— Кзамы не захотели дать сыну Леопарда даже одной головешки, а теперь у самих кзамов нет Огня! Они будут страдать от темноты и холода до тех пор, пока не вернутся к своему племени! Уламры стали сильнее кзамов!
* * *
Когда Нао подошел к подножью холма, у которого он должен был встретиться со своими молодыми спутниками, их там не было.
Это нисколько не удивило его: очевидно, Наму и Гаву пришлось сделать большой крюк, чтобы избавиться от своих преследователей.
Обложив ивовыми листьями свою рану, уламр уселся подле плетенки, в которой блестел яркий огонек.
Время текло. Луна все выше поднималась по небосклону. Когда ночное светило достигло зенита, Нао вдруг поднял голову.
Среди тысячи разнообразных шумов, наполнявших ночь, он расслышал характерный звук человеческих шагов. Это был быстрый и четкий шаг, который никак нельзя было смешать с дробной поступью четвероногих. Сначала шум был чуть слышен, но по мере приближения он становился все более отчетливым. Порыв ветерка донес до Нао запах этого человека.
Уламр сказал себе:
— Сын Тополя обогнал своих преследователей и теперь возвращается!
Действительно, равнина была совершенно спокойна, и за Намом никто не гнался.
Через несколько мгновений молодой охотник подошел к подножью холма.
Нао спросил его:
— Кзамы потеряли след Нама?
— Нам увлек их за собой на север, затем побежал во всю прыть и оставил их далеко позади. Потом, чтобы уничтожить следы, он долго шел по воде и остановился только тогда, когда ни глазом, ни слухом, ни обонянием не мог обнаружить близости людоедов.
— Хорошо! — сказал Нао, кладя ему руку на плечо. — Нам ловкий и хитрый воин. А где Гав?
— Сына Сайги преследовали другие кзамы. Нам нигде не встретил его следа.
— Мы подождем Гава. А теперь пусть Нам посмотрит…
И с этими словами Нао подвел своего спутника к углублению в склоне холма. Нам увидел маленький, но яркий и распространяющий тепло огонек.
— Вот, — просто сказал воин. — Нао добыл Огонь. Молодой уламр радостно вскрикнул; глаза его наполнились слезами.
Он простерся на земле перед сыном Леопарда и, задыхаясь, проговорил:
— Нао один хитрее, чем целое племя. Он станет великим вождем уламров, и никакой враг не сможет устоять против него.
Уламры сели на землю возле плетенки. Теплившийся в ней крохотный огонек согревал их, как большой костер у порога родных пещер. Их не пугала больше мысль об огромном расстоянии, отделявшем их от племени. Когда они покинут берега Большой реки, кзамы вынуждены будут прекратить преследование, и на дальнейшем пути надо будет опасаться только одних хищных зверей.
Долго уламры грезили; будущее не страшило их, и жизнь, казалось, обещала только радости. Но, когда луна начала спускаться к западу, беспокойство снова овладело ими.
— Что случилось с Гавом? — прошептал Нао. — Неужели он не смог уйти от кзамов? Не попал ли он в западню?
Равнина была нема; молчали звери; даже ветерок упал, и не шелестели больше прибрежные камыши. Только несмолкающий рокот потока нарушал тишину ночи. Нао и Нам не знали, что делать: ждать рассвета или немедленно пуститься на поиски Гава? Нао понимал, что нельзя оставить Огонь на попечение Нама. Но, с другой стороны, он не мог покинуть сына Сайги, которому угрожали свирепые кзамы. Долг перед племенем требовал, чтобы он предоставил Гава его судьбе и заботился только об Огне; но за время совместных поисков он привязался к своим спутникам. Они стали словно частью его самого: опасности, грозящие им, тревожили его так же, как угроза ему самому, и даже больше, ибо он знал, что Нам и Гав слабее его, что она не способны постоять за себя в борьбе со стихиями и зверями, а тем более с людьми.
— Нао пойдет искать следы Гава! — сказал он, наконец. — Нам останется, чтобы ухаживать за Огнем. Он не должен спать: он будет смачивать водой кору плетенки, когда она перегреется, и ни на миг не отлучится от Огня.
