— Почему?
— Что «почему»? — переспросила она.
— Почему вы тоже не поступили в пансион? Разве вам не хотелось?
Она рассмеялась.
— Ужасно хотелось. Все дети, которых я знала, поступили туда. Но это очень дорого. Тетушка не могла позволить себе такие расходы. Вот почему я не могу вам помочь выяснить что-нибудь о Риа. Наверное, в жизни Риа было много примечательных моментов, но я не…
— Вы чувствовали себя одинокой? Кроме пожилой тетки, вам не на кого было положиться. Что она собой представляла?
— Она была хорошая женщина, — искренне сказала Оливия, — и у нее было доброе сердце. Иначе я бы попала в приют.
— Но она не испытывала к вам особых чувств, — мягко заметил Эдвард.
Оливия покачала головой.
— Нет. Она не была похожа на маму, которую я потеряла.
Девушка замолчала. Потом откашлялась и добавила:
— Вы сами остались без отца. Так что не нужно вам рассказывать, что это такое.
— Да, я помню, как переживал тогда. Но мне повезло: я продолжал жить с матерью, она жутко обращалась со мной… — Эдвард замялся, — пока не появился Чарлз Райт.
— А он был… то есть он постоянно?.. — Оливия перевела дыхание. — Для вашей матери, наверное, было ужасно потерять его, а потом вдруг узнать, что он… он…
Она не могла сказать большего, пока Эдвард по-прежнему думал, что она была любовницей его отчима. У Оливии перехватило дыхание. И тут она почувствовала, что непременно должна заставить его поверить в ее слова.
— Эдвард, — начала она, — насчет Чарлза…
— У Райта было больное сердце, и мать знала об этом, — сказал он сдержанным тоном. — Что касается его проделок, то и тут она была в курсе. Просто принимала все как есть.
— Она знала?..
Он поднялся и сунул руки в карманы.
— Раза два я пытался завести с ней разговор на эту тему, но безрезультатно. И мы с Райтом продолжали притворяться, будто никто ничего не знает, пока однажды я не наткнулся на вас с ним в ресторане.
— Эдвард, — Оливия поднялась во весь рост. — О том дне…
— Я не хочу об этом говорить, — отрезал он.
— Но мы же как-то говорили.
Эдвард резко повернулся к ней.
— Вы хотите сказать, что не были одной из его девиц?
Его голос звучал категорично. Казалось бессмысленным что-либо объяснять ему, но Оливия мягко положила руку ему на плечо.
— Нет, — сказала она, — не была.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Она встретила его взгляд прямо, не дрогнув, и попыталась понять, о чем он думает. Минуты летели, и неожиданно он облегченно вздохнул.
— В это время года приятно побродить по берегу, — тихо сказал Эдвард. — Пойдем?
На пляже было ветрено и пустынно. По песчаному берегу волнами разбросало серые валуны.
— Как здесь хорошо, — тихо сказала Оливия.
Эдвард кивнул. Одной рукой он обнял ее за плечи и прижал к себе, чтобы согреть.
— Да, хорошо. Это лучшее из всех мест, которые я знаю. Предполагалось, что я буду скрываться здесь летом, — улыбнулся Эдвард и крепче прижал ее. — Но оказалось, что мне не хочется закрывать дачный сезон осенью, и я наведываюсь сюда весь год, при каждом удобном случае.
— Тут чудесно, Эдвард. Домик, океан… и эти валуны. Они удивительны и похожи на сказочных великанов.
Его рука скользнула к ее, и их пальцы сомкнулись.
— Это место с секретом, — сказал он, увлекая ее за собой.
Секрет заключался в том, что в сплошной скалистой стене вдруг открывался проход, который вел в иной мир, где не было ветра и волн, а царили жаркое солнце и теплый белый песок — и Эдвард. Да, Эдвард, стоящий так близко, что достаточно было поднять руку, чтобы коснуться его, Эдвард, с лица которого вдруг сошла улыбка, когда встретились их взгляды.
— Тут… тут чудесно, — сказала она, пытаясь разрядить обстановку.
— Да, — тихо ответил он, придвигаясь к ней, — чудесно.
Оливия вздрогнула, почувствовав, что пальцы Эдварда легко коснулись ее лица, провели по щеке, по мочке уха, по ее открытой шее.
— Эдвард, — прошептала Оливия.
