– Заходи, дружище! – Тумбочка возле кровати раненого ломилась от гостинцев, натасканных товарищами, а сам он выглядел на все сто: румяный, веселый, даже с какой-то книжкой в руках, растрепанной, будто пачка разномастных купюр в руках у уличного лотерейщика, – чего-чего, а страсти к чтению капрал Гаал за другом раньше не замечал. – Где ты пропал совсем? Черт дери тебя!
Увы, Рою только сейчас удалось вырваться – он и в казарму-то еще не заходил, весь пропахший потом, с ног до головы покрытый белесой горной пылью, со слипшимися в коросту коротко стриженными на егерский «фирменный» манер волосами. Его вопиющая «септичность» и стала главной причиной, по которой симпатичная «сестренка» превратилась в некое подобие пандейской лесной ведьмы.
Все четыре дня, прошедшие с того момента, как снайперская пуля, чудом не пробив бронежилет, опрокинула навзничь Зариса, их рота с двумя другими моталась по горам в поисках неуловимого отряда, как выяснилось, похитившего двух гражданских и четырех солдат из неудачливого каравана. Понимая, что только от них зависит, будут ли жить их товарищи или умрут жуткой смертью – со страшными образчиками горской жестокости были знакомы почти все, – егеря буквально рвали жилы, но все было тщетно. Убийцы растворились в своих горах, как щепотка сахара в кипятке. Тщательный обыск трех встретившихся на пути деревень и допрос «мирных горцев» ничего не дал. Выдубленные ветрами, загорелые до черноты низкорослые и худощавые, как на подбор, мужчины и женщины, возраст которых можно было определить только теоретически (никаких документов здесь не признавали в принципе), твердили в один голос, что знать ничего не знают и ведать не ведают. С большим успехом можно было допрашивать каменные валуны на близлежащих склонах: умолять, угрожать, пытаться подмаслить… Вышедший из себя лейтенант Зоту всерьез собрался расстрелять для острастки пару упорных «пеньков» и непременно расстрелял бы, если бы не вмешательство капитана.
К слову сказать, «сушеные» аборигены, которым с равным успехом могло быть и по тридцать, и по пятьдесят, и по семьдесят лет, восприняли размахивание у них перед носом вороненым «герцогом» абсолютно равнодушно. Эти люди привыкли жить и умирать по своим древним законам, пришлых «из долины» людей презирали и ненавидели, а предательство своих считали самым страшным из грехов. Примерно таким же, как взять пищу или погладить по голове ребенка левой, проклятой демонами рукой, пригодной лишь для того, чтобы помочь справить нужду или перерезать глотку чужаку либо «нечистому» животному.
Возвращались восвояси подавленными, заранее записав пленных в покойники…
– А я ведь еще уважал этих… – Рой проглотил бранное слово, неуместное в этом храме здоровья (к тому же вредная медсестра или ее товарки вполне могли подслушивать под дверью). – Горцев, в общем.
– Когда? – Зарис явно не страдал от недоедания, но от принесенных другом фруктов не отказался, и теперь оба хрустели мелкими, но сладкими плодами здешних садов.
– Да в детстве! – махнул рукой с зажатым в ней огрызком Гаал. – Фильмы тогда показывали про покорение Зартака. Довоенные еще, потом их запретили. Там горцы всегда были такие мужественные, такие благородные… Наши побеждали, а нам с друзьями их жалко было. Горцев.
– Они и на деле не бабы.
– Это не то… В кино они героями были, за свою свободу боролись, а эти чего? Съедим мы, что ли, их горы? Наоборот, помогаем. Нет, уперлись, как бараны их, – ничего не понимают.
– Дикари, – подытожил раненый, тщательно облизывая перемазанные сладким соком пальцы. – Никакой культуры.
– Вот-вот! А я о чем? – ярился Рой, вытирая о пыльный камуфляж новый фрукт. – Ладно бы хоть настоящие горцы были…
* * *
Вертолет заложил крутой вираж, заставив всех находящихся внутри слаженно качнуться на лавках вдоль рифленых металлических бортов и инстинктивно ухватиться за что-нибудь. Один лишь капитан Фогуту сохранил спокойствие, несмотря на то, что сидел ближе всех к распахнутому люку, за которым величественно поворачивался занесенный снегом склон Андак-Огу – высочайшей в центральном Зартаке горы, вздымающейся на семь с лишним тысяч метров над уровнем моря. Ее вершины никогда не было видно снизу – казалось, гора врастала в небо, нависающее здесь над головами особенно низко, чем где-либо на равнине. И сейчас за бортом все было словно в дыму или тумане: не рискуя забираться в плотные облака, пилоты старались, тем не менее, доставить своих пассажиров как можно выше.