— Нам будет охранять Огонь больше, чем собственную жизнь, — решительно сказал молодой воин.
И он гордо добавил:
— Сын Тополя умеет поддерживать Огонь. Мать научила его этому, когда он был еще не больше волчонка. — Хорошо Если Нао не вернется прежде, чем солнце поднимется над верхушками тополей, Нам уйдет под защиту мамонтов Если же Нао не придет до конца дня, Нам должен будет один направиться к становищу уламров.
Нао ушел. Сердце его было неспокойно. Много раз он оборачивался и глядел на Нама, склонившегося над плетенкой с Огнем.
Глава шестая
ПОИСКИ ГАВА
Нао решил вернуться в становище людоедов, чтобы оттуда пойти по следам Гава. Он шел медленно. Раненое плечо горело, в голове был шум, огромная шишка вскочила на черепе в том месте, куда попал удар палицы.
Грустные мысли теснились в голове уламра. Даже после завоевания Огня его молодым спутникам и ему самому продолжали угрожать бесчисленные опасности. Когда-то они вернутся к своему племени, и удастся ли вообще вернуться живыми?
Наконец, он дошел до опушки ясеневой рощи. Отсюда несколькими часами раньше он увидел стоянку кзамов. Но тогда свет восходящей луны меркнул в зареве яркого костра, а теперь стоянка вымерла, головни, которые Нао разбросал, угасли, и темная ночь нависла над мрачным полем.
Напрягая слух, зрение и обоняние, Нао пытался определить, вернулись ли назад преследователи. Но все было неподвижно, и только изредка стонали раненые.
Тогда Нао решительно зашагал к Становищу. Раненые мгновенно перестали стонать, и казалось, что у погасшего костра лежат только одни трупы.
Но Нао не стал задерживаться здесь. Определив место, откуда Гав пустился бежать, сын Леопарда легко разыскал его след. Вначале не представляло никакого труда итти по нему: Гав бежал почти по прямой, и отпечаток его ног сопровождали многочисленные глубокие следы преследователей-кзамов. Но вскоре следы Гава начали описывать петли среди холмов, замкнутые круги проникали в заросли кустарника и, наконец, уперлись в болото. Нао с трудом снова разыскал их на берегу реки. Следы теперь были влажные, как будто Гав и его преследователи вышли из реки.
Нао прошел по следу еще тысячи три-четыре локтей; тут ему пришлось остановиться: тяжелые тучи заволокли луну, а заря еще не занималась. До рассвета нечего было делать, и сын Леопарда сел на смоковницу, видевшую уже десять поколений людей. Ночные хищники закончили охоту, дневные животные еще не просыпались в своих норах, дуплах деревьев или в чаще густого кустарника, куда они забрались на ночь.
Нао отдыхал, нетерпеливо поглядывая на восток, где за линией холмов медленно занималась осенняя заря, тусклая, холодная и неприветливая. Уже поднялся предрассветный ветерок, и заколыхались пожелтевшие листья смоковниц.
Проглотив кусок сырого мяса, Нао снова принялся за поиски. Из рощи след Газа шел по песчаной равнине, покрытой редкой травой и чахлым кустарником, потом свернул в тростниковую заросль на краю болота, поднялся по склону холма и, наконец, затерялся на берегу реки, которую Гав, очевидно, перешел вброд.
Нао в свою очередь переправился на противоположный берег реки и там, после долгих поисков, установил, что следы кзамов разделились — видимо, они окружили Гава.
В продолжение нескольких минут сын Леопарда нерешительно топтался на месте. Он понимал, что не имеет права рисковать Огнем, жизнью Нама и своей собственной, чтобы притти на помощь Гаву. Теперь он должен был опасаться встречи не только с двумя группами преследователей Гава, но и с отрядом, который пустился в погоню за Намом и потерял его следы. Встреча с этим отрядом была бы тем опасней, что, следуя за сыном Тополя, он обогнал Гава и мог отрезать Нао путь к отступлению.
Но желание спасти молодого уламра так увлекло Нао, что он решил пренебречь опасностью. Зная, что в быстроте бега с ним не может сравниться ни один из кзамов, он, не колеблясь, пошел по следу Гава, лишь изредка останавливаясь, чтобы оглядеть окрестность.