— Тебе нравится, — тихо спросил он, — когда я дотрагиваюсь до тебя? — Его голос становился все более глухим. — Тебе нравится, правда? Твои глаза темнеют, как небо в полночь.
Он придвинулся к ней еще ближе. Медленно, глядя ей в глаза, снял с ее плеч жакет.
— И пульс начинает чаще биться вот здесь, — сказал он, — наклоняясь и целуя ее в шею. — Оливия, — прошептал Эдвард, — я ужасно тебя хочу, я просто болен тобой.
Она зажмурила глаза так, что ресницы коснулись щек.
— Мы… мы собирались поговорить, — сказала Оливия, почти не дыша. — Но мы не поговорили. По-настоящему. Мы…
Похоже, он рассмеялся.
— Мы поговорили.
Его пальцы уже нашли пуговицы на ее блузке.
Медленно, одну за другой, он расстегивал их, пока из-под темно-розового шелка не показались ее загорелая кожа и белый кружевной бюстгальтер.
— Но с разговорами покончено… — сказал он. — Теперь время для объятий, поцелуев и… боже, как ты прекрасна!
Эдвард протянул руку. Она застонала, когда он стал поглаживать ее грудь указательным пальцем.
— Я хочу увидеть твои груди. — Его голос стал совсем глухим. — Я должен их увидеть.
Застежка на бюстгальтере щелкнула, и он сказал, затаив дыхание:
— Изумительные, изумительные груди.
— Эдвард!..
Он обхватил ладонями груди и принялся гладить соски… Внутри у нее загорался огонь и растекался по телу, двигаясь от того места, которое он ласкал, вниз, к основанию живота.
— А на вкус твоя кожа такая же сладкая, как и на вид? — прошептал он и, наклонив голову к груди, прижался губами к соску.
Прикосновение его губ лишило ее остатков самообладания. Оливия откинула голову. Она обняла его, запустила руки ему в волосы и всем телом потянулась к нему.
Эдвард повторил ее имя, приблизившись к ее губам. Его язык проник вовнутрь, и она с готовностью отдалась жару и сладости поцелуя. Он глухо застонал, прижимая Оливию к себе, пока она не ослабела от наслаждения.
— Скажи, что хочешь меня, — прошептал Эдвард, и Оливия дала ответ, какого еще никогда не давала, — не словами, а порывистыми движениями своего тела. Она обняла его, просунула руки ему под свитер, чтобы почувствовать его кожу, твердые мышцы живота, грубоватые темные волосы, росшие завитками на груди. Потом она поднялась на цыпочки и обхватила руками его шею, и тут Эдвард подхватил ее на руки.
Он шел большими шагами вдоль пустынного пляжа, покинув их маленький скалистый мирок. Оливия прижалась к нему, зарывшись лицом в его плечо, ее сердце пульсировало подобно волнам, бьющимся о берег. Эдвард плечом распахнул дверь, и залитые солнцем комнаты промелькнули у нее перед глазами, когда он нес ее в спальню.
Он сел на край кровати и поставил ее перед собой, крепко сжав ее колени своими. Медленно, не отрывая взгляда от ее глаз, он снял с нее жакет. Когда он потянулся к блузе, девушка протестующе покачала головой.
— Я тоже хочу увидеть тебя всего, — прошептала она. Теперь Оливия превратилась в первозданную Еву, соблазнительную, красивую, сладостную, — в ту, какой она бывала в своих неистовых мечтах.
У Эдварда потемнели зрачки, он стянул через голову свитер и бросил в сторону. У него была широкая мускулистая грудь и мощные плечи. Темные волосы курчавились на загорелой коже, суживаясь в треугольник у пояса его джинсов. Оливия провела языком по пересохшим губам.
— Скажи, что хочешь меня, — сказал Эдвард, и она вдруг поняла, что всегда хотела его. Не только с того момента, когда они познакомились, а всю-всю жизнь.
Я люблю тебя, — с изумлением думала она, — я люблю тебя, Эдвард. Когда это случилось? Когда злость превратилась в желание, а желание — в любовь?
— Оливия. — Он привлек ее ближе. — Мне надо, чтобы ты произнесла это вслух. Скажи, что хочешь меня. Только меня.
Она медленно улыбнулась, намереваясь вложить в свой ответ столько радости и страсти, чтобы этот вопрос у него уже не возникал никогда. В конце концов он должен знать, что до него у нее никого не было.
