Мальчик услышал эти слова и снова заплакал, и девушка перестала улыбаться, принялась кусать губы.
— Нам нужен мужчина, домоправитель, — сказал купеческий сын.
— А-а, — махнул рукой работорговец и сразу стал равнодушным, — домоправителей продают в том углу.
Дальше продавали мужчин средних лет. Работорговцы громкими голосами расхваливали их образованность и природный ум.
Рабов было много, но Абу Али шел мимо них, глядя себе под ноги.
— Что же ты? — сказал купеческий сын. — Смотри вот на этого — и взгляд открытый, и кожа чистая. И, торговец говорит, знает он языки.
Абу Али прошел мимо. Он не мог посмотреть в глаза ни одному продающемуся здесь человеку. Он привык смотреть в испуганные глаза больных, своим уверенным взглядом вселяя в них надежду.
— Нет, не стану я покупать людей!
Абу Али повернул назад, к выходу.
— Сколько времени зря потеряли! — ворчал купеческий сын. — Завтра я один пойду на рынок и приведу тебе раба.
Они снова проходили мимо той девушки. Мальчика уже не было. Его, видимо, увели новые хозяева. Теперь плакала девушка. А торговец зло ругал ее.
— Для чего тебе румянили утром щеки! — кричал он. — Смазывали душистыми маслами! Чтобы ты сбивала сама себе цену?! Да за тебя сейчас дирхема никто не даст.
Покупателей близко не было, и поэтому торговец мог кричать все, что думал.
— Остановись, я куплю эту девушку, — сказал Абу Али.
— Зачем тебе девушка? — удивился купеческий сын. — Мы ведь шли покупать мужчину, а если тебе нужна девушка, так мне и сказал бы, я бы тебе давно выбрал самую подходящую.
— Я хочу купить именно эту девушку, — проговорил Абу Али. — И ее брата я куплю тоже.
Девушка перестала плакать и прислушалась к разговору.
— Как тебя зовут? — спросил ее Абу Али.
— Ширин, — тихо сказала девушка.
— Имя-то у нее красивое, — вмешался торговец.
— А цена какая? — спросил купеческий сын.
Торговец замолчал, притворяясь, что размышляет.
— Сто динаров.
Абу Али сразу полез за кошельком.
— Это дорого, — сказал купеческий сын, — пошли. Мы найдем другую девушку.
Абу Али неприятна была эта торговля.
— Десять динаров скинешь, берем, — сказал купеческий сын. — А нет — уходим.
— Да ты потрогай ее волосы, настоящие, некрашеные и неподвязанные. И зубы. Иным приходится отбеливать смесью угля с толченой солью, а у нее — сами белые. И по-хорезмийски она понимает. Девяносто два динара — только из уважения к хорошим людям.
Абу Али заплатил деньги. Торговец выписал кабалу — купчую расписку. В этой расписке говорилось, что полным хозяином девушки является теперь он, Абу Али ибн-Сина. Потом торговец сказал адрес тех людей, которые купили мальчика.
— Пойдем, Ширин, искать твоего брата, — сказал Абу Али.
Они вышли с базара. Купеческий сын пошел рядом с Абу Али. Ширин немного отстала.
Сын купца продолжал ворчать:
— Девяносто два динара! Почти две тысячи дирхем! Да прежде за такие деньги можно было год прожить супружеской чете! Как подскочили цены! И все потому, что мы мало воюем. Султан Махмуд ходит священной войной — газаватом — на Индию, так у него рабы задаром. А тут сотня динаров.
— Ты не мусульманка? — спросил Абу Али девушку.
— Нет, — ответила девушка, — я христианка. Мои родители были из Греции.
Они нашли нужный дом. Торговаться отправился купеческий сын. Абу Али слышал его громкий голос.
Купеческий сын торговался долго.
— Нам понравился этот мальчик, — говорили во дворе.
— Да я даю за него вдвое больше! — убеждал купец.
— Я верну тебе, господин, стоимость денег, я отработаю, только выкупи брата, — сказала девушка. — Ты можешь не дарить мне подарков, я буду мало есть, и брат мой тоже будет есть мало.
Абу Али улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Там мы посмотрим.
Наконец купеческий сын вышел красный и злой.
— Двадцать динаров! А сами купили за девять.
