ответственного за технику безопасности на данном конкретном предприятии.
Мало было Шведову пропажи прибора, теперь еще и это. А если покойный и
впрямь что-то знал? Обидно. Ну и Лушина жалко, конечно.
Потом они с Берзиным немножко попытали Водорезова на предмет того, что,
может, Аркадий Яковлевич еще что-нибудь вспомнит из сказанного покойным
замом, но ничего нового тот им поведать не смог и тоже из-за этого расстроился.
Сумасшедший рабочий день подходил к концу.
Шквальную череду последних событий, сотрясших «Микротрон», Алина
восприняла с философской невозмутимостью, опираясь на простой постулат –
делай, что должен. Она была уверена, что все, от нее зависящее, она исполняет и
притом хорошо, а выше головы не прыгнешь, поэтому незачем совершать
суетливые и бестолковые движения. А демонстрировать публике свою
корпоративную преданность, перемещаясь по коридору с гримасой горькой
озабоченности, или восклицать, ужасаться и строить версии на брифингах в
курилке ей казалось несолидным и пошлым.
Одно хорошо – от чепуховых своих переживаний отвлеклась. Вообще, это не
дело –повсюду таскать за собой мобильник и через каждую минуту проверять
список пропущенных звонков.
«Пора успокаиваться, хватит уже, – думала она после очередной дутой
проверки. – Надо выбросить из головы этого человека, он не позвонит. Разве ты
сама позвонила бы, будь на его месте? Да и человек данный конкретный так себе,
дрянь. Дрянь, а не человек».
Вчера она разговаривала с Риткой Радовой. Ритка сказала, что мать никак
не отойдет, боится, что за неимением других кандидатов в убийстве дяди Саши
обвинят ее, Ритку. А тут еще бывшая дяди Сашина супружница объявилась, хочет
судиться за квартиру и за шесть соток по Егорьевскому шоссе с бытовкой на них.
Какая зараза, давно уже от мужика ушла, а как разнюхала, что он умер, и права
качает. А в квартире, на минуточку, не прописана, да и бытовка к ней отношения не
имеет.
Алине стало досадно. Она же так ничем Ритке не помогла.
В прошлое воскресенье она не смогла заставить себя поехать на Блошиный,
хотя заранее договорилась об этом с тетей Тамарой. После субботней прогулки с
байкером Джорджи на душе было тошно, и Алина почти весь день тупо
провалялась на диване, переключая каналы телепередач. Она с трудом заставила
себя съездить в «Экко», чтобы купить такие же точно ботиночки, которые ей дала
поносить отзывчивая бабушка Степана. Новые Алина вернула Евгении
Михайловне, а те, в которых поражала воображение байкеров, решила оставить
себе. Блин, на память.
Однако так растечься лужицей – это себя не уважать. Решено. Завтра же
будет совершен демарш с целью выйти на след загадочного фигуранта по имени
Додик. Или это прозвище?
А интересно, воспользуется их идеей солдафон Берзин или нет? Идея
неплохая, вполне жизнеспособная, только вот воплощать ее нужно в срочном
порядке, жаль, несчастный случай помешал. Кажется про Лушина Алине кто-то
недавно говорил. Да, действительно, Катерина историю рассказывала, связанную
с некачественной пищей. Не везло мужику в последнее время.
Так что не до спецоперации сегодня было. Оцепляли, перекрывали, ждали
следственную бригаду, отвечали на вопросы. Остается надеяться, что в
присутствии полиции тот, кто умыкнул ЛБВ, не решился протащить ее через
двойные кордоны наружу.
Понятно, что нет никаких гарантий, что прибор уже не доставлен адресату,
но шанс перехватить его на выходе все-таки остается, и этим шансом
пренебрегать нельзя. Алина бы им пренебрегать не стала.
Забежала на минутку Надежда Михайловна пожелать хороших выходных.
На самом деле, чтобы посплетничать про Берзина и еще немножко
повыставляться своими смекалкой вкупе с изобретательностью. Ведь это же она
придумала такой остроумный ход, жаль, что мальчишки так им и не
воспользовались.
