйтесь!
Бабуля ухватила меня за руку и с неожиданной силой потянула за собой.
Мы миновали длинный полутемный коридор. Справа и слева в нем располагались шесть дверей. Старушка толкнула одну из них и широким жестом пригласила войти Комнатка Дюймовочки, необыкновенно маленькая, чистенькая и светлая как она сама, была обставлена в стиле пятидесятых годов Инородным телом выглядел электрический чайник, стоявший на круглом столе, накрытом белоснежной ажурной скатертью.
— Садитесь, садитесь, — суетилась хозяйка. — Зоя-то в магазин пошла, а Светка, дочка ейная, в институт с утра побегла. Теперь, почитай, только к вечеру вернется. Меня баба Нюра зовут. Сейчас мы с вами чайку попьем, а там, глядишь, и Зоя при дет…
Баба Нюра ни на минуту не переставала двигаться, чем вызвала у меня легкое головокружение. Создавалось впечатление, что и небольшой комнатке востроносых старушек но меньшей мере десятка три. Через минуту перед нами уже стояли чашки с ароматным чаем, а на столе волшебным образом материализовалась баночка с вишневым (!) вареньем. Баба Нюра продолжала тарахтеть:
— А вы к Зое-то своих охламонов определить хотите? Правильно! Почитай, со всей округи к ней детишек водють. Дар Зоинька имеет, подход особый к кажинному найдет! Да вот только зря денег не берет! Брала бы где копеечку, где рублик — все б полегче жилось. Хорошо хоть Светка помогает! Она в какую-то контору устроилась подрабатывать по вечерам…
Мне захотелось заклеить беззубый рот бабки скотчем, чтобы она хоть немного помолчала. Но тут я подумала, что она наверняка может рассказать кое-что интересное.
Поэтому, уловив паузу в болтовне старушки, я торопливо спросила:
— А муж ее где?
Бабка Нюра сбилась с мысли и несколько секунд удивленно моргала.
— Так ведь не было его сроду! — придя в себя, ответила она.
— Как это не было? — притворно удивилась Люська. — А дочка? Раз есть ребенок значит, должен быть и отец! Впрочем, истории известен случай непорочного зачатия. Но это скорее исключение, чем правило.
Бабка какое-то время молчала, а потом заговорила с еще большим пылом:
— Да какой Аркашка отец?! Никакой! Обрюхатил Зойку, да бросил. Даром, что ученый! Тьфу! Поэтому у нас в стране и бардак, что такие вот ученые у власти стоят, А пенсия? Они хоть раз бы прожили на те деньги…
Испугавшись, что бабульку занесет и дебри большой политики, я воскликнула:
— Ага! Значит, муж у Зои все-таки был! Да еще ученый! Как, вы говорите, его звали? Аркадий?
— Да это я его Аркашкой называла, я имечко у него было больно чудное: не то Акольд, не то Арнольд… А может, и вовсе Адольф. Не упомню теперь уж. Аркашка он для меня, и все тут. Зойка-то как узнала, что дите ждет, так ведь удавиться хотела. «Баб Нюр, — говорит, — как жить-то теперича? Я ж учительница! Какой пример детям?! Да и зарплата у меня копеечная…» Только я ее уговорила. «Нынче, — говорю, — Зойка, не те времена, чтоб из-за мужиков давиться! Рожай, уж вырастим как-нибудь и без твоего ученого!» Энто уже опосля Аркашка ейный приезжал. Денег предлагал, подарки там всякие… Выгнала его Зойка. А потом, слава богу, полегче стало. Там профсоюз ихний, учительский, значит, начал какие-никакие деньги присылать как матери-одиночке…
Послышался звук открываемой двери и чьи-то неторопливые шаги.
— О, Зоя вернулась! — шевельнув носиком, обрадовалась баба Нюра. — Зоинька, к тебе тут гости пожаловали!
В комнатку заглянула полная невысокая женщина в стареньком пальто и приветливо улыбнулась:
— Здравствуйте! Извините, пожалуйста! Пойдемте ко мне. Надеюсь, вы с бабой
Нюрой не скучали…
Комната Зои находилась по соседству с бабкиной каморкой. Старенький диван, кресло, письменный стол, обеденный, сервант и шкаф — вот и все убранство этих апартаментов.
— Присаживайтесь, девочки! Сейчас чайку организуем, — плавно двигаясь по комнате, сказала Зоя.