Рыхлая почва равнины сменилась твердым гранитом, едва прикрытым тончайшим слоем чернозема. След огибал подножье холма с отвесными, крутыми склонами.
Нао решил взобраться на холм. Отпечатки шагов на земле были совсем свежие, и можно было надеяться с вершины холма увидеть самого Гава или его преследователей.
Уламр стал карабкаться по склону холма, цепляясь за кусты.
Достигнув вершины, он увидел Гава; молодой воин бежал по участку красной глины, казавшемуся обагренным кровью бессчетных тысяч животных.
За ним, не отставая, бежали несколько широкоплечих длинноруких и коротконогих кзамов. С севера, наперерез беглецу, приближалась другая группа кзамов. Несмотря на то, что погоня длилась уже несколько часов, сын Сайги, повидимому, сохранил еще достаточно сил, и в поступи его не было заметно усталости.
В продолжение этой долгой осенней ночи Гав бережно расходовал свои силы, пускаясь бежать со всей скоростью, на какую он был способен, только чтобы избегнуть засады или чтобы подразнить своих преследователей. Но, к несчастью, в пылу бегства, он заблудился, и теперь не знал, в каком направлении искать холм, где Нао назначил ему свидание.
Гав направлялся к сосновому лесу, темневшему на северо-востоке. Ближайшие к нему преследователи, рассыпавшись цепью длиной в тысячу локтей, преграждали отступление на юг. Группа, бежавшая с севера, разгадав замысел Гава, вдруг переменила направление. Очевидно, кзамы решили одновременно с ним добраться до опушки леса.
Положение беглеца не было ни угрожающим, ни даже опасным при условии, если, попав в лес, он сразу свернет на северо-запад. Проворный сын Сайги без труда мог значительно опередить кзамов; тогда Нао догонит его, и они вместе вернутся к берегам Большой реки.
Оглядев окрестность, Нао увидел, что под прикрытием высокого кустарника можно незаметно подойти почти вплотную к опушке леса.
Нао собрался было спуститься на равнину, чтобы привести этот план в исполнение, как вдруг новое обстоятельство заставило его остановиться: на северо-западе появился еще один отряд кзамов. Гав мог надеяться теперь на спасение, только удирая во всю прыть в западном направлении. Но он, повидимому, не заметил этой опасности и медленно трусил по прямой.
Снова в груди Нао стали бороться противоречивые чувства. Он хотел спасти Гава и понимал, что этим самым он подвергает опасности Огонь, Нама и свою жизнь. И снова чувство привязанности к молодому воину одержало верх над осторожностью.
Бросив еще один пристальный взгляд на равнину и запечатлев в памяти все особенности ее, сын Леопарда поспешно сбежал с холма и под прикрытием кустарника побежал на запад.
Когда кустарник кончился, он скользнул в высокую траву и, согнувшись, стрелой понесся прямо к опушке леса. Он бежал значительно быстрее, чем Гав и кзамы, которые берегли силы, и первым очутился на опушке леса.
Теперь необходимо было дать знать беглецу о себе. Он трижды закричал, подражая крику оленя, — это был обычный сигнал уламров. Но расстояние было слишком велико, и Гав не расслышал или, быть может, озабоченный мыслью о преследователях, не понял сигнала.
Это понудило Нао выдать свое присутствие. Он выскочил из-под прикрытия и издал громкий боевой клич уламров. Протяжный рев, подхваченный всеми отрядами кзамов, наступавшими с юга, севера и востока, был ему ответом.
Гав остановился, как вкопанный; он не верил своим ушам и глазам. Но, убедившись, что слух и зрение не обманули его, со всех ног радостно кинулся к сыну Леопарда.
Уверившись в том, что Гав заметил его, Нао повернул и побежал прямо на запад. Но вновь прибывший отряд кзамов, увидев это, изменил направление и несся теперь наперерез ему. План людоедов был понятен: они преграждали беглецам дорогу на север, юг и восток, тесня их к западу, где вставала высокая каменная гряда, взобраться на которую было почти невозможно.
