К сожалению, и ювелирка не могла спасти положение. Многие миллиардерские сыночки приходили на подобные мероприятия с любовницами, о которых дамы бомонда презрительно отзывались: подставка для бриллиантов.
Ринат, по-видимому, был не в курсе этих тонкостей и не догадывался, какую задачу поставил перед Сонечкой. Проблему Сонечка решила просто. Надела платье абитуриентки, закрепив внизу на подоле семь крупных бриллиантов. Знала, что у каждой второй дамы в веере, лорнете или заколке скрыт крошечный спектрометр, позволяющий отличить сияние бриллиантов от блеска стразов и феанитов. Природные алмазы, брошенные практически на пол, должны были произвести впечатление. А платье абитуриентки показывало, что перед собравшимися не чья-то метресска, а скромная студенточка.
Расчёт оказался верен, такого наряда больше ни у кого не было, и перепутать Сонечку с содержанкой тоже было невозможно. Сонечка ловила на себе любопытные взгляды, несколько раз ничем не примечательные молодые люди кивали Ринату, и по тому, как Ринат напряжённо вздрагивал, можно было заключить, что здоровались те самые будущие олигархи, знакомство с которыми следовало сводить небогатому студенту дорогого факультета. Самой Сонечке такое внимание было смешновато, но хотелось помочь человеку, который ни в чём не будучи виновен, изрядно пострадал, когда Сонечкины пути пересеклись с дорогой его отца. Конечно, вина лежит на папашке, а не на Сонечке, но Рината всё равно жалко.
— Куча народа спрашивала, кто ты такая и откуда взялась, — сообщил Ринат во время их следующей встречи.
— Откуда? От верблюда! — ответила Сонечка, которая как раз начала слушать курс древней детской литературы.
Разговор происходил в знакомом обманном кафе, где можно вперемешку врать и говорить правду, так что Сонечка чувствовала себя легко и спокойно.
— Я знаю, ты не говоришь о себе правды, — очень спокойно произнёс Ринат. — Помнишь на вечере к нам подходил невысокий юноша в сером костюме?
— Нет.
— Неважно, его никто не запоминает. Он, как и я, из бедных богатеев. Но у него всё схвачено, он всем нужен. Не человек, а сыскная контора. Народ заинтересовался, кто ты такая, так он принялся о тебе справки наводить.
— И много он выяснил?
— Прежде всего, среди богатых семей Сониных нет.
— Значит, я из небогатой семьи, либо родители дали мне не свою фамилию.
— И ещё он выяснил, что в твоём личном деле адрес фальшивый.
— Врёт. Я давала настоящий адрес.
— А Вовик говорит, что по этому адресу никакого дома нет, там находится трущобная ночлежка.
— В ночлежках, что, не люди живут?
— Ну, ты скажешь… Хотя, мне нравится, что ты такая засекреченная. Мы куда пойдём в следующий раз?
«Мы» прозвучало так естественно, что не было никакого желания оборвать нахала. Пришлось шить платье, достаточно дорогое, достаточно простое и невообразимо элегантное, чтобы можно было появляться на сборищах университетской аристократии, не заставляя краснеть своего кавалера. Честное платье даже не пыталось взрослить Сонечку, её шестнадцать лет были видны всякому внимательному взгляду. Но ведь всё равно, никто не поверит своим глазам; сказано — восемнадцать, значит, так оно и есть.
Зачем понадобились подобные ухищрения, Сонечка ещё сама не понимала. Просто хотелось не подвести Рината, а что он значит для неё, как-то не думалось.
В следующий раз они собрались на студенческую Ассамблею. Несмотря на демократическое название, вход на Ассамблею был настолько дорогим, что лишь немногие из студентов могли туда попасть.
Сонечка договорилась встретиться с Ринатом в одном из кафе. До сих пор они встречались исключительно на нейтральной территории, не торопясь узнать друг о друге больше. Ринат запаздывал. Сидеть в бальном платье под любопытными взглядами посетителей было неуютно, но Сонечка старалась не обращать внимания на такие мелочи. Наконец, появился Ринат. Вид у него был не ассамблейный. Огромные чёрные очки не могли скрыть багровой опухоли, заливавшей пол-лица. Левая бровь и скула были рассечены, судя по всему, одним ударом, покрасневший глаз чуть заметно поблёскивал среди вздувшейся плоти.
— Где это тебя? — испуганно спросила Сонечка.
— Так получилось. Я пришёл извиниться. Мне в таком виде на Ассамблею нельзя.
— С билетом на Ассамблею можно в любом виде. А просто так даже бомж по морде не получает. Давай, рассказывай, что у тебя стряслось.
Ринат прикрыл лицо ладонями и глухо сказал:
— Это Вовик. Никогда ему не прощу.
— Вы что, подрались? Так кулаком не расквасить, это доской надо. Студенты называется… у бездомных бродяг и то такого не бывает.