Машина вздрогнула – второй пилот, согласно инструкции, отстрелил очередную кассету тепловых ловушек. Зенитных комплексов с инфракрасным наведением у горцев никогда еще не находили, равно как не было зафиксировано сбитых с их помощью винтокрылых машин. Но чем черт не шутит: ведь и снайперских винтовок в их арсенале совсем недавно тоже не было. А обстрелы вертолетов с земли случались регулярно, правда, пока без особенного успеха, если не считать пулевых пробоин или арбалетных болтов, на излете застревающих в корпусе.
Пол встал дыбом, и ящики, запихнутые под лавки и предусмотрительно там закрепленные, залязгали, пытаясь, будто живые, вырваться на волю. Новички – в вертолете кроме пилотов и капитана были одни «молокососы», собранные по трем ротам, – испуганно подбирали ноги под хохот офицера. А вот проехавшийся по полу автомат одного растяпы он успел поймать по-настоящему вратарским броском, чудом зацепив ботинком за ремень уже над бездной.
– Три наряда вне очереди! – проорал капитан Фогуту сквозь рев винта, подгребая к себе оружие, чуть было не канувшее навеки – попробуй, отыщи его в снегу! – На самом важном фронте – в ротном сортире! И чтоб сверкал, как у кота причиндалы! Лично проверю!
Вертолет выровнялся и завис над снегом совсем низко – в каком-то десятке метров.
– Десантируемся, как учили! – орал капитан. – Упал в снег, перекатился, занял оборону! Да подальше, чтобы следующий ботинками задницу не отдавил! Учтите – вертолет нас сбросит и уходит! Если кого угораздит ногу подвернуть – тащить будем по очереди!
– А как же отсюда… – пролепетал незнакомый Рою солдатик, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в автомат.
– Ножками! Ты первый! – ткнул Фогуту ему в грудь рукой в прорезной перчатке без пальцев – фирменным отличием егерей-ветеранов: о таких да о темно-зеленом берете нельзя было и мечтать, не прослужив в корпусе полного контракта – трех лет. Или не заслужив их досрочного получения – чаще всего намертво приколоченными к крышке гроба…
– Я… – задохнулся бледный, как полотно, рядовой: десантироваться с такой высоты, да еще в снег, ему не приходилось – только на занятиях, с вышки. – Я…
Но не свалял труса, а, зажмурившись, сиганул вниз в снежный смерч, поднятый бешено вращающимся винтом.
– Молодцом! – одобрил капитан. – Только глаза закрывать не стоит. Егерь должен видеть все на триста шестьдесят градусов вокруг! Даже больше, поскольку на триста шестьдесят градусов видят и тыловые крысы, а мы…
– Горные егеря!!! – слаженно рявкнули луженые солдатские глотки так, что вздрогнул вертолет…
Рой прыгал предпоследним. Он попытался не зажмуривать глаза, но морозная пыль все равно тут же залепила их, и он врезался в снег слепым и глухим. Приземление было не таким жестким, как ожидалось, но все равно из легких выбило дух, затуманило на мгновение сознание…
Но тут же он живо представил, как капитан врежется ему в спину всей своей сотней килограммов навьюченного железом мускулистого тела, и заработал руками и ногами изо всех сил, выгребая в сторону. Со звоном, отдавшимся в полных снега ушах, Рой ударился каской обо что-то металлическое, смог, наконец, продрать глаза и успел увидеть, как вертолет, отвалив в сторону, уходит вниз, тая в тумане.
– Чудо-молодцы! – Офицер, как ему и было положено, оказался на ногах первым. – Ни одной вывихнутой ноги, ни одной сломанной шеи… Даже без выбитых зубов, похоже, обошлось. А с тобой что стряслось, Бекту?
По подбородку одного из новичков сбегала алая на облепленном снегом лице струйка крови, хотя рот солдата был растянут в радостной улыбке.
– Яжык прикущил! – расплылся рядовой Бекту еще шире и утерся рукавом, размазав кровь.