— Эдвард, — тихо сказала она, с улыбкой сбрасывая кофту и бюстгальтер, не отрываясь глядя ему в глаза. — Я безумно хочу тебя, — прошептала она и наклонилась к нему. Волосы упали ей на плечи и грудь, а руки раскрылись для объятья.
Но он не прижал ее к себе. Он встал, его губы задергались, темные зрачки сузились до размера булавочной головки, он отшатнулся от нее и медленно прошел к окну. Остолбенев, Оливия смотрела на его мускулистые плечи, сжатыми кулаками изо всех сил он бил ладонями по подоконнику.
— Эдвард. — Она нерешительно двинулась к нему. Подойдя почти вплотную, она подняла руку и тут же опустила ее. — Эдвард, — тихо спросила она, — что случилось?
— Ничего.
Она знала, что это неправда. Никаких вопросов, — уговаривала она себя, — ни слова больше. Но вопрос уже не мог не быть задан.
— Эдвард, — выпалила она, — ты думаешь о… о..?
— О моем отчиме? — Он резко обернулся, и выражение его лица заставило ее робко отступить.
— Нет, — сказал он с холодным сарказмом, — конечно нет. Почему я должен думать о старом добром Чарли, Оливия? Почему я должен думать о нем в такую минуту?
Вдруг она ощутила в душе безнадежную пустоту.
— Но я же говорила тебе…
Он порывисто прошел мимо.
— Одевайся, — бросил он, хватая свой свитер. — Я буду ждать в машине.
Она посмотрела ему вслед, дрожащими руками подняла разбросанную одежду и стала натягивать ее.
— Боже, помоги мне, — шептала она, — помоги мне, пожалуйста.
Оливия повернулась к окну и поглядела на берег и море глазами, полными слез. Место, которое Эдвард назвал лучшим в мире, сейчас казалось ей отвратительным.
И тут ей послышался голос — голос Риа, возникший вдруг в глубине ее памяти и повторявший слова, нацарапанные детской рукой на открытке, слова, в которые был вложен весь восторг четырнадцатилетнего существа.
Это самое красивое место на земле, Ливви, — писала Риа, — тебе непременно нужно увидеть Багамы. Это самое-самое мое любимое место в мире!
И тут Оливия отчетливо поняла, что именно там она найдет подругу, которая так жестоко сломала ее жизнь.
9
— Спасибо за звонок в «Американские Авиалинии». Все наши кассовые операторы сейчас заняты, но если вы будете столь любезны подождать… Оливия вздохнула, услышав приторно любезный, записанный на магнитофон голос.
Конечно, она подождет. Что еще остается, если она должна лететь на Багамы? Оливия провела у телефона все утро, обзванивая одну авиакомпанию за другой, но так и не получила билета, хотя даже попробовала заказать место в первом классе.
— Сейчас у нас самый пик сезона, мадам, — сказал ей последний оператор с ноткой снисходительности, пробившейся сквозь профессиональную любезность. — Боюсь, что мы продали все билеты до конца этого месяца, но я могу зарезервировать для вас место на первой неделе следующего. Погода на островах будет такая же хорошая, но цены гораздо ниже.
Оливия чуть не рассмеялась. Она не собиралась в отпуск, это была вынужденная поездка. Путешествие должно положить конец неизвестности, а возможно, и отношениям с Риа, которые когда-то так много значили для них.
Поездка не доставит ей удовольствия, но положит конец тем ночным кошмарам, которые мучили ее все последние недели. Все встанет на свои места, и она сможет вернуться к прошлой жизни, без Эдварда Арчера, перевернувшего вверх дном ее устоявшийся мир.
В голове Оливии раскаленным гвоздем пылала унизительная мысль о том, что она была готова отдаться Эдварду, отвергшему ее. Хорошо еще, что она не предстала перед ним полной дурочкой, в беспамятстве лепечущей слова любви. Оливия горько усмехнулась. Можно только представить, с какой иронией думал о ней Эдвард.
— Благодарю вас за ожидание. Наши кассовые операторы все еще заняты. Если вы будете так любезны подождать еще…
Все это уже не имело никакого значения. Да, она играла в игру Эдварда, делала стойку по его команде. Да, она должна будет отыскать Риа, но сделает это для себя и сама. Она не так наивна, чтобы полагать, что, найдя Риа, сразу решит все свои проблемы. «Чаттербокс», даже опубликовав правду, не посвятит ей и десятую часть места, отведенного для раздувания этой грязной истории.