— Никто не дрался, — Ринат оторвал руки от лица и здоровым глазом поглядел на Сонечку. — У нас был междусобойчик, и мы заспорили, у кого выше толерантность к спиртному. Кто сколько может выпить и не опьянеть.
— Тоже мне, достоинство! — фыркнула Сонечка.
— У мужчин такие споры часто бывают. Начинают выяснять, кто кого перепьёт, упиваются в хлам, и попробуй уклонись от попойки.
— Теперь понятно, чему учат на факультете менеджмента…
— Я же рассказывал, что у нас главное — корпоративные отношения. А я пить не могу, у меня желудок болит. Вот я и придумал соревнования, чтобы на равных. Каждый должен сколько-то выпить, а потом переписаться в трезвое тело и пройти по гимнастическому бревну.
— Погоди, — со злым прищуром спросила Сонечка. — Где вы тело свободное берёте?
— Никакого тела не надо. Просто один остаётся трезвым, а остальные пьяные по очереди в него переписываются и ходят по бревну. Я пить не могу, вот и предложил, чтобы ходили в моём теле.
— С ума сошёл! — с видимым облегчением воскликнула Сонечка. — Это же вредно. Тут такие искажения психики могут быть…
— Это же ненадолго. Ничего не будет. У парней столько развлечений связанных с переписью индивидуальности… И телами меняются на время, и чего только не делают. Одна игра в бомжа чего стоит…
— Это как? — удивилась Сонечка, знавшая о бомжах больше всех прочих.
— Соберётся человек десять, запишутся в одно тело и толкаются, кто кого в гипоталамус загонит.
— Понятненько… — кивнула Сонечка, живо вспомнив любимое выражение обитателей Семейного.
— Ну вот, закупили ящик рома и отправились в спортзал. По стакану приняли и по очереди в моём теле по бревну прошлись. Я сидел тихо, не вмешивался, но всё видел. Тело трезвое, а личность пьяная — удивительные вещи получаются. Потом выпили по второму стакану и снова начали ходить. И тут Вовик нарочно сорвался и моим лицом о бревно! Хорошо ещё зубы не вышиб или глаз. И смеётся, сволочь: «Ах, я такой неловкий, такой нетолерантный!» Ему смех, в своё тело вернулся, и не болит ничего, а мне теперь как? Я ему этой подлости никогда не прощу…
Казалось, Ринат готов заплакать, а, впрочем, оно и не казалось.
— Не переживай, — сказала Сонечка. — До свадьбы заживёт. Вставай и пошли на Ассамблею. Хочу посмотреть на твоих однокашников.
— Куда я в таком виде? — возразил Ринат и послушно поднялся со стула.
— А что? — Сонечка взяла Рината под руку и повернулась к зеркалу. — Чем мы не пара? У меня грим хороший, хочешь я себе тоже фингал нарисую?
Сонечку отметили ещё с прошлого раза и могли оценить если не элегантность, то стоимость платья. Тех, кто помнил о бриллиантах, брошенных едва не на пол, не могла обмануть искра единственной брошки. Ринат с багровым украшением на физиономии изящно оттенял Сонечкин наряд.
Почти сразу к ним подошёл ничем с виду не примечательный юноша.
— Ну, Ринат, ты, я вижу, стал ещё красивей. У врача был? А то заживёт неправильно — шрам останется.
Ещё по дороге в студенческий клуб Сонечка потребовала, чтобы Ринат неприметно указал ей подлюгу Вовика. Сейчас Ринат ощутимо напрягся, но никакого знака не подал. Значит, это не Вовик, а один из будущих хозяев жизни, расположения которых следовало добиваться.
Сонечка улыбнулась и процитировала:
— Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже.
Всё-таки замечательная штука история литературы! В древнем фольклоре всегда можно подобрать подходящее к случаю высказывание.
Миллиардерский сынок окинул Сонечку оценивающим взглядом. Молодого человека явно учили, как следует общаться с незнакомыми. Взгляд не липкий, а равнодушно-доброжелательный; сначала на лицо и лишь потом вниз по фигуре, нигде особо не задерживаясь. Нормальный взгляд, но всё же не избавиться от ощущения, что тебя оценивают. Результат оценки был не утешителен: использовать можно, но не более того. Оставалось, правда, лёгкое удивление: Сонечка была явно не по рангу Ринату, которого знатный студент считал полным ничтожеством. На дерзкий взгляд можно было бы ответить колкостью, но Сонечка не хотела вредить Ринату, который мечтал о дружеских отношениях с этим типом.
Мечты, мечты, где ваша сладость? Какие уж тут дружеские отношения? Держат за клоуна — и то спасибо.
По счастью, именно в эту минуту к Сонечке и её кавалеру подлетел ещё один студент из тех, кто мог выложить за билет на ассамблею месячный заработок папы-Серёжи. Невысокий, коренастый, с широчайшей дружелюбной улыбкой, с быстрыми, но не суетливыми движениями; удивительно симпатичный парень. Но пальцы Рината сжали Сонечкин локоть, предупреждая, что это и есть Вовик, от которого каждую секунду следует ожидать подлянки.