– Ну, это небольшая потеря, – махнул рукой капитан. – Чем у солдата язык короче, тем полезнее для дела. Главное, чтобы уши были целы. Уши целы, а, Бекту?
– Щэвы!
– Тогда все в норме. А язык до свадьбы заживет. Но впредь держи рот закрытым, Бекту. Во избежание.
– Так тошно!
– Тошно ему… Сейчас всем вам станет тошно. А ну – построились!
Через несколько минут отряд гуськом, сцепившись страховочным тросом и увязая в рыхлом снегу выше колена, втянулся в туман, то сгущающийся, то практически рассеивающийся, то завивающийся причудливыми, похожими на щупальца спиралями, словно странное существо терпеливо пыталось нащупать дорогу в чуждый для него мир…
* * *
Знал бы кто, каково это – брести, стараясь ступать след в след по вязкому, никак не желающему уплотняться снегу, хотя по нему перед тобой прошло уже несколько тяжеленных мужиков. Стараться не отставать, чтобы не натягивать трос, тянущийся к поясу идущего перед тобой, и при этом не слишком спешить, ведь за тобой идет твой товарищ. И все это в мутной, как разбавленное водой молоко, ледяной мгле, оседающей морозным кружевом на бровях и ресницах. Туман был настолько густым, что даже спина впереди идущего расплывалась в бесформенное пятно, вокруг же бушевал настоящий карнавал теней и полупрозрачных фигур, то свивающихся в узкие смерчи, то распухающих в бесформенных призрачных великанов. Порой шагающий рядом фантом казался реальнее того, с кем тебя связывала пуповина веревки, и рука сама собой тянулась к автомату…
Под ногами то и дело попадались воткнутые в снег прутики, и это радовало. Здесь, на вершине, где ничего не росло, их могли воткнуть только специально, а значит, офицер вел их куда-то по хорошо известной ему тропе, а не наобум, как придется.
Капитан, возглавлявший процессию, остановился, когда марево впереди налилось светом, будто огромная бесформенная медуза, окруженная целым ореолом белесых извивающихся щупалец. Или цветок коронника, так любимый всеми невестами.
– Прикройте глаза, – буркнул Фогуту, вынимая из кармашка на груди очки с темными стеклами – такие носили слепые. – И топайте дальше на ощупь. Откроете глаза, когда я прикажу. И, чур, не подглядывать мне!
Трос потянул Роя за собой. Он шагал в темноте, и с каждым шагом мрак под его веками наливался багрянцем, пока не стал ослепительно алым.
«Что там такое?..»
– Открывайте глаза, – последовал приказ. – Только осторожно.
Но в щель между приоткрытыми веками ударил такой ослепительный свет, будто перед лицом Роя вспыхнула сварочная дуга. Он даже ощутил на лице ее жар, хотя кругом по-прежнему царил холод.
«Куда нас привел сумасшедший капитан?!»
– Мировой Свет!.. – ахнул кто-то рядом. – Лопни мои глаза! Это же Мировой Свет!..
Пространство казалось сотканным из мириад острых светящихся нитей, живых, переливающихся, сплетающихся в одной слепящей точке. Рой глядел на нее, загипнотизированный колдовским сиянием, а по щекам ручьем текли слезы…
– Все! Закрыли глаза, закрыли! Нельзя долго на него смотреть.
В руку капрала ткнулось что-то ледяное, и он ощупью надел очки, которые раздавал капитан. Хотя стекла в них казались непроглядно-черными, как в маске сварщика, на маленький сияющий диск, зависший в небе, нельзя было смотреть без рези в глазах – так он был ярок. Зато все остальное было видно отлично – стекла скрадывали оттенки, но оставляли очертания четкими. Пусть даже изрядно мешали мельтешащие в глазах лиловые и зеленые пятна.