Он взял у Абу Али деньги и через несколько минут вывел мальчика.
Мальчик подбежал к сестре и схватил ее за руку.
— Ну вот, — торжественно объявил Абу Али, — а теперь, Ширин, ты свободна. И брат тоже свободен.
— Почему? — сказала девушка испуганно.
А купеческий сын даже заморгал от удивления.
— Теперь, когда ты снова соединилась с братом, вы можете идти куда желаете.
— Нам некуда идти, — сказала девушка. — У нас нет дома, нет денег. Любой человек нас обидит. Ты наш господин и ты должен поселить нас у себя, а мы должны удовлетворять все твои желания.
— Прости, Абу Али, но ты в самом деле предлагаешь девушке странный путь. Если ты делаешь доброе дело, так делай его до конца. Посели их в своем доме и защищай их жизнь.
Хорошо, что Абу Али уже успел присмотреть дом. И о цене он тоже договорился. Дом стоил две тысячи динаров. Еще полторы тысячи стоили ковры, различная утварь, посуда.
Покупками занимался сын купца. Он делал это увлеченно, громко торговался, спорил.
Через два дня Абу Али, Ширин и ее маленький брат Али въехали в новый дом.
На одном из вечеров у хорезмшаха Масихи прочитал отрывки из только что оконченной им медицинской книги. Все выступающие книгу хвалили.
И все-таки сам Масихи был недоволен.
— Ap-Рази написал медицинскую книгу, но в ней двадцать томов. Ее надо возить на верблюде, — говорил Масихи Хусайну. — К тому же в этой книге многое упущено, многое бездумно переписано из Галена и Гиппократа. Нужна иная книга, но никто еще не смог написать ее. И я не сумел. Надо, чтобы она охватила все медицинские знания, но была небольшой. Такую книгу может написать лишь мудрый человек с глубокой памятью, острым умом и огненным сердцем. Мне уже не написать такую книгу.
Хусайн хотел рассказать Масихи о набросках своей медицинской книги, но удержался.
Часто вместе с Масихи они принимали больных. Масихи удивлялся умению Хусайна ставить точный диагноз, по еле заметным признакам узнавать причины болезни. Вместе с Масихи они делали хирургические операции. И тут учился Хусайн. Хотя Масихи уверял, что уже и сейчас Хусайн превосходит его.
Вместе они работали в химической лаборатории у Аррака. Сам Аррак химию забросил, он все больше уходил в математику, но лаборатория осталась и была богатейшей. Иногда к Абу Али и Масихи присоединялся Бируни. Там они ставили всевозможные опыты. Вместе с Бируни Абу Али занимался еще астрономией.
В этот вечер Абу Али делал первые наброски к большой медицинской книге. К той самой, о которой думал он все последнее время. В комнате горел светильник.
За стеной ходила Ширин. Она негромко напевала что-то, ее брат уже спал.
Вдруг прибежал человек из дома купца.
— К нам приезжали люди, они еще не знают, где твой новый дом. Тебя срочно требуют во дворец к хо- резмшаху, — сказал запыхавшийся слуга.
«Что там случилось, — думал Абу Али, одеваясь. — Уж не заболел ли хорезмшах?»
У входа во дворец Абу Али столкнулся с Масихи. Старого ученого позвали тоже. А в зале они увидели и Бируни, и Аррака, и даже врача хорезмшаха Хуммара. Тут же был везир ас-Сухайли.
Вышел хорезмшах.
— Слуги отосланы? — спросил он везира.
— Никого, — ответил ас-Сухайли.
Он достал лист бумаги с несколькими печатями.
— Почерк Мишкана, начальника придворной канцелярии султана Махмуда, — тихо сказал Бируни, — так красиво может писать только он.
— От султана Махмуда Газневи сегодня прибыл именитый человек с письмом, — начал везир. — Завтра утром хорезмшах даст ему аудиенцию. Здесь грамота, посланная султаном хорезмшаху.
— Читай ее, — сказал хорезмшах.
Везир стал читать. Сначала шли разные титулы, их везир читал быстро, а потом приступил к самому главному.
— «Слышали мы, что в собрании хорезмшаха есть несколько ученых мужей, коим нет равных. Подобает, чтобы хорезмшах направил их к нашему собранию, дабы они обрели почесть присутствия на нашем собрании, а мы будем покровительствовать их знаниям и способностям и будем благодарны хорезмшаху».
