Два Гавроша - Шмушкевич Михаил Юрьевич 13 стр.


— Я вас долго искал, — закончил свой рассказ Грасс, — но найти не так уж легко. Тем более мне, немцу. Работа ваша всюду видна, а сами вы — невидимки.

Немец стал участником французского Сопротивления. Правда, вначале к нему относились настороженно, проверяли. Но вскоре он завоевал доверие, любовь и уважение всего отряда. Ему даже начали давать самостоятельные поручения.

2. Концерт в землянке

Дорога спиралью поднималась вверх, теряясь у горизонта. Гул мотора не разрывал ночную тишину, а делал ее еще более ощутимой. Люсьен-бросил взгляд на квадратное зеркальце и улыбнулся. На заднем сиденье, слабо освещенном лунным светом, тихо сидели два необычных пассажира: Павлик и Жаннетта.

— А колпаки? Колпаки не забыли? — повернулся ой к ним.

— Разве не видишь? — отозвалась Жаннетта,

Ребята надели красные колпаки. Эти головные уборы — символ свободы. В Древней Греции и Риме их носили освобожденные рабы. Позже, в XVIII веке, во время французской революции, — парижане. Колпаки не очень гармонировали с лохмотьями двух Гаврошей. Люсьен снова оглянулся на них и весело рассмеялся.

Жаннетта поняла причину смеха Люсьена. Надув губы, она сердито бросила:

— Нечего смеяться!

Долго еще тряслись плечи Люсьена. Наконец он налег на руль и резко повернул его вправо. Белая лента дороги теперь вилась среди густого леса. От теней деревьев она стала походить на тигровую шкуру. Машина сделала еще один поворот и въехала на поросшую травой узкую просеку.

— Прибыли! — объявил Люсьен, останавливая машину. — Подождите здесь, я скоро вернусь. Не страшно? Темно, лес…

— Ты что, с неба свалился, Люсьен? — фыркнула Жаннетта. — Да мы, если хочешь знать, в более страшных лесах побывали и то ни чуточки не боялись.

— Не хвастай, — перебил ее Павлик.

— Я же говорю правду! Помнишь, когда я осталась одна? Умирающая и одна-одинешенька, в лесу…

Люсьен вскоре возвратился в сопровождении какого-то вооруженного человека. Тот заглянул в машину, потянул к себе дверцу и веселым тоном произнес:

— Добро пожаловать, товарищи артисты. Мы вас ждем не дождемся.

По дороге вооруженный человек что-то тихо рассказывал шагающему рядом Люсьену. Вдруг Люсьен остановился, обернулся к ребятам и сказал:

— Приехали бы на часок раньше, дружка своего застали бы. На задание ушел. Это я про немца, про Грасса…

— Грасс?! — воскликнула Жаннетта. — Он партизан?

— Партизан, — ответил вооруженный человек. — Гордость нашего отряда. И товарищ, надо сказать, немец этот, замечательный. Его тут все уважают.

— Какая досада! А он скоро вернется? — спросила Жаннетта.

Партизан пожал плечами:

— Не знаю. И вообще, такие вопросы не полагается задавать…

Девочка сморщила нос. Окинула партизана колючим взглядом:

— Подумаешь, какой секрет! Товарищ Моно, заверяю вас, скажет мне.

Павлик огорчился не менее Жаннетты. Вместе с тем он почувствовал прилив радости. Грасс стал партизаном! Наконец-то добрый немец понял, с кем ему надо идти!

Партизан продолжал восхищаться Грассом. Немец исколесил весь мир, но любовь его к родине не угасла.

— Шли мы как-то с Рихардом на задание. Идем лесом, вдоль железной дороги. На полустанке эшелон воинский стоит. В вагонах — боши. Вдруг в одном вагоне кто-то заиграл на губной гармонике. Грасс замедлил шаги, начал прислушиваться. Я, разумеется, тоже. Хорошая, надо сказать, была эта музыка. Чудная мелодия! Звуки мягкие, волшебные. Чистые, как вода горного ручья. Гляжу на Рихарда. Он вот-вот заплачет. Молчу… «Это, — говорит он немного погодя, — старинная песня о Рейне. О Германия, Германия! Как прекрасны твои песни, как музыкален твой народ!»