Мальчишки, надо понимать – это Берзин со Шведовым.
– Но вы знаете, Алина Леонидовна, – оживлено говорила Киреева, – я
случайно по первому этажу шла и увидела, что этот Петрас очень серьезно к делу
подошел. Он запретил выходить к раздевалке в рабочих халатах и собрался
проверять сумки у девчонок.
Для обеспечения сохранности дорогостоящих материалов и уникальных
деталей, а проще говоря, чтобы кто чего не утырил, в цехе давно был заведен
такой порядок – при входе на участки милости просим сбросить с себя все лишнее
в буферной раздевалке и пройти на рабочее место в тесных джинсах и легкой
футболке без карманов. А там, в цеху, уже можно облачится в халат или во что-
нибудь потеплее, кто хочет.
При оформлении в штат Наталья Майорова, менеджер по персоналу, об
этом всех соискателей предупреждала и брала с них письменное согласие аж на
возможный личный досмотр. Все, в основном, соглашались. Правда, меры такие
выполнялись не всегда, девки частенько протаскивали с собой за рабочий стол
косметику и шоколадки, но сегодня Берзин порядок привел к соответствию.
Хорошо, если не с опозданием.
– Говорят, – продолжала Киреева со вкусом, – что цех законсервируют до
понедельника, и охрану не снимут. Не удивлюсь, если Анатолий тут ночевать
останется.
– А что будет в понедельник? – скучно поинтересовалась Трофимова.
– В понедельник будет запущен мой сценарий, я так предполагаю. Ой, не
обижайтесь, Алиночка, я хотела сказать «наш», но оговорилась. Только смотрите,
никому ни гу-гу! Ну, я побежала, а то меня муж, наверно, заждался, уже звонил с
парковки. Мы с ним на дачу к его сослуживцу сейчас рванем. Ну, хороших
выходных!
И веселая Надежда Михайловна, отправив Алине воздушный поцелуй,
побежала на парковку к мужу.
С погодой им в субботу повезло. Вообще, погода в этом сентябре была до
приятности теплой и москвичей баловала, однако могла ведь и передумать. Туч
сегодня на небе не было, а прохладный и резковатый утренний ветерок обещал
часика через два подобреть.
Добирались до места назначения с трудностями, но все-таки добрались.
Дело в том, что Тамара Михайловна в те редкие разы, когда приезжала сюда
составить компанию мужу, путешествовала демократичной электричкой, а Ритка,
та вообще тут ни разу не была. Алине пришлось попотеть, выясняя сначала,
каково же географическое название местности, отличное от названия
железнодорожной платформы, возле которой дислоцировался объект, и затем
прокладывая к той местности маршрут.
Съехав с шоссе республиканского значения и попетляв между простенькими
дачками по однополоске значения районного, желтая Алинина «Сузуки» вырвалась
на простор шоссейной излучины, с противоположной стороны ограниченной тем
самым железнодорожным полотном, по которому подмосковные электрички
доставляли на огороды местных дачников, а с недавнего времени подкатывали и
желающих что-нибудь продать или что-нибудь купить в суматохе и толчее
блошиного рынка, официально называемого «Ярмарка изделий народных
промыслов и бывших в употреблении вещей "Добрыня"».
Подъезжая, Алина готовилась обнаружить худшее, то есть просто кусок
утоптанного глинозема и два десятка на нем едва ворочающих от хронического
пьянства языками грязных и плохо пахнущих обоеполых продавцов. Однако –
была ограда, были воротца и стоянка для машин возле ворот тоже была.
Пристроив половчее автомобиль, Алина выбралась из салона и с удовольствием
сделала глубокий вдох чудного подмосковного воздуха. Сопя, наружу
выкарабкались с заднего сиденья и девушки Радовы. Алина осмотрелась.
Вероятно, недавно проходила электричка, и ее пассажиры жидкой струйкой
неторопливо вливались через распахнутые решетчатые ворота в широкое
пространство бывшего пустыря, ныне огороженного по периметру сеткой Рабица и
обустроенного длинными рядами торговых прилавков внутри.