Везир кончил читать, и все несколько минут молчали.
— Слышали мы о его покровительстве, — сказал Бируни.
— Не дай аллах никому такого покровителя.
Заговорил хорезмшах.
— Никого нельзя силой заставить служить себе. И вы — свободные люди. Особенно те, которые примкнули к нашему двору недавно. Но вы знаете, что султан Махмуд всесилен, власть его процветает, держава высока, он захватил Хорасан, часть Индии и зарится на Ирак. Не по доброй воле мы поддерживаем дружбу с ним. Лишь для того, чтобы сохранить покой для нашей страны, мне пришлось взять в жены его сестру. Мы не можем ослушаться его приказа и повеление его не обратить в действие. Решайте и скажите немедленно, как каждый из вас решил поступить.
Несколько минут все молчали.
— Я не могу поехать ко двору султана. Я христианин, поехать к нему, значит, поехать в тюрьму, — сказал Масихи.
— Я тоже не поеду к султану Махмуду. Его люди уже ищут меня в Бухаре. — Это сказал Абу Али.
— Вам можно ослушаться приказа султана, — проговорил врач Хуммар. — Вы не хорезмийцы. Если ослушаюсь я, будет плохо Хорезму.
— И я вынужден подчиниться, — сказал Аррак.
— Я тоже из Хорезма, — сказал Бируни, — я подчиняюсь, чем бы мне это ни грозило.
— Хорошо, — сказал хорезмшах. — Мы знали, что именно так и получится. Вы двое — Абу Али и Масихи — должны скрыться сегодня же. Завтра утром мы даем аудиенцию посланнику султана, осыпем его дарами, скажем, что вас в городе нет.
Хорезмшах простился и вышел.
— Вам надо немедленно покинуть город, — сказал везир, — если посланник узнает, что его обманули, будет еще хуже.
— Я готов, — сказал Абу Али, — только не выбрал еще пути.
— Я думаю, лучше ехать назад, в Джурджан к эмиру Кабусу. Если хочешь, поедем вместе, — предложил Масихи.
— Кабус хорошо примет тебя, — сказал Бируни. — Я напишу письмо.
— Мой человек знает дорогу до Джурджана через пески, — вставил везир. — Через два часа он будет ждать вас с тремя верблюдами и снаряжением у главной площади.
Бируни вышел, через несколько минут он вернулся с письмом к эмиру Кабусу.
Все попрощались друг с другом, быстро разошлись.
Абу Али собрал свои записи, книги. Написал грамоту о том, что дом и имущество принадлежат Ширин. Оставил Ширин деньги, на которые можно было прожить около года. Написал письмо своему брату.
Ширин не могла понять, почему Абу Али уезжает надолго, почему не может взять ее и брата с собой, оставляет одних. Объяснить же ей Абу Али не мог. Он не мог даже назвать ей город, в который ехал. Он только сказал, что напишет письмо ей. И будет присылать деньги. И пусть она наймет домоправителя — пожилого честного человека, ей будет не так страшно в пустом доме.
Маленький брат Ширин спал. Абу Али не стал будить его.
С тюком в руках он вышел из дому на темную улицу.
Скитания
Через два-три фарсага началась пустыня. Обычный фарсаг — это час пути на верблюде. В эту ночь они проходили фарсаг за полчаса.
В черном высоком небе блистал острый месяц. Чуть вздрагивали звезды.
Они ехали близко друг к другу. Поднимались на бархан, спускались с бархана. Объезжали редкие кусты колючего саксаула, возникающие неожиданно из темноты.
«А ведь мы в эту ночь хотели наблюдать за движением Луны», — подумал Абу Али.
Вместе с Бируни они сконструировали новый прибор и собирались составить уточненные таблицы лунного движения.
Сейчас Абу Али хотел сказать об этом старику Масихи, но Масихи молчал, о чем-то раздумывая, и Абу Али промолчал тоже.
Да и трудно было разговаривать в сплошной темноте, приходилось постоянно напрягать глаза, вглядываться вперед.
Подул ветер. Стало прохладно.
Прямо перед лицом иногда пролетали светящиеся точки — жуки.
Звезды постепенно бледнели. Стало светать.
