С делами покончено, а мы все треплемся. Она дает мне свою визитную карточку и изъявляет готовность оказать всяческую помощь. Я обещаю позвонить, когда обзаведусь мобильным телефоном: банку нужен мой телефонный номер. Я почти готов пригласить ее поужинать — потому в основном, что уверен в согласии; но превозмогаю соблазн. У меня будет уйма времени для этого потом, когда я немного освоюсь, а моя физиономия станет более приемлемой — на это я возлагаю особенные надежды.
Я сделал предложение Дионн в двадцать четыре года и с тех пор, до самого приговора, ни разу ей не изменял. Однажды чуть не дошло до супружеской неверности с женой одного знакомого, но мы вовремя сообразили, что это плохо кончится. Как провинциальный адвокат я навидался разводов и не переставал удивляться, сколь изобретательно мужчины калечат свои жизни и губят семьи из-за банальной неспособности противостоять соблазну. Сначала секс на бегу, потом романчик, потом кое-что посерьезнее — и вот они уже в суде, где им выцарапывают глаза, одновременно лишая детей заодно с деньгами. А я обожал жену и весь секс, которого хотел, имел на дому. Другая сторона правды заключается в том, что я никогда не воображал себя волокитой.
Из банка я выхожу с ощущением сделанного дела. Позади первое небольшое задание моего секретного существования. Пэт, ждущий в машине, встречает меня вопросом:
— Ну как?
— Никаких проблем.
— Почему так долго?
— На меня набросилась хорошенькая операционистка.
— Вечная проблема?
— Не то чтобы проблема, но женщин ко мне тянет. Постоянно приходится от них отбиваться.
— Будь и дальше бойцом. Это многих губит.
— А ты эксперт по женской части?
— Вовсе нет. Куда теперь?
— За покупками. Соскучился по достойному гардеробу.
Мы находим магазин мужской одежды, где я трачу восемьсот долларов на обновки. Пэт и в этот раз ждет в машине. Мы решили, что двое мужчин сорока с небольшим лет, белый и черный, вместе покупающие одежду, привлекли бы не совсем уместное внимание.
Он высаживает меня у салона «Флорид селлюлар», где я открываю аккаунт и приобретаю айфон. Положив его в карман, я наконец чувствую себя настоящим подсоединенным американцем.
Еще два дня мы посвящаем внедрению Макса в нормальную жизнь. Я выписываю свой первый чек автопрокатной фирме и выезжаю на улицу в подержанном кабриолете «Ауди-4», который будет обходиться мне в четыреста баксов в месяц включая страховку. Теперь, когда я обрел мобильность, а мы с Пэтом уже стали действовать друг другу на нервы, он говорит, что пора со мной прощаться. Я готов к независимости, он — к отъезду домой.
Я снова посещаю Гретхен на предмет инструкций банка по переводу средств и объяснения, что ожидаю значительное поступление на свой счет. Пэт договаривается со своим начальством, и сумма вознаграждения переводится с какого-то тайного счета в банк «Санкост». Я исхожу из того, что все участники трансакции соблюдают полагающиеся предосторожности.
Где мне знать, что система перевода денег не защищена от чужих глаз.
Глава 22
Ходатайство Дасти Шайвера о недействительности признательных показаний было вполне ожидаемым. Оно было пространным, хорошо сформулированным и опиралось на тридцатистраничные письменные показания Куинна Рукера с полным отречением от признания. Через два дня после подачи ходатайства Виктор Уэстлейк и два его агента встретились со Стэнли Мамфри и двумя его помощниками. Их целью было проработать ходатайство и подготовить ответ. Ни Мамфри, ни кто-либо из его сотрудников не имели представления о тактике допроса, примененной агентами Панковицем и Делоком, и о том, что Уэстлейк и четверо его людей наблюдали весь этот десятичасовой марафон и располагали его записью. Эти сведения не предназначались ни для федерального прокурора, ни для защиты, ни для судьи.
Стэнли, хорошо подготовленный помощниками, немедленно завладел ситуацией.
— Первое и самое главное, — начал он, — это утверждение, что обвиняемый хотел обратиться к адвокату.
Уэстлейк кивнул агенту, и тот извлек на свет бумаги.