— Мадмуазель! — возгласил Вовик. — Я счастлив видеть вас! Скажите, куда подевались адаманты с вашего подола? Впрочем, я знаю это и так. Они оборвались, а поднимать с пола упавшее, ниже вашего достоинства. Иначе не может быть, ведь вы — лучший из адамантов!
Пышная тирада, обращённая к Сонечке, но адресованная Ринату, содержала оскорбление, понятное лишь аристократу или тому, кто изучал психологию под руководством деда Саввы. Обращение на «вы», подразумевает, что собеседник мультиличностен и, значит, к сливкам общества не относится.
Сонечка изобразила презрительную гримаску и, повернувшись к Ринату, произнесла:
— Сюда разве пускают подобные личности? Ты меня не предупредил… К тому же, этот господин пьян. Несёт от него, как из клозета.
Улыбка сползла с лица Вовика. Зато миллиардерский отпрыск, который тоже был не особо трезв, ибо пил с Вовиком наравне, хохотал от души:
— Ну, Вовичек, тебя укушали! Теперь тебе осталось в клозете утопиться. Мадмуазель, я восхищён!
Сонечка потупила глазки и сделала книксен. Как в школе учили.
Студенческая ассамблея, а на деле — танцулька для тех, кто побогаче. Только и есть радости, что живая музыка и пошловатый конферанс. При первой же возможности Сонечка ушла с праздника, который ничуть её не радовал.
Они шли по улице, под руку, словно продолжали дефилировать по ярко освещённому залу. Собственно, никаких улиц в студенческом городке не было, здания стояли каждое само по себе, в окружении старых деревьев. Как это было непохоже на скученный, грязный город! Конечно, и в городе имелись элитные районы, отгороженные от черни непроницаемыми заборами и суровой охраной. За такой же оградой прятался и оплот учёности, где высокопоставленные детки и немногие счастливцы из простых, развлекались, радовались жизни и порой чему-то учились.
— Странно мне это, — говорила Сонечка. — Сидите за стеной, запершись от мира, и ужасно этим гордитесь. А в городе в любом ночном клубе, куда вход в пятьсот раз дешевле чем на вашу тусовку, веселья в пятьсот раз больше.
— Ты в этих клубах бывала?
— А ты думал, я с Луны свалилась? Моя фамилия — Сонина, а не Армстронг.
— Я, пока в университет не поступил, жил в городе. В приличном районе, хотя и не в коттедже за высоким забором.
— И в школу до самого десятого класса тебя водили за руку, а потом встречали после занятий.
— Так делается во всех нормальных семьях.
— В результате твои же однокурсники считают тебя ничтожеством. А мне обидно, ты ведь лучше их, и Вовика, и второго, который меня по-хозяйски оглядывал.
— Ты о Захаре? Знаешь, чей он сын?
— Чей бы ни был, кроме папиных миллионов за ним ничего нет.
— Зато миллионов много.
— Сколько бы ни было… Миллионы решают не всё.
— Иногда ты говоришь ужасные вещи. Тогда мне кажется, что ты не девушка, а хозяйка душ или кто-нибудь ещё хлеще.
— Что за зверь? Мы на фольклористике такого не проходили.
— И не пройдёте, это новодел, легенда нынешнего века, а верней, самого последнего времени. Лет тому пять назад была уничтожена криминальная группа, которая похищала детей для перезаписи. Обычная разборка со стрельбой и кучей трупов. Стрельбу услышали, полиция приехала быстро, но, как всегда, опоздала. Единственное, что они смогли сделать — снять посмертный спектр с одного из убитых, кому не досталось пули в голову. Там сохранился постмортальный образ — десятилетняя девочка, которая превращается в чудовище и пожирает душу. Явный бред. Девочка там была и даже не одна, поскольку там готовились к перезаписи личности в украденное тело, а вот монстров обнаружено не было. Тем не менее, истории о хозяйке душ, которая умеет принимать облик маленькой девочки, среди соответствующих специалистов ходят.
— Прямо жаль, что я не чудовище, не маленькая девочка или ещё кто-нибудь похлеще.
— Девочка подросла.
— Всё равно, не бьёт. Если всё так, как ты говоришь, то твоей красавице сейчас должно быть пятнадцать, на крайняк — шестнадцать лет. А мне малость побольше.
— Я и сам понимаю, что всё это чушь. Вообще-то лектор рассказывал не о легендах, а об уничтожении террористами организаций по пересадке личности. Одни бандиты бьют других. По его словам получалось, что подпольные психологические группы орудовали и в Центре Психологического Здоровья, и у нас в университете, и даже в Институте косметологии. А уж этого быть не может, я это точно знаю, у меня там папа работал.
Сонечка послушно кивнула и, уводя разговор в сторону, сказала:
— Бог с ней, хозяйкой душ. Я о другом хочу. Вот этот парень, миллиардерский сынок…
— Его Захаром зовут.
— Хорошо, пусть Захар, от этого ничего не меняется. Он даже не презирает тебя, для него ты никто и