Подбредающий со стороны станции народ был разношерстный –
хихикающие подростки в рваных на коленках джинсах, пенсионеры со скорбными
лицами, люди средних лет с лицами значительными и люди неопределенного
возраста с лицами спившимися.
Одеты все были по-разному, но Алина порадовалась, что прислушалась
вчера к тете Тамариным советам и не стала наряжаться в любимую светло-серую
офисную «двойку».
Тетя Тамара ее поучала по телефону:
– Запомни, девочка, на блошиный ради дешевых понтов наряжаются только
дуры. Если продавцы видят, что она вся из себя в дорогом и новом да еще и
брюлики нацепила, то и относятся к ней соответственно – можно разводить. А если
разводу не поддастся, как бы знает цену вопроса, то и пошлют куда подальше, не
заржавеет. Потому что нос задирать не нужно. На блошиный следует одеваться
поскромнее, победнее, пожалостнее, тогда и продадут подешевле, и отношение
будет свойское, хотя все понимают, что это просто маскарад. Торгуйся
обязательно, не торгуются только, опять же, лошары. Хотя и продавцы случаются
разные, некоторые злятся, если цену начнешь сбивать, но это нечасто. Да ты и
сама увидишь, что к чему. Бывает, спрашиваешь, сколько вот эта вещь стоит, а в
ответ тебе скажут, что, к примеру, прошу восемьдесят, а коли брать будете, то
отдам за пятьдесят. И не ищи тут логики. Если тебе неохота малообеспеченной
прикидываться, то можно одеться как перекупщица. Эти – профессионалы, у
многих свой бизнес антикварный. Такие личности приезжают на рынок очень рано
и шарят по рядам, чтобы добыть товар для своей лавки, пользуясь человеческой
неосведомленностью. Не всякая же бабуська понимает, что выставила на прилавок
довоенный немецкий фарфор. Так вот, эти перекупщики частенько выглядят
чудновато. Некоторые приходят, откровенно, как на карнавал – кто под
сицилийского «крестного отца» оденется, кто под крутого автогонщика, а дамочку
одну видела, так она вообще, как жокей вырядилась, в черно-красное с золотыми
галунами, да еще и с жокейской шапочкой. И костюмчики у них не дешевые, хочу
заметить. Еще можно в винтажное одеться, но винтаж должен выглядеть не как
обноски с чужого плеча, а шикарно, по-богатому. К таким относятся уважительно и
с опаской, на всякий случай. Кто их знает, что за фрукты?.. Скорее всего, эти из
коллекционеров, они сюда наведываются, чтобы выловить что-нибудь для своей
коллекции. Тут уж у каждого своя тема – монеты, открытки, фарфор, много чего. Но
все эти персонажи, конечно, из толпы выделяются. Есть еще хороший вариант –
одеваешься очень просто, но с нюансиком. К примеру, будут на тебе протертые
джинсы и вытянутый свитер, а на шее, между тем, золотая цепочка. Ну или что-то
в этом роде. Хотя, может, тебе все эти сложности с маскировкой и не к чему. Что
нам с тобой нужно, в конце концов? Просто найти одного человека. Так ведь?
Алина согласилась, что да, так, но игра ей понравилась. Правда, велосипед
она изобретать не стала, и хотя ее джинсы были совсем новые, то папкин джемпер
вполне старый. А цепочек у нее было много на выбор.
Потоптавшись какое-то время возле машины, Алина, тетя Тамара и Рита
тоже влились в человеческий ручеек и, войдя в распахнутые сетчатые ворота,
пересекли границу «лепрозория», как презрительно выразился шедший поодаль
образованный и весьма хорошо одетый мальчик-студент, решивший блеснуть
высоким остроумием перед своей, вероятно, тоже образованной и не менее
хорошо одетой подругой.
«Эти-то сюда зачем? – с непонятным раздражением подумала Алина. – За
экзотикой? Или за развлечением?»
Войдя на территорию, тетя Тамара притормозила на пятачке у входа, чтобы
сориентироваться. Все-таки здесь она бывала нечасто, а в последний раз вообще
в начале лета. Покумекав, выбрала направление, и девушки двинулись дальше.
Ряды прилавков показались бесконечно длинными, уходящими куда-то
вдаль. По проходам между ними народ перемещался степенно, как в музее,
стараясь ничего не упустить, изучая предметы торга.
А за прилавками… Хотя, нет, вот как раз за прилавками лица были, в
основном, положительные, алкашей, предлагающих товар с помойки, имелось
процентов десять, не больше. Основная часть – пожилые тетки и мужики,
торгующие своим или соседским сильно– или средненошенным, а также
разнокалиберной посудой, сувенирами брежневско-горбачевских времен,
потрепанными книжками и слесарным инструментом.
Если задвинуть неуместную здесь высокомерную брезгливость, то на таких
прилавках, а также на газетках, клеенках и разодранных полиэтиленовых мешках,
расстеленных прямо на голой земле, по причине отсутствия свободного торгового
места в цивильном ряду, можно обнаружить вещь редкую и удивительную, причем
по цене, вполне соизмеримой со стоимостью билета на маршрутку. Ну, может, не
всегда так дешево, но за один гамбургер многое можно купить. Или не
удивительную, а просто нужную добротную вещь, произведенную еще в эпоху
развитого социализма по несгибаемым ГОСТам и из настоящих, а не игрушечных,
материалов.
Но вся эта красота с разнообразием жили в средней части торжища и
дальше, на периферии. А вот по, так сказать, фронту, а также по выигрышной
правой стороне торговые места заняли люди непростые и солидные, купчины, и
предлагали они уважаемой публике то, что само напрашивалось называться
антиквариатом.
Основательно обустроенные буржуйские прилавки с козырьками-навесами
от солнца и дождя приковывали внимание, задевая какие-то грустные струнки
души, и завораживали видом старых пузатых самоваров с измятыми медными
боками, разнокалиберных старорежимных статуэток собак, лошадей и балерин,
канделябров, подстаканников, дверных латунных ручек, высоких напольных часов,
битых буфетов, комодиков и венских стульев еще дореволюционной столярки
красного дерева.
А по мелочам!.. Сколько странных шкатулочек, непонятных коробочек и
баночек, колечек, сережек, запонок, чайных ложек, солонок, рамочек, подставочек
и просто чего-то такого, название чему современный человек уже забыл, если знал
вообще!..
Конечно же, разводили лохов. Разводили. Но как красиво! Продав за
хорошую цену сильно юзаный индийский новодел, присовокупят к нему историю о
том, что найдена сия вещица – кувшинчик ли, конфетница – на раскопках под
Херсоном и только по чистой случайности оказалась не в центральном
историческом музее, а у одного нуждающегося профессора филологии, который,
расставаясь с ней, горько плакал. И всем приятно.
Именно к боковому антикварному ряду и направилась Тамара Михайловна,
увлекая за собой весело взбудораженную Ритку и прячущую за деревянной
улыбочкой смятение и ужас Алину. Ритуся быстро победила глупую щепетильность
и вовсю уже шарила в ворохе вполне приличных ярких маечек и футболок,
приговаривая: «Глупости какие. Постираю, отглажу, да и надену, и что такого?»
Пока Ритка размышляла «мало-велико», прикладывая к животу то одну
вещь, то другую, ее спутницы, щурясь на солнышке, стояли поодаль, не желая
портить девушке праздник.
– Хорошее место, – произнесла тетя Тамара, обращаясь к напряженно
застывшей Алине. – Ты, Алиночка, не удивляйся. Это хорошее место. Рынок-то
этот гоняли с одного пустыря на другой раз пять, не меньше. Все он кому-то
мешал. Смотреть им, видите ли, противно. На бедность. Антисанитарию какую-то
приплели, то, се. Ни при чем тут антисанитария, у меня в троллейбусе ее не
меньше. На бедность смотреть не могут, вот что я скажу. А скольким людям он