— Не надо чаю! — испуганно отказалась. я. — Спасибо, конечно, но баба Нора…
— Анна Никитична вас, наверное, заговорила совсем! — засмеялась Зоя. — Она славная старушка, только вот болтливая не в меру. Ну, раз вы чаю не хотите, давайте перейдем к делу. Что же вас ко мне привело?
Люська стрельнула глазами в мою сторону, предоставляя самой объясняться с матерью Светланы.
— Видите ли, Зоя…
— Федоровна.
— Зоя Федоровна. Мне бы хотелось пролить свет на одну давнюю историю. Речь идет об отце вашей дочери, господине Либермане… Точнее, о его наследстве.
Глаза Зои Федоровны погрустнели, а на губах появилась смущенная улыбка.
— Я уже говорила и Арнольду, и его дочери Соне, что мне ничего не нужно…
— У вас была Соня? — удивилась я.
— Приезжала, — кивнула Зоя Федоровна, — еще когда Арнольд был жив.
— А чего она хотела?
— Единственным ее желанием, по-моему, было задушить нас собственными руками, — усмехнулась учительница. — Впрочем, она довольно успешно это скрывала. Софья Арнольдовна спокойно и интеллигентно поговорила со мной, объяснив, что в случае смерти отца ни мне, ни Светлане не стоит претендовать на наследство. В противном случае у нас будут крупные неприятности. А примерно через месяц по телевизору сообщили о смерти Арнольда Флавиевича. Вас Соня прислала? Но ведь я ни разу…
— Соня погибла, — тихо сказала я. — Более того, ваша дочь сейчас является единственной прямой наследницей Арнольда Флавиевича, потому что его жена, Роза Адамовна, тоже умерла за несколько дней до трагедии с Соней, а вчера скончалась и Рахиль Флавиевна, сестра господина Либермана. Остались лишь племянник Аврум да брат Давыд, который находится в психушке уже много лет. Так что, сами понимаете…
Зоя Федоровна беззвучно заплакала. Слезы катились по ее щекам, оставляя влажные дорожки. Люська, глядя на Зою, тоже пару раз хлюпнула носом и, чтобы не разреветься, громко откашлялась. Я поспешила прервать это мокрое дело и задала следующий вопрос:
— Зоя Федоровна, а как вы познакомились с Арнольдом Флавиевичем?
Она вытерла слезы, посмотрела долгим взглядом куда-то в пространство и негромко ответила:
— Я тогда только окончила институт. Денег вечно не хватало, и сосед устроил меня в одну лабораторию не то уборщицей, не то лаборанткой… В общем, после работы в школе я мчалась туда, в лабораторию. Там то мы и познакомились с Арнольдом…
Зоя ненадолго замолчала, видимо, погрузившись в далекие воспоминания. Я слушала ее, затаив дыхание и боясь упустить мельчайшие подробности. Еще бы! Ведь ее рас сказ с самого начала расходился с рассказом Светланы! Зоя тем временем продолжала:
— Он приехал на какие-то испытания. Примерно месяц Арнольд провел в Туле. Все это время он так красиво за мной ухаживал… Конечно, я знала, что у него есть семья. Да он и не скрывал этого. Баба Нюра мне всю плешь проела: «Ой, пропадешь ты, девка!» Мои-то родители давно умерли, вот бабка меня и воспитывала. Когда я поня-ла, что беременна, хотела покончить жизнь самоубийством, Нюра снова вмешалась: «Рожай, говорит, воспитаем!»
— Арнольд Флавиевич узнал о дочери? Ну, в смысле, что вы беременны?
— Не сразу. Где-то через полгода он снова приехал в Тулу. Пришел ко мне с визитом, а тут я с животом. Он все понял. Сразу категорически заявил, что жениться на мне не может, но материально поможет. Я отказалась. Мне не нужны были его подачки: или все, или ничего! Арнольд еще что-то объяснял, мол, я ученый с мировым именем и скандал мне совершенно ни к чему… да только я не слушала. В конце концов он ушел. Потом еще несколько раз приезжал с деньгами и подарками. А мне ведь не деньги его нужны были, а он сам. Любила я его!
Люська плакала, уже не стесняясь. Она хрюкала, всхлипывала, сморкалась, всем своим видом выражая сочувствие всем женщинам мира и демонстрируя презрение к сильной половине человечества. Зато Зоя Федоровна успокоилась, и только подрагивающая нижняя губа и руки, беспокойно теребившие пуговицу на серенькой кофточке, говорили о волнении.
