— Приоткрой свое окошко, — попросил брюнет сидящего за баранкой, — опробую наводку.
— Может быть, сразу назад пересядешь? — спросил «студент».
На секунду задумавшись, Сеня перелез назад, не выходя из машины.
Пристроив дуло винтовки на спинку водительского сиденья, брюнет приложился глазом к окуляру оптики. Перед ним как на ладони раскинулась асфальтированная стоянка у подъезда дома.
Оставшись доволен проведенным экспериментом, он бережно зачехлил линзы прицела и достал из спортивной сумки ружейный магазин с поблескивающими смертоносным острием оболоченными пулями.
Вставив обойму в оружие, брюнет положил его себе на колени и откинулся на спинку сиденья.
Прошло больше двух часов ожидания, когда сидящий впереди «студент» позвал:
— Сеня!
Находившийся сзади посмотрел сквозь тонированное стекло. Во двор со стороны проспекта сворачивал черный «мерседес»-купе.
Повторив недавно проделанную манипуляцию с оружием, Сеня спокойно дослал патрон в патронник и приник к резиновому ободу окуляра, расслабив палец на спусковом крючке…
Монах, проснувшись рано утром на еще непривычной постели загородной дачи, первым делом убедился, что сестры с ним.
Одна из них полностью завернулась в летнее одеяло, оставив таким образом вторую девушку совершенно обнаженной. Лишенная покрывала сестра, подобно котенку, свернулась калачиком на краю широкой кровати.
Стараясь не разбудить близнят, Фомин тихо покинул спальню.
С вечера мужчины решили рано утром отправиться в город за матерью Монаха.
Растолкав Бура и Музыканта, авторитет произнес:
— Пора.
Спустя несколько минут они выехали на полупустынное в эти часы Рублевское шоссе. За окнами автомобиля с двух сторон величественно возвышался хвойный лес. Солнце светило по-летнему ярко, отбрасывая на лобовое стекло мерцающие блики. Громко пели птицы.
Выключив магнитолу и высунув в раскрытое окно руку, Монах наслаждался красотой подмосковной природы и слушал беспрерывные трели пернатых певцов. Фомин не заметил, как они миновали окружную дорогу.
Въезжая во двор собственного дома, авторитет удивился, что в столь ранний час у подъезда играют дети, среди которых он узнал своего шестилетнего соседа по коммуналке рыжего Борьку.
Пацан вечно приставал к Фомину, выпрашивая разрешение посидеть за рулем «мерседеса». Он обещал мальчишке выполнить его просьбу, если тот окажется на улице, когда они въедут во двор.
И сейчас, едва завидев знакомый силуэт заграничного чуда автомобильной техники, рыжеволосый Борька внимательно уставился на подъезжающий автомобиль, пытаясь разглядеть в салоне Монаха.
Фомин, открыв дверцу и обойдя машину спереди, остановился у радиаторной решетки с трехлучевой звездой, слегка наклонился вперед и, уперев руки в колени, крикнул соседскому мальчишке:
— Борька, дуй сюда.
— Дядя Валера, — заверещал тот, бросившись навстречу соседу.
Не добежав пару метров до Фомина, мальчик споткнулся и остальной путь проделал на животе, стирая кожу лица о блестящий на солнце асфальт. Монах резко присел на корточки, пытаясь подхватить Борьку на руки.
И в этот миг раздался характерный свист рассекаемого воздуха, треснуло лобовое стекло, покрывшись тонкими линиями паутинки, расходящимися от небольшого круглого отверстия на том уровне, где должна была находиться голова авторитета.
Схватив пацана и пригибаясь, Монах бросился за мусорные баки. Не бог весть какое укрытие, но все же мешало стрелку прицелиться еще раз.
Сидящие до этого в салоне автомобиля Бур с Музыкантом мгновенно выскочили наружу. Интуитивно определив место, откуда произведен выстрел, они с пистолетами на изготовку искали глазами цель.
И тут раздался надсадный вой мотора, исходивший от вишневой «девятки», припаркованной у стальных гаражей, в приоткрытом окне которой мелькнул ружейный ствол.
Бур мгновенно разрядил чуть ли не всю обойму в успевший скрыться за углом автомобиль.
— В машину, быстро, — распорядился Музыкант, вскакивая в салон и пытаясь подошвами ботинок высадить треснувшее стекло.
Пока они с Буром отбрасывали в сторону выбитый триплекс и заводили двигатель, «девятка» успела оторваться довольно далеко.
Выскочив на Кутузовский, черный «мерс» без лобового стекла замер, словно в нерешительности.
— Вот они, — выкрикнул Бур, указывая на удаляющуюся в сторону пригорода машину, — гони, Музыкант.
Взвизгнув шинами, автомобиль резко сорвался с места, догоняя вишневую «девятку».
Поняв, что на ровной трассе им не удастся оторваться от преследования, киллеры свернули направо, в узкие улочки. На каждом повороте их сильно заносило в сторону.
Черный «мерседес» упорно настигал беглецов. Казалось, еще чуть-чуть — и цель будет достигнута.
— Стреляй, Рома, — выкрикнул Музыкант товарищу.
Открыв люк, Бур наполовину вылез из машины и произвел пару выстрелов. Однако попасть в движущуюся мишень из мчащегося автомобиля — удел профессионалов. К сожалению, он таковым не являлся.
Между тем водитель «девятки» смекнул: если не предпринять каких-то крайних мер, финал окажется трагичным. Движимый чувством самосохранения, он на полном ходу бросил машину на высокий бордюр газона, разделяющего две дороги. Сделав почти невозможное, «девятка», соскочив с газона, выехала на параллельную улицу и двинулась в обратном направлении.
Музыкант впервые пожалел, что не купил джип. Круто заложив руль влево, он нажал на педаль тормоза.
Едва не перевернувшись, «мерседес» развернулся на месте, но тонированные стекла «девятки» уже скрылись в одной из подворотен.
— Ну, бля, — выругался Бур, — ты меня чуть не выронил.
— Упустили козлов, — процедил Музыкант, а затем рассмеялся, — а ты зачем в люк полез? Стекла-то лобового все равно нет.
— Точно, — сам себе удивился Роман, — это я по запарке. Ладно, поехали к пахану, — промолвил он, усаживаясь на сиденье.
Монах, после того как его подручные отправились в погоню, с сожалением подумал: зря он не имеет оружия. До него не сразу дошло — именно на него только что неизвестные совершили покушение.
После прозвучавших выстрелов могли наехать мусора, поэтому он поспешно поднялся в квартиру матери. Ничего не объясняя, Фомин с порога произнес:
— Мама, собирайся, поедем поживем на даче. Там лес, озеро, ну и вообще лафа. Из вещей возьми самое необходимое. Нам некогда.
Привыкшая за свою долгую жизнь не задавать лишних вопросов, женщина бросила в пакет несколько платков, халат, платье и произнесла:
— Я готова.
Когда Монах с матерью спустились вниз, как раз подрулил слегка покалеченный «мерс», стекло которого валялось тут же. Авторитет, обращаясь к подручным, сказал:
— Вы дуйте в сервис, вставляйте стекло, а потом встретите Шило и на дачу. А мы на тачке доберемся. Если подъедут орудовцы, постарайтесь с ними замять без лишнего шухера.
— Лады, — ответил Музыкант, дивясь выдержке пахана, ни словом, ни жестом не проявившего своего интереса к результатам погони.
Минут через десять ядовито-желтое такси неслось в сторону Рублевки, увозя на дачу Фомина с матерью.
Прогуливаясь по зеленой лужайке собственного особняка, Дюк время от времени бросал увесистые палки, за которыми азартно бегал здоровенный пес.
За этим занятием и застал его Паша. Приблизившись к шефу, он сказал:
— Леша, убери Байрама.
Пес хорошо знал помощника Зеленцова, но, несмотря на это, как и подобает настоящей служебной собаке, никогда не подпускал его к хозяину, впрочем, как и любого другого, если тот приближался к Дюку со стороны спины.
— Фу, Байрам, — скомандовал Зеленцов и повернулся к подошедшему помощнику, — что у тебя?
— Звонил Окатыш, просил разрешения подъехать, — ответил здоровяк, — говорит, срочное дело.
— А ты что?
— Сказал — пусть подъезжает.
— Ну так что?
— Он уже здесь, — ответил Паша.
— Любишь ты тянуть кота за яйца, — улыбнулся Зеленцов, — с этого и начинал бы.
Они прошли к увитой плющом беседке, где их ждал недавно приехавший Окатыш.
Обменявшись крепким рукопожатием, они уселись на деревянную лавочку, сооруженную по периметру беседки, и Дюк спросил:
— Ну что у тебя?
— Сегодня ко мне один тип подкатил, — слегка проглатывая окончания, повел рассказ Окатыш, — я его несколько раз видел в нашем спортзале на шоссе Энтузиастов да пару раз на собачьих боях в Серебряном бору. Вроде ничего прикинут, на «омеге» разъезжает…
— Короче, — прервал говорящего Зеленцов, — ближе к телу. В чем базар-то?
— В общем, он предложил мне партию кокса, — собравшись с духом, выпалил Окатыш.
— Кокаина, что ли? — уточнил Дюк.
— Ну, — ответил тот.
— А ты случаем не барыжничаешь? — неожиданно зло уставился на собеседника Зеленцов. — Или сам нюхаешь?
— Да нет, — как-то вяло отозвался Окатыш, — просто однажды мы с пацанами от нечего делать языки чесали. А этот хмырь говорит, будто слышал наш базар.
— Язык ведь не жопа, чего его чесать? — По тону чувствовалось, что шеф рассердился. — Или ты забыл, к какой важной части тела твоя метла привязана?
— Да мы просто так балаболили, — говорящий был не рад, что затронул эту тему.
— Просто так у тебя пониже спины, а все остальное — со смыслом. — Дюк все больше и больше раздражался. — Короче, чего тебе от меня надо?
Окатыш вконец смутился. Нервно теребя пальцами ворот рубахи, он произнес:
— Я думал, если у него правда есть товар, можно бы с ним сговориться или на худой конец швырнуть его.
— Он думал, — Зеленцов криво ухмыльнулся, — а в карман ты к нему не залезал? Может, там ксива мусорская с радиостанцией?
— Да не похож он на мусора, — удрученно протянул Окатыш.
— Не похож, — передразнил Дюк, — тебе нужно, чтобы у него на лбу кокарда отпечаталась или он строевым шагом ходил?
Паша негромко рассмеялся.
Шеф о чем-то задумался и после непродолжительной паузы протянул:
— Паша, отправь Грыжу проверить этого козла. И если он не мусорской, решим, как с ним поступить.
— Хорошо, — ответил детина и, повернувшись в сторону Окатыша, бросил: — Пошли.
Проводив взглядом их удаляющиеся фигуры, Дюк вернулся на лужайку, позвав куда-то запропастившегося пса:
— Байрам, ко мне.
Весело виляя обрубком хвоста, огромный кобель выскочил из аккуратно подстриженного кустарника и устремился к хозяину, неся в огромной пасти толстую палку.
Фомин рассчитался с таксистом, не доезжая до ворот недавно арендованной дачи метров пятьдесят, если не больше. После происшедших событий ему не хотелось, чтобы сторонний человек, пусть даже это абсолютно случайный извозчик, знал его новое местопребывание.
За недолгий путь от подъезда своего дома Монах попытался привести в порядок сумбурные мысли.
Если кто-то настолько его ненавидит, что готов подослать наемных убийц, следовательно, безопасность всей дальнейшей жизни зависит от точного вычисления этого «кто-то». А пока каждый шаг, каждый вздох может оказаться последним.
Конечно, ему чудился наведенный на него прицел в каждом придорожном кусте. Однако элементарные меры предосторожности нужно принять, решил Фомин, шагая рядом со старой женщиной по укатанной проселочной дорожке.
Но кто же все-таки заимел на него зуб? Этот вопрос не давал покоя. Памятуя древнюю мудрость, Монах прикидывал, кому оказалась бы выгодна его смерть.
Дюку?
Вполне возможно. Его не смутит то обстоятельство, что они пять лет провели в одной зоне, ели из одной тарелки и делили между собой последнее. Человек быстро забывает хорошее. Деньги и власть или портят людей, или, наоборот, делают их открытыми и честными по отношению к равным себе. Но последнее удел немногих. Дюк вполне мог решиться на убийство, испугавшись разбора на сходняке его неожиданного титула. Хорошо, оставим пока его в покое.
Кто еще? Монах долго не находил ответа на этот вопрос. Задумавшись, он чуть не прошел ворота своей дачи.
Войдя во двор, он вдруг вспомнил о сестрах. И его охватила тревога за жизнь девочек. Что бы с ним ни произошло, это в конце концов закономерный исход всей его беспокойной жизни. Но близкие не должны пострадать.
И вообще если бы ему хотели просто досадить, первой пострадала бы мать. Не дай Бог, конечно. Однако утренний выстрел свидетельствовал: кому-то нужна именно его, Фомина, жизнь. Несколько успокоившись, Монах все же решил приставить к девушкам кого-нибудь из братвы.
Тем временем мать с любопытством осматривала дом, не решаясь войти внутрь.
— Мама, пойдем в дом, — позвал он, — временно это станет твоим хозяйством, поэтому располагайся и делай все что пожелаешь.
Дважды ее упрашивать не пришлось, старушка отправилась в одну из комнат, доставая из сумки привезенный домашний халат.
А Монах, усевшись в глубокое кресло на веранде и раскурив папиросу, вновь вернулся к своим мыслям.
Кто же еще?
Кто?
Неужели только Дюк?
И тут мозг пронзила неожиданная догадка — Заика. Вот еще один реальный претендент занять пустующую ячейку в графе «тот, кому выгодно».
Но как узнать наверняка?
Непростой вопрос. Не косить же всех, кто мог приложить к этому руку? Так можно дров наломать, вовек не разобраться.
Смоля одну папиросу за другой, Монах пытался разобраться в ситуации и найти выход из сложившегося положения.
Мощным движением руки полковник Шароев распахнул дверь в кабинет майора Тимошина.
Поднявшись из-за стола, майор поприветствовал начальника:
— Здравия желаю, товарищ полковник, — неторопливо проговорил он.
— Привет, — отозвался Шароев, — работаем?
— Так точно, — по-военному ответил Тимошин.
— Ваш план предстоящей операции генерал одобрил и просил передать: если добьетесь желаемых результатов, получите вне очереди подполковника.
— Постараюсь, — улыбнулся Тимошин.
— Когда начинаете? — Шароев не присаживался, давая понять, что надолго не задержится.
— Так мы уже начали, — честно сознался майор, — подготовка шла исподволь на протяжении двух недель. Я думал: утвердите план, тогда продолжим, а нет — уберем своего человека в тень.
— Рискуете, майор, — недовольно пробурчал полковник, — хотя победителей и не судят. Но только победителей. Ладно, действуй, Тимошин.
Шароев не прощаясь вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
Заика нервно вышагивал по тесной неприбранной комнате обшарпанной однокомнатной квартиры в Чертанове, бросая косые взгляды в сторону сидящего в стареньком, ветхом кресле Сени.
Чувствовалось, что Ступнин сильно не в духе. Его и без того маленькая фигурка ссутулилась, лицо покрылось красными пятнами, делая похожим на синьора Помидора из сказки Джанни Родари. Ни дать ни взять — Помидор.
Наконец остановившись напротив сидящего, он писклявым голосом произнес:
— Как ты мог так жидко обосраться? Я никогда не поверю, будто какой-то мальчишка помешал тебе прихлопнуть этого урода, — под уродом говорящий, конечно же, подразумевал Монаха. — Что теперь прикажешь мне делать? Нанимать кого-то на стороне?
Сеня слушал эти словоизлияния, никак не реагируя на сказанное. Между тем Заика продолжал:
— И какого хрена ты убегал? Разве нельзя было прикончить на месте этих идиотов, а потом разобраться с вором?
Посмотрев в глаза говорящему, молодой человек спросил, не скрывая сарказма:
— Слушай, Саша, в тебя когда-нибудь стреляли в упор? Я киллер, а не дуэлянт. Хочешь, верну тебе деньги?
— Мне не деньги нужны, — отмахнулся Ступнин, — необходимо пришить этого засранца. Не самому же мне браться за пистолет. Как ты считаешь?
— Сказал же, сделаю я его, — твердо пообещал Сеня, — пусть только студент оклемается. Ему плечо прострелили.
— Да хоть яйца пусть ему отстрелят, — с безразличием в голосе произнес Заика, — мне на это наплевать. Лишь бы как можно быстрей разобраться с этим уркой.