— Еще немного и дойдем до колодцев, — сказал проводник.
Это были его первые слова за ночь.
Звезды растаяли вовсе. Наступило время первой молитвы.
Даже в пути полагалось исполнять все пять молитв — намазов. Но сейчас о молитве никто не вспомнил, не заговорил.
Утром пустыня оживает. Всюду на песке следы. Длинные полосы — проползла змея. Жук скарабей катит, пятясь задом, драгоценный шарик овечьего помета. Грузно ступая, выбежит на бархан песчаный крокодил-варан. Раза два прямо под ноги верблюду из-под куста бросился маленький пушистый зверек — песчанка.
Наконец, когда невысоко над беловатыми песками появилось утреннее прохладное солнце, они достигли колодцев.
Это была небольшая низина. Здесь росло сразу десятка три саксаульных кустов.
— Будем отдыхать, — сказал проводник, — верблюды устали.
Они спрыгнули на песок, с трудом разминая ноги.
Проводник откопал крышку колодца, откинул ее, поднял большой сосуд из почерневшего металла. Вода была слегка солоноватая.
Дали напиться и верблюдам. Верблюды сразу легли.
Проводник походил вокруг кустов, набрал сухих палок, развел огонь. Пламя от саксаульных палок было жаркое, вода закипела быстро. Проводник вытащил лепешки.
— Поедим и будем спать, — сказал он потом, — пятнадцать фарсагов прошли. Это дорога старая, по ней давно уже не ходят. А колодцы стоят. Когда их вырыли, кто вырыл — один аллах знает.
Масихи достал астрологический календарь. Полистал его, отложил в сторону.
— По этому календарю я не сберегу своей жизни, — сказал он, — потому что в эти два дня на мою судьбу будет влиять звезда Альтаир. А она для меня убийственна.
— Ложь все это, выдумки невежественных людей! — ответил Абу Али. Масихи молчал.
Когда жара спала, они подняли верблюдов и отправились дальше. Сначала они не чувствовали ветра. Он дул им в спину. Потом проводник озабоченно оглянулся.
— Буря! Сейчас будет буря! — сказал проводник.
Они едва успели спрыгнуть на песок, уложить верблюдов. Снимать поклажу было уже некогда.
Темная стена пыли надвигалась на них. Она закрыла солнце, и стало черно. А поблизости не было никакого укрытия, лишь слабые кусты. Там, где они сидели сейчас, затаившись, было безветрие, тихое и страшное. Но ветер приближался. Он был уже рядом. Потом налетел на них, ослепил, оглушил. Абу Али прижался к верблюду. Песок забивался в уши, в нос, не давал вдохнуть воздуха.
Ветер затих так же внезапно, как и налетел.
Когда Абу Али поднял голову, над ним уже было ночное небо и звезды. Рядом с ним встали из песка старый Масихи и проводник.
Одного из верблюдов не было. Не было того самого верблюда, который нес основной запас воды и пищи.
Масихи остался стеречь верблюдов, Абу Али и своего. А проводник и сам Абу Али пошли искать исчезнувшего. Они ходили кругами, приглядываясь к каждому бугру, к каждой тени, громко кричали.
Верблюд исчез.
— Сначала он был рядом, — говорил проводник, — а потом как будто дьявол его забрал. Один мех с водой у нас остался, — успокаивал он, — будем идти от колодца к колодцу, наполнять водой.
Теперь проводник шел впереди, а Масихи и Абу Али ехали за ним следом. Потом проводник сел на верблюда, а пешком пошел Абу Али.
Стало светать.
— Должны быть колодцы, — сказал проводник.
Он оставил Абу Али и Масихи, а сам пошел в сторону восхода.
Скоро он вернулся.
— Нет колодцев, — проговорил он растерянно.
Все вместе они двинулись на запад. Там тоже не было колодцев.
Тогда по своему следу они пошли назад.
Колодцев не было нигде.
Солнце поднялось и уже начинало жечь.
У голого куста они сели, выпили воды из единственного оставшегося меха.
Масихи зачем-то снова начал листать астрологический календарь.
— А я ошибся, — неожиданно сказал он, — по таблицам видно, дни звезды Альтаир наступят через неделю.
— Хорошо бы астрология хоть в этот раз оказалась права, — засмеялся Абу Али.