Я же терзала себя вопросом: зачем Светлана придумала какую-то идиотскую историю про свою мать? И еще: и Рахиль, и баба Нюра говорили о скромности девушки. А тут вдруг эта скромница начинает охоту за наследством папаши. Теоретически ей очень выгодна смерть всех членов семейства Либерманов. Допустим, она сумела бы доказать, что является дочерью Арнольда, суду… Тогда с огромным трудом и невероятными моральными потерями Светка что-нибудь да ухватила бы. Зато теперь она является единственной наследницей, не считая Аврума и Давыда. Но Аврум — племянник, а Давыд — псих. Света же дочь, пусть и незаконнорожденная…
Мои размышления прервали тревожные сигналы из недр собственного организма. Я, краснея и смущаясь, поинтересовалась:
— Простите, Зоя Федоровна, а где у вас дамская комната?
— В конце коридора, дверь рядом с комнатой бабы Нюры…
Когда я уже возвращалась из туалета обратно и шагнула в полутемный коридор, мне навстречу топала… Светка.
— Привет, красавица! — обрадовалась я. — А мы тут в гости к вам приехали. С матерью твоей беседуем!
— С кем? — удивилась она. — A-а, с мамой.
— Ага! И с тобой поговорить хотелось бы. Вопросов накопилось черт знает сколько!
Светка, затравленно оглянувшись, по-птичьи втянула голову в плечи.
— Ладно, — кивнула она. — Ты иди, а мне в туалет надо. Я сейчас приду.
С раннего детства родители внушали мне, что на свете хороших людей больше, чем плохих, и что лучше быть обманутой негодяем, чем не поверить человеку, со всех сторон положительному. Поэтому я доверчиво согласилась и вернулась в комнату.
— Ваша дочка вернулась, — обрадовала я Зою Федоровну.
— Света? — удивилась она. — Вы ошиблись, вероятно. Светлана сегодня работает и вернется не раньше девяти часов вечера…
Где-то в глубине души у меня шевельнулся огромный червяк сомнения: кажется, меня оставили в дурах! С этим я смириться не могла. Издав воинственный клич индей-цев племени чероки, вышедших на тропу войны, я бросилась к туалету. Хлипкий за мочек отвалился после второго удара. Одна ко, кроме бабы Нюры, там никого не было.
— Где Светка? — статуей Командора на двинулась я на бабку.
Баба Нюра слабо охнула и свела глаза к переносице.
— О-о-о… а-а-а… — простонала она. -К-кто?
— Светка Спицына, соседка ваша! — не терпеливо воскликнула я. — Она только что здесь сидела!
— Не-е, — баба Нюра икнула и истово перекрестилась. — Не было здеся никого, Христом богом клянусь! Окромя, конешно, Маришки - стервы!
— Какой такой Маришки?! — продолжала вопрошать я грозным голосом.
— Дык это… Нашей Маришки… Соседки то исть…
— И где она?
Баба Нюра, кажется, намертво прилипла к унитазу, молча ткнула пальцем в дверь рядом с комнатой Зои Федоровны.
Я на всякий случай погрозила бабульке кулаком и пошла к Маришке. На мой стук никто не откликнулся. Тогда я припала ухом к двери и замерла. С той стороны по-прежнему не доносилось никаких звуков.
«Эх, улетела птичка!» — с досадой подумала я, возвращаясь к Зое.
Люська с интересом глянула на меня, но я только рукой махнула.
— Зоя Федоровна, — обратилась я к хозяйке. — А у вас есть фотографии Светланы? Желательно, самые поздние…
— Есть. Светочка с Артемом первого сентября фотографировались. Вот.
Зоя Федоровна протянула цветную фотокарточку. Мы с Люськой сблизили головы и одновременно воскликнули:
— Соня!
Со снимка на нас смотрела, задорно хохоча, Соня Либерман, только очень молодая.
— Да, — проронила мать Светланы, — девочки очень похожи…
— А у вас случайно больше нет дочерей? — задала я совершенно дурацкий вопрос.
Зоя Федоровна посмотрела на меня как на больного ребенка и ничего не ответила.
— Простите меня, — я смутилась, — но ко мне приезжала не эта девушка. Да и парень не похож на ее ревнивого жениха…