В длинной полутемной землянке набилось полно народу. Вдоль стен на нарах и просто на полу сидели люди. На многих были окровавленные повязки. Тут же стояли винтовки, автоматы, громоздились ящики с патронами. При появлении гостей шум, говор и смех вмиг оборвались. Правда, ненадолго. Через секунду в землянке поднялась буря аплодисментов. Павлика и Жаннетту со всех сторон осветили десятки карманных фонариков,

— Тише, товарищи! — крикнул кто-то.

— Нельзя же так, они ослепнут, — заметил другой.

— Товарищи, товарищи, товарищи! — раздался третий голос, призывающий к порядку, и, когда все умолкли, громко объявил: — К нам приехали из Парижа юные артисты. Слово предоставляется…

— Мне, Жаннетте, — подсказала взволнованная Жаннетта и тут же спохватилась: — Ой, что я сказала! Га-вро-шу!

Раздался дружный смех и новый взрыв аплодисментов. Жаннетта ничуть не смутилась. Она выступила вперед, обвела всех торжественно-серьезным взглядом, подождала, пока воцарилась полная тишина, и лишь тогда заговорила:

— Вовсе мы не артисты. Только песни революционные исполняем.

Павлик и Жаннетта, взявшись за руки, запели песню первой французской революции:

Победа нам с песней открыла заставы,

Свобода нас гордо ведет,

На севере, юге час битвы и славы

Военная зоря поет…

Затем, надев набекрень рваное кепи, Жаннетта с большой страстью продекламировала:

— Живее! Валите булыжник! Еще, еще! Катите бочки, давайте мусору заткнуть дыру. Мала наша баррикада. Куда она годится? Тащите, валите, катите что попало. Ломайте дом, несите стеклянную дверь!

— Браво, браво нашему Гаврошу! — кричали в землянке.

Жаннетта отвесила низкий поклон.

— Третьим номером нашей программы… — Она сделала драматическую паузу, чтобы ее слова произвели на слушателей необходимый эффект, и взяла из рук улыбающегося Люсьена большой зонт. — Третьим номером нашей программы: «Петен[13] заботится о Франции».

— Гаврош, — обратился Павлик к Жаннетте, — покажи нам, как Петен заботится о Франции.

Жаннетта напялила шляпу, вытянулась на спине и, спрятав голову под зонт, широко и громко зевнула.

— Петен принимает солнечные ванны на пляже в Виши, — пояснил Павлик.

Землянка задрожала от смеха.

— Правильно, правильно!

— Девочка его точно копирует! — раздались голоса, сопровождаемые оглушительным хохотом и аплодисментами.

Свое выступление Павлик и Жаннетта закончили песенкой Гавроша:

…У них мундиры синие

И сабли на боку.

Огонь по линии!

Партизаны весело и дружно подхватили:

Ку-ка-ре-ку!

3. В Тюильрийском саду

Тюильрийский сад, который тянется вдоль Сены, всегда был излюбленным местом гуляний и отдыха парижан. На его тенистых аллеях, украшенных мраморными скульптурами, у большого бассейна, в обвитых плющом беседках, постоянно полно народа. Однажды сюда отправились и Клод Пети с Жизель Ансар.

Приехали они на такси. Клод категорически возражал против того, чтобы их привез сюда Люсьен. «Не хочу задевать его самолюбие», — объяснил он.

У входа в сад Клод подозвал цветочницу. Выбрав несколько белых лилий, он преподнес их актрисе.

— Белая лилия — символ чистоты и невинности, — сказал он. — Лет сто назад в Тюильрийском саду было множество этих цветов, но они внезапно исчезли. Капризный король Луи-Филипп приказал их уничтожить…

Жизель хочется сказать Клоду, что она поражена всесторонним его развитием, его глубокими познаниями. Он даже разбирается в цветах…

Клод взял ее под руку, и они углубились в сад. Обогнув фонтан, они заняли свободную беседку. Жизель сняла шляпу.

— Почему вы умолкли, милый Клод? — обратилась актриса к своему спутнику.

Клод не слышал вопроса. Все его внимание было поглощено парой, вошедшей в беседку напротив. Мужчина виден был хорошо, но его интересовала женщина, которую закрывал плющ. Когда она входила туда, Клод успел заглянуть ей в лицо. «Она! — и сам испугался этой мысли. — Это она». Юноша ей не пара. Слишком крупные черты, сильно развитая челюсть, подчеркнутая элегантность выдает его с головой. Он рабочий. Беседка несомненно служит местом явки. Женщина заливается смехом, а под шумок, конечно, дает юноше задание, спрашивает, кто из его друзей арестован, советует, что делать в случае нового провала…

— Клод, — напомнила ему Жизель о своем присутствии.