— Мы располагаем письменными показаниями агентов Панковица и Делока, наших следователей, — сказал Уэстлейк. — В них они отвечают на все утверждения. Как вы увидите, они указывают, что подозреваемый дважды упоминал об адвокате, но так его и не затребовал. Он не прервал допрос, поскольку хотел говорить.
Стэнли и его люди просмотрели показания. Через несколько минут Стэнли сказал:
— Так, теперь пункт два. Обвиняемый заявляет, что оба сотрудника неоднократно грозили ему смертной казнью. Если так, то это совершенно незаконно и, вероятно, перечеркнет признательные показания.
Уэстлейк отрицательно покачал головой.
— Обратите внимание на конец седьмой страницы в текстах обоих следователей. Они заявляют под присягой, что угроз не было. Они чрезвычайно опытные следователи, Стэн, и знают правила не хуже остальных.
Стэнли и его люди нашли седьмую страницу и погрузились в чтение. Превосходно! Против заявления Куинна имелись заявления двух агентов ФБР, докладывавших, что произошло на самом деле.
— Выглядит неплохо, — согласился Стэнли. — Пункт три: обещание сотрудников, что обвиняемого не станут судить за тяжкое убийство.
— Страница девять, — сказал Уэстлейк. — Наши сотрудники знают, что у них нет полномочий заключать сделки. Это во власти лишь федерального прокурора. Если честно, я нахожу это утверждение нелепым. Рукер — профессиональный гангстер. Ему положено знать, что сделки заключают обвинители, а не копы.
— Согласен, — поспешно сказал Стэнли. — Следующее утверждение: будто бы агенты ФБР угрожали преследованием других членов семьи Рукер.
— Разве это не обычная их тактика, Стэн? Сначала признаться, свободно и добровольно, а потом изорвать собственные признательные показания в мелкие клочки и утверждать, что им угрожали. Ты столько раз сам это видел!
Разумеется, Стэн это видел — хотя на самом деле нет, не видел.
— При том, что сама идея недурна: собрать всех Рукеров и погрузить в вечный сон, — добавил Уэстлейк.
Его люди засмеялись, люди Мамфри тоже. Полное взаимопонимание!
— А как насчет утверждения, что следователи проявили жестокость и довели подозреваемого до полного изнеможения?
— Все наоборот, Стэн. Сотрудники неоднократно спрашивали Рукера, не хочет ли он остановиться и продолжить позже. Он отвечал отрицательно, потому что не желал ночевать в окружной каталажке. Мы проверяли: там как раз был полный аншлаг. Они уведомили об этом Рукера, и ему туда не захотелось.
Стэнли счел это логичным и разумным.
— Остается еще три пункта, — сказал он, — но о них мы в своем ответе не станем распространяться. Например, утверждение, что агенты ФБР солгали, говоря о существовании баллистической экспертизы, согласно которой убийства были совершены при помощи «смит-и-вессон», изъятого у обвиняемого. Увы, экспертиза, как мы знаем, это, наоборот, исключила.
— Обман допустим, особенно на допросе высокого уровня, как этот, Стэнли, — изрек Уэстлейк тоном старого мудрого профессора.
— Допустим. Но просто так, для удовлетворения моего любопытства, — твои агенты действительно прибегли к этой лжи?
— Конечно, нет. Ни в коем случае. Страница двенадцать их показаний.
— Так я и думал. А вот это — что твои агенты солгали о найденном на месте преступления следе, совпадающем с ботинками обвиняемого?
— И этого не было, Стэн. Плод воображения отчаявшегося адвоката и его преступного клиента.
— Вы располагаете этим отпечатком?
Уэстлейк посмотрел на одного из своих агентов, как будто у того за пазухой мог находиться почему-то забытый отпечаток. Агент помотал головой.
— Нет, следа ботинка не найдено, — сознался Уэстлейк.
— Так, и наконец… Утверждение, что твои агенты врали о двух свидетелях. Один якобы видел обвиняемого в городке Рипплмид, примерно когда произошло убийство. Было такое?
Уэстлейк поерзал в кресле и изобразил снисходительную улыбку.
— Послушай, Стэн, вряд ли ты представляешь, что это такое — расколоть виновного подозреваемого. Для этого применяются особые приемы, и…
— Я все понял.
— Приходится вселять страх, внушать подозреваемому мысль, что у тебя больше доказательств, чем есть на самом деле.
— Я не видел указаний на существование такого свидетеля.
— И не увидишь. Его не существует.
— Мы с тобой на одной стороне, Вик. Мне просто надо знать правду, чтобы нормально ответить на ходатайство об отмене, понимаешь?
— Понимаю.
— Второго свидетеля, из деревенской лавки недалеко от домика, тоже, наверное, не существует?
— Ты прав.
— Агенты прибегали к другим приемам, о которых мне неизвестно?
— Нет, — сказал Уэстлейк, но никто из присутствующих ему не поверил.
— Давай обобщим, чем мы располагаем против Куинна Рукера. Очевидцев у нас нет. Баллистическая экспертиза против нас, след ботинка отсутствует. То есть никаких улик, правильно?
Уэстлейк неохотно кивнул.
— Есть обвиняемый, побывавший вблизи Роанока после убийства, но отсутствуют доказательства, что он был здесь раньше, так?
Новый кивок.
— У нашего обвиняемого нашли больше наличных средств, чем обычно бывает.
Уэстлейк не стал с этим спорить.
— Так ведь мистер Рукер откровенно признается, что является наркодилером, членом семьи, прославившейся в этом бизнесе. Наличность для такого не проблема. — Стэнли убрал блокнот и потер виски. — Джентльмены, мы располагаем признанием — и только. Отмена признания — и Рукер выходит на свободу. Никакого суда!
— Признание должно остаться, Стэн, — твердо сказал Уэстлейк. — Без него никуда.
— У меня нет намерения его лишаться. Просто я могу себе представить неодобрительное отношение судьи к допросу. Меня беспокоит его длительность: десять часов, вся ночь и даже больше! Смертельно уставший подозреваемый, который вообще-то закоренелый плут и очень даже может затребовать адвоката. Два ветерана допросов, знающие все приемы. Как бы нам не навернуться…
Уэстлейк выслушал его с улыбкой и, чуть помедлив, напомнил:
— Не будем забывать нашего главного свидетеля, Стэн. Малкольм Баннистер засвидетельствует, что Куинн Рукер неоднократно говорил об убийстве судьи Фосетта. Он хотел отомстить и вернуть свои деньги.
— Все так. Его показания плюс признание дадут обвинительный приговор. Но одних его показаний недостаточно.
— Что-то ты не очень уверен, Стэн.
— Как раз наоборот! Убит федеральный судья. Не могу представить, чтобы другой федеральный судья посочувствовал Куинну Рукеру. У нас будет признание и показания Малкольма Баннистера, а значит, и обвинительный приговор.
— Вот это другой разговор!
— Кстати, как там наш Баннистер?
— Жив и здоров, ушел стараниями федеральных маршалов глубоко под землю.
— Где он сейчас?
— Извини, Стэн, есть вещи, которые мы не можем обсуждать. Но ты не переживай, когда он нам понадобится, мы его выкопаем.
Глава 23
Пэта Серхоффа сменяет Дайана Тайлер. Мы встречаемся втроем на ленче. Перед этим меня долго осматривают в госпитале и велят снова показаться через месяц. Мисс Тайлер — высокая интересная женщина около пятидесяти, с короткой стрижкой, почти без косметики, в голубом блейзере и без обручального кольца. Она производит приятное впечатление и за салатом развлекает меня беседой. Она живет неподалеку и работает с еще несколькими людьми в моем положении. Обращаться к ней можно круглосуточно, и не реже одного раза в неделю она будет рада поболтать со мной по телефону. Она понимает, что? мне приходится переживать, но, по ее мнению, в моем положении нормально то и дело озираться по сторонам. Со временем страх пройдет, и моя жизнь нормализуется. Если я решу уехать — они подчеркивают, что я вправе сделать это в любой момент, — то хорошо бы заранее сообщить ей подробности предстоящего путешествия. Они намерены не упускать меня из виду еще долго после моих показаний в суде против Куинна Рукера и усердно рисуют картину безопасного и приятного будущего, которое меня ждет, когда все преграды останутся позади.
Они упоминают о двух вариантах моего трудоустройства, и я отвечаю, что пока не склонен работать. С деньгами на счете и с неограниченной свободой я еще просто не готов к началу новой карьеры. Сначала мне хочется попутешествовать, поездить, может, даже слетать в Европу. Путешествия — это здорово, соглашаются они, но для прикрытия лучше обзавестись реальным рабочим местом. Мы договариваемся вернуться к этому позже. Встает тема паспорта и нового водительского удостоверения. Уже через неделю мою физиономию можно будет фотографировать, и Дайана обещает заняться моими документами.
За кофе я передаю Пэту письмо для отца. Обратный адрес — федеральное исправительное учреждение в Форт-Уэйне, Индиана. Пэт отправит письмо в тюрьму, а оттуда его перешлют в Уинчестер, Виргиния. В письме я объясняю старику Генри, что прокололся во Фростбурге и опять загремел в обычную тюрягу. Теперь я сижу в одиночке, и мне по меньшей мере на три месяца запрещены свидания. Я прошу его поставить в известность мою сестру Руби в Калифорнии и моего брата Маркуса в Вашингтоне. Я прошу его не беспокоиться: со мной все в порядке, у меня есть план возвращения во Фростбург.
Мы с Пэтом прощаемся. Я благодарю его за внимание и профессионализм, он желает мне удачи и заверяет, что моя новая жизнь будет полноценной и безопасной. Я в это не слишком верю, поскольку еще озираюсь. У меня сильное подозрение, что ФБР некоторое время будет за мной следить — по крайней мере до тех пор, пока Куинна Рукера не осудят и не уберут подальше.
Штука в том, что я никому не могу доверять, включая Пэта Серхоффа, Дайану Тайлер, Службу федеральных маршалов и ФБР. За спиной у меня много теней, в том числе злодеи, жаждущие пустить мне кровь. Если правительству охота за мной следить, я мало чем могу ему помешать. Они способны добиться судебного решения о проверке моего банковского счета, прослушке телефона, контроле расходов по кредитной карте и активности в Интернете. Предвидя все это, я намерен посвятить ближайшее будущее введению их в заблуждение, да так, чтобы они не догадались, что их обманывают. Согласиться на одно из двух предложенных мне рабочих мест значило бы предоставить им лишнюю возможность за мной подглядывать.
Утром я открываю текущий чековый счет в банке «Атлантик траст» и перевожу на него со счета в «Санкост» пятьдесят тысяч. То же самое проделываю в третьем банке, «Джексонвилл сейвингз». Через пару дней начну снимать наличные.
Разъезжая по окрестностям в своем маленьком «ауди», я смотрю в зеркала почти столько же, сколько на дорогу. Это уже вошло в привычку. Гуляя по пляжу, я вглядываюсь в каждое встречное лицо. В магазине первым делом ищу укрытие и наблюдаю за дверью, в которую вошел. Никогда не ем дважды в одном и том же ресторане и всегда выбираю столик с видом на стоянку. Сотовый телефон я использую только для самых безобидных целей, предполагая, что меня обязательно подслушивают. Я приобретаю за наличные лэптоп, завожу три аккаунта на «Гугле» и шарю в Сети в интернет-кафе, использую их серверы. Начинаю экспериментировать с кредитными картами с предоплатой, купленными в аптеке «Уолд-гринз». В своей квартире я устанавливаю две скрытые камеры на случай, если туда наведаются в мое отсутствие.
Ключевое слово во всем этом — паранойя. Я убедил себя, что за мной непрерывно подсматривают и меня непременно подслушивают, и все глубже погружаюсь в жалкий мир самообмана. Через день я звоню Дайане с последними новостями из своей все менее интересной жизни, и у нее как будто не возникает ни малейших подозрений. И не должно возникать.
Адвоката зовут Мюррей Хаггинс, и, судя по его маленькой рекламе в «Желтых страницах», он мастер на все руки. Разводы, недвижимость, банкротства, уголовные дела и так далее — примерно тот же ассортимент, что в нашей старой доброй конторе «Коупленд, Рид и Баннистер». Его офис расположен недалеко от моего кондоминиума, и один его вид позволяет заподозрить спокойную рутину: в девять утра на работу, в три пополудни — на гольф. При первой встрече Мюррей делится со мной историей своей жизни. Он добился неплохих успехов в крупной юридической фирме в Тампе, но к пятидесяти годам перегорел и попробовал пожить в праздности. Переехал в Атлантик-Бич, развелся, заскучал — и решил заняться частной практикой. Теперь ему за шестьдесят, он вполне счастлив в своей маленькой конторе, работая всего по несколько часов в день и тщательно подбирая себе клиентов.