До вершины было еще далеко. Гора белой треугольной громадой плавала в море тумана, похожего на слой пара над закипающим котлом. Нет – над необъятных размеров чашей, края которой поднимались вверх и размывались где-то в огромной дали, сливаясь там с чем-то темно-синим, почти черным, образующим гигантский купол над головой. Казалось, что и горстка людей, казавшихся черными букашками на поверхности огромного клыка, возносящегося ввысь, и окрестные вершины, островами возвышающиеся над туманом, заключены внутри исполинского черно-белого шара с ослепительно ярким светляком в центре. Зрелище это подавляло величием, заставляло ощутить свою никчемность и мизерность по сравнению с ним, наполняло благоговением…
«Так вот какой он, Великий Мировой Свет, которым я столько раз клялся, столько раз поминал всуе, даже не пытаясь представить себе, как именно он выглядит и на что похож…»
Рою не хватало слов, чтобы даже мысленно выразить свои чувства. Он никогда не был особенно религиозен, но сейчас был готов уверовать в то, что твердили священники, о чем читал в книгах, о чем рассказывала покойная бабушка. Он своими глазами видел Бога в главной его ипостаси – Мировом Свете.
– Вы – избранные, – прозвучал в оглушительной тишине голос капитана Фогуту, и голосу этому хотелось внимать, как внимают уверовавшие своему пророку. – Вы узрели то, что никогда не узрят миллионы жалких людишек, копошащихся сейчас там, внизу. Отныне и навсегда Мировой Свет пребудет с вами, и даже если придется умереть, вы не ляжете, как другие, в сырую грязь, а воспарите над бренным миром, чтобы воссоединиться там, в высоте, с ним, подарившим нам всем жизнь. Вы стали бессмертными, солдаты!.. Ну и всё, – добавил офицер совершенно обыденно. – Поглазели и хватит. Хорошего помаленьку. Я вам еще не все здесь показал…
Все так же, ступая след в след, словно по минному полю, отряд обогнул пик – тени, падающие на снег, были густо-синего цвета и казались бездонными провалами. Оказалось, что на склоне кто-то выстроил дом со странной полусферической крышей. Давно – здание почти скрылось под слоем снега.
Солдаты поднялись по расчищенной лестнице – внутри тоже намело изрядные сугробы – и оказались на площадке, посреди которой было установлено нечто похожее на пушку.
– Ученые тут при императоре еще окопались, – пояснил капитан. – Штука эта называется телескоп. Вроде бинокля, только мощнее во много раз. Они через нее небо изучали, искали там чего-то. Ну и Мировой Свет разглядывали.
Послышались смешки: все теперь знали, как обжигает глаза Мировой Свет. А что будет, если приблизить его!
– Но мы этого делать не будем, солдаты. Вы все знаете, кто такие горцы?
Послышались утвердительные ответы: да, мол, как не знать? Но ответ офицера огорошил.
– Ничего вы не знаете, сосунки. Это не те горцы. А я вам сейчас покажу настоящих.
Вращая маховик неведомого механизма, он заставил купол над головой разъехаться узкой щелью, как бы открыв амбразуру перед хищно целившейся куда-то «пушкой». Повозился у его казенника и махнул рукой:
– Подходим по очереди и глядим в эту дырку.
Солдаты подходили и, нагнувшись, смотрели, а потом отходили, качая головами. Настала очередь приникнуть к окуляру, как две капли воды похожему на окуляр бинокля или артиллерийского прицела, и Рою.
Сначала он ничего не понял. В дрожащем мареве, будто под слоем воды, лениво перемещались какие-то козявки. Но потом пригляделся…
Посредине снежного поля горел костер, а рядом с ним бродили и сидели люди. Вроде бы обычные люди, широкоплечие, почти голые… Голые? Но вокруг же снег! А им – хоть бы что: ишь, в каких-то тряпочках на бедрах – только срам прикрыть – разгуливают. Чистые дикари! А это кто с ними рядом? Детишки?
В следующий миг он понял, что никакие это не детишки. Рядом с коричневокожими плечистыми дикарями стояли обычные люди, тепло одетые, кажется, даже вооруженные. Но были они едва по плечо голым. Карлики?
– Ну, кто поделится впечатлениями? – прищурился капитан, когда все насмотрелись на странных дикарей.
– Ну люди какие-то… – пожал плечами один из егерей. – Голые почти. Карлики какие-то рядом…
– Ничего ты не понял, солдат… Карлики эти – как раз обычные люди, как мы с вами. Горцы местные, на которых вы уже изрядно нагляделись. И на живых, и на мертвых. А вот те, кто рядом с ними… Это и есть настоящие горцы, гиганты, о которых наши предки слагали легенды. Мол, колдуны, то да сё, понимают язык птиц и зверей, умеют по воздуху летать, людей обращают в послушных кукол… И как раз эти великаны горцев против нас и настраивают.