— Простите меня! — спохватился он и обернулся к ней. — Иногда человек невольно начинает задумываться над смыслом жизни, рассуждать о высоких материях…

Жизель стало скучно.

— Высокие материи, смысл жизни, — насмешливо повторила она. — Оставим это старцам, Клод.

Он льстиво улыбнулся, не отрывая взгляда от беседки.

— Согласен. Вы правы. Но… Вот глядишь отсюда на площадь и думаешь: революционеры гильотинировали здесь Людовика Шестнадцатого, королеву Марию-Антуанетту, герцога Орлеанского, убийцу Марата — Шарлотту Корде…

Певица вздохнула:

— Ох, надоели мне эти революционеры! Всякий сброд к ним идет. Лиан Дени тоже стала революционеркой.

Глаза Клода блеснули. «Очень кстати, что толстуха со мной. Она ее узнает. Очень кстати. Лиан Дени больше не ускользнет от меня…

Мишель Ракен, связной партизанского отряда, командиром которого был коммунист Моно, внимательно слушая собеседницу, вспомнил о ее выступлении в землянке. Люди тогда только что вернулись после жаркого боя. Усталые, измученные, с глубоко запавшими глазами, отдыхали они, сидя на полу. И вот вместе с командиром отряда в землянку вошла молодая, стройная женщина. Ее-внешность — широкий лоб, синие, слегка грустные глаза под темными ресницами, прямой нос, ямочка на подбородке, золотые волосы, собранные в тугой узел, — показалась всем знакомой.

Она поздоровалась со всеми и обернулась к командиру отряда:

«Люди устали, им наверняка не до песен. Отложим это до другого раза, товарищ Моно».

Командир отряда умоляюще взглянул на нее:

«Прошу вас, не отказывайтесь… Товарищи! — обратился он к партизанам. — Сейчас перед нами выступит участник Сопротивления — Бабэт Руссо».

Все поднялись с мест, тесным кольцом окружив певицу. Только она запела, все сразу поняли, что это знаменитая Лиан Дени.

Теперь она передала Мишелю Ракену письмо ЦК компартии о всеобщем вооруженном восстании.

— Если не купишь манто, то можешь забыть обо мне, — произносит она громко, чтобы слышно было в соседних беседках.

«Неужели я ошибся? — подумал Клод, услышав эту фразу. — Парень смеется во весь рот. Ошибся!»

Прошло еще несколько минут. Пара в соседней беседке встала, собираясь уходить.

— Жизель, — схватил Клод певицу за руку, — посмотрите, какая странная пара: он еще птенец, а она уже дама в летах. Она чертовски красива. И, видно, богата.

Певица с любопытством высунула голову наружу.

Юноша пропустил женщину вперед.

— Это же… — У Жизель перехватило дух. — Это же…

— Кто? Лиан Дени? — подсказал Клод.

— Лиан. Какая она расфуфыренная, как шикарно одета! — В Жизель вспыхнула давняя зависть.

Клод подлил масла в огонь:

— Она вас даже не узнает. Попробуйте ее окликнуть.

Зачем? — надменно ответила певица. — Я ее терпеть не могу.

— Вы ошиблись, это не Лиан.

Жизель обиделась. Ошиблась? Как бы не так!

— Лиан! — закричала она. — Ли-ан!

Пара спокойно, непринужденно шла своей дорогой.

— Какая наглость! — возмутился Клод, снова поддевая актрису.

Жизель вскочила и бросилась вдогонку удаляющейся парочке. Клод не торопясь последовал за ней.

— Лиан! — Жизель вцепилась обеими руками в платье красавицы.

Да, это была знаменитая певица Лиан Дени. Она обернулась, и ее лицо приняло несколько озабоченное выражение.

— Что тебе нужно, Жизель?

Жизель пожала плечами. Что ей нужно? Собственно говоря, ничего. Лиан уже давно не стоит на ее пути, а то, что она заодно с коммунистами, — что ж, это ее дело. Ее повесят, а не кого-нибудь другого.

— Что тебе нужно? — уже с ноткой нетерпения в голосе повторила свой вопрос Лиан.

— Ты… ты вышла замуж? Это твой муж? — спросила Жизель, густо покраснев.

— Да, — ответила Лиан сухо, нахмурив брови. — Это все, что ты хотела узнать?

— Да.

— Тогда до свиданья.

— До свиданья.

Клод преградил парочке дорогу. Лиан его сразу узнала, но не подала виду.

— Не торопитесь, мадемуазель Дени, — заявил он со злорадством и крикнул: — Руки вверх!

Лиан резко обернулась к побледневшей Ансар:

— Поздравляю тебя, милая, с новым амплуа. В нем ты действительно проявила талант…

— Руки вверх! — повысил голос Клод.

Жизель испуганно отпрянула назад. Она никак не могла понять того, что произошло.

4. Крокодиловы слезы

Клод посоветовал Жизель молчать, никому и словом не обмолвиться о случившемся в Тюильрийском саду. Но это было выше ее сил. Остаток дня и всю ночь Жизель как безумная металась по комнате. «Лиан уверена, что я ее предала, что я ее выслеживала. А парень, которому удалось бежать, подтвердит это, — мучилась певица. — Какое страшное обвинение!»

Она никогда не любила Лиан, но это вовсе не значит, что она хотела выдать ее гестаповцам. Жизель Ансар может решиться на многое, но не на предательство! Клод другое дело. Он фашист. Она теперь в этом окончательно убедилась. Ему на помощь, словно из-под земли, появились два субъекта с пистолетами в руках. Эта история его ничуть не смутила, Напротив, он нагло заявил: «Мы с вами, милая, оказали Франции большую услугу. Дени расстреляют, и у вас не будет опасной соперницы». Что за напасть! Откуда свалился на ее голову этот гнусный тип? Впрочем, виноват во всем Люсьен, приютивший подлеца у себя. Пусть он только появится! Утром она пошлет за ним Сюзи.

Шофер застал свою госпожу в постели.

— Вы больны? — осведомился он.

— Да, — еле слышно ответила Жизель и подумала: «Зачем я его позвала?»

— Говорил ли тебе Клод о том, что мы вчера были в Тюильрийском саду? — спросила она, опустив веки.

— Говорил.

— И о том, что там произошло?

«Что там могло произойти?» — удивился Люсьен.

— И ты, конечно, считаешь меня виноватой? — со слезами на глазах допытывалась Ансар.

«Виноватой?! Что они там натворили?» Чтобы вызвать певицу на откровенность, он отрицательно покачал головой.

— Вас я не обвиняю. По-моему, виноват только Клод.

— «Умница! — Лицо Жизель просветлело. — Он заставил меня догнать ее, а я, глупая, послушала и побежала. Лиан остановилась и спрашивает: «Что тебе от меня нужно, Жизель?» Клод подходит, выхватывает пистолет и кричит: «Руки вверх!»

Хорошо, что певица разрыдалась и уткнулась лицом в подушку, не то она увидела бы, какое действие произвели эти слова на Люсьена.

Клод догадался, что брат чем-то сильно встревожен. «Он был у Жизель. Она разболтала, — мелькнула у него мысль. — Надо быть осторожным. Люсьен со своими друзьями-подпольщиками несомненно захочет мне отомстить».

Клод открыл дверь и, бросив беглый взгляд на руки брата, пропустил его в комнату.

— Что-нибудь случилось, Люсьен? — спросил он вкрадчиво, затворив за собой дверь. — На тебе лица нет.

— Провокатор! — задыхаясь от гнева, выкрикнул Люсьен, направляя на старшего брата пистолет. — Как ты решился на такую подлость?

— Что ж, стреляй! — вызывающе ответил Клод и, шагнув вперед, подставил грудь. — Стреляй! Убивай родного брата, если веришь бабским россказням. Стреляй! — И он приблизился вплотную к брату.

Люсьен невольно отступил к окну,

— Говори, пока не поздно, кого ты еще предал? Говори! — снова закричал он.

Грянул выстрел, но Клод успел отшатнуться, Пуля врезалась в спинку дивана.

— Говори, гадина! — не унимался Люсьен, прижавшись спиной к подоконнику. — Говори!

Клод упал на колени.

— Прости меня, Люсьен! — заговорил он умоляюще. — Ведь я твой родной брат, нас одна мать родила. Поверь, я не виноват. Я тебе все расскажу, все, все…

Люсьен брезгливо усмехнулся. Опустив руку с пистолетом, он посмотрел на старшего брата с отвращением.

— Рассказывай.

Клод вытер рукавом слезы и медленно стал подниматься с колен. Смирение и страх на его лице вмиг сменились яростью. Он стремительно рванулся вперед, схватил обеими руками брата за ноги, изо всех сил толкнул его в открытое окно.

Назад Дальше