Видя, что Нао все-таки бежит прямо к этой гряде, кзамы радостно закричали и еще теснее сжали кольцо вокруг уламров. Передовые преследователи уже были в пятидесяти локтях от них и на ходу занесли копья, готовясь метнуть их в противников. Но Нао, увлекая за собой Гава, неожиданно нырнул в кусты и скрылся в ущелье, которое он высмотрел с вершины холма.
Людоеды заревели от бешенства; часть из них последовала за уламрами в ущелье, другие же бросились в обход препятствия.
* * *
Нао и Гав, как вихрь, неслись вдоль ущелья. Они намного опередили бы кзамов, если бы почва не была здесь такой неровной и изрытой. Но, когда они вышли из ущелья по ту сторону каменной гряды, трое людоедов, успевших обогнуть препятствие, преградили им путь к северу.
Нао и Гав хотели было податься в противоположную сторону к югу, но и оттуда доносился нарастающий шум погони. Наконец, сзади с минуты на минуту могли появиться воины, устремившиеся вслед за беглецами в ущелье. Каждая секунда колебания грозила гибелью.
Нао быстро принял решение. Держа палицу в одной руке и топор в другой, он смело бросился на кзамов. Гав, не отставая от него, взмахнул копьем. Три людоеда разбежались в разные стороны. Они ждали подкрепления и заботились только о том, чтобы уламры не прорвали кольца. Нао разгадал их замысел и с угрожающим криком бросился на ближайшего, молодого высокого воина. Тот поднял топор, готовясь отпарировать удар. Но одним взмахом палицы Нао выбил у него из рук оружие, а вторым — уложил его на месте.
Тогда двое других кзамов кинулись на Гава. Они рассчитывали быстро справиться с ним и затем соединенными силами напасть на Нао. Гав метнул копье в одного из противников и ранил его, но не опасно; прежде чем Гав успел поднять палицу, тот в свою очередь ранил молодого уламра топором в грудь. Сын Сайги быстро отскочил в сторону и тем спасся от второго удара, который был бы смертельным.
Кзамы погнались за ним. Один напал на него спереди, а другой в это время готовился оглушить его сзади. Казалось, Гав был обречен. Но Нао взмахнул огромной палицей, и один людоед повалился на землю с раздробленным черепом. Второй поспешно отступил к северу, под защиту большой группы сородичей, бежавших к месту сражения что было мочи. Однако они опоздали: уламры уже вырвались из западни и бежали по открытому полю, с каждым скачком увеличивая расстояние между собой и врагами.
Прежде чем солнце достигло зенита, они обогнали преследователей почти на шесть тысяч локтей. Иногда им казалось, что кзамы оставили уже погоню, но, взобравшись на вершину какого-нибудь холма, они тотчас же обнаруживали разъяренную толпу людоедов, упорно бежавших по их следу.
Гав заметно ослабел. Кровь беспрерывно сочилась из раны на его груди; иногда это была тончайшая струйка, и тогда уламры надеялись, что рана закрылась, но стоило юноше сделать один неверный скачок, как кровь снова начинала обильно течь.
Нао нарвал листьев молодого тополя и кое-как прикрыл ими рану. Однако кровь не унималась. Гав бежал все медленней и медленней. Теперь, оборачиваясь, Нао видел, что передовые кзамы догоняют их.
Сын Леопарда с отчаянием подумал, что если Гаву не станет лучше, людоеды скоро настигнут их. Между тем с каждым новым шагом слабость Гава все росла. Он с огромным трудом взобрался на склон очередного холма, а добравшись до вершины, почувствовал, что сердце у него замирает и ноги подкашиваются. Лицо его стало пепельно-серым. Он зашатался.
Нао, поискав глазами преследователей, с грустью увидел, что расстояние еще больше сократилось.
— Если Гав не соберется с силами и не побежит, — сказал Нао глухим голосом, — людоеды настигнут нас раньше, чем мы доберемся до реки.
— У Гава темно в глазах и в ушах трещит, словно сверчок, — чуть слышно ответил молодой воин. — Сын Леопарда должен бежать один. Гав умрет за Огонь…