Она должна разыскать Риа и бросить ей обвинение в вероломстве. Риа ввергла свою подругу в пучину лжи, даже не спросив, умеет ли она плавать. Она украла покой и подорвала репутацию Оливии, а может статься, станет и причиной того, что девушка потеряет свой магазин, который был ей так дорог.
И еще один человек использовал ее в своих целях, Эдвард Арчер…
Нет, черт возьми, нет! Ей не следует даже думать о нем. Все ее мысли должна занимать Риа: как найти то идиллическое местечко, изображенное на лежащей у нее на коленях почтовой открытке? Со вчерашнего дня, когда неожиданно вспомнила про первые рождественские каникулы, которые они провели порознь, и про эту глянцевую открытку, которую Риа прислала ей, она была уверена в том, что Риа находится именно там.
Оливия снова взглянула на фотографию, хотя уже наизусть помнила почти каждую запечатленную на ней пальму, каждую хижину под соломенной крышей. Сделанная прихотливыми буквами надпись гласила: Вид с террасы отеля «Дорадо», Багамы. Найти открытку оказалось нетрудно, она лежала на дне старой коробки из-под сигар, которая в детстве служила Оливии шкатулкой для ее сокровищ.
Но вот попасть на Багамы оказалось неожиданно трудно. Она и не подозревала об этом еще вчера, когда, возвращаясь на такси в Манхэттен, разработала свой план. Эдвард порывался отвезти ее домой, но она скорее бы пошла в Нью-Йорк пешком, чем снова села рядом с ним в его проклятый автомобиль.
— Я привез вас сюда, и я отвезу вас домой, — сказал он коротко, несмотря на ее требование позволить ей позвонить по телефону и вызвать такси.
Не было смысла спорить с ним. Достаточно взглянуть на его замкнутое, высокомерное лицо. Лицо мужчины, привыкшего идти по жизни напролом.
Оливия подчинилась силе, но он недостаточно хорошо знал ее. Она села в машину. Когда они доехали до деревни, она обернулась к нему.
— Здесь есть аптека? — спросила она с холодной вежливостью.
Эдвард даже не взглянул на нее:
— А в чем дело?
— У меня разболелась голова, и я хочу купить аспирин. Разве на это требуется ваше разрешение?
— Я куплю его для вас.
Но Оливия уже распахнула дверцу со своей стороны и вышла на тротуар.
— Я это сделаю сама.
Проделать остальное уже не составляло большого труда. Она влетела в дверь аптеки и — слава богу! — в ней оказался задний выход. За ним открывался дворик, выходящий в лабиринт узких улочек. Она долго бродила по ним, пока не натолкнулась на будку с телефоном-автоматом. Отсюда Оливия и вызвала такси. Возвращение домой обошлось в целое состояние — ей даже пришлось просить водителя обождать, пока она получила наличные из банкомата на углу, чтобы расплатиться. Но расходы стоили того удовольствия, которое она получала от мысли, что ей не пришлось ехать домой в машине рядом с Эдвардом и что он должен был почувствовать, когда понял, что она улизнула…
— «Американские Авиалинии», с вами говорит Кэрол. Чем я могу быть вам полезна?
Оливия не тратила времени на вежливое предисловие.
— Когда у вас первый рейс на Багамы?
— Очень сожалею, мадам, но у меня ничего нет до конца…
— Это очень важно. Должно же у вас хоть что-нибудь остаться…
— Подождите, я посмотрю… — В трубке слышались какой-то треск и щелчки. — Я нашла аннулированный заказ.
— Чудесно!
— До вылета остается всего полтора часа.
Оливия бросила взгляд на часы.
— Я успею, — сказала она.
— Место в первом классе, — сказала девушка и назвала цену, от которой Оливия побледнела. И все же она не колебалась.
— Беру!
Она расплатилась с помощью кредитной карточки, и за отель тоже, когда служащий международного аэропорта Нассау с трудом отыскал для нее, должно быть, единственный незанятый номер. По дороге в отель она стала в уме подсчитывать свои расходы, но от цифр у нее пошла голова кругом. Назавтра ей предстояли еще расходы: купить вещи, которые потребуются в предстоящие дни, — но стоило ли теперь переживать? В любом случае, когда придут счета, она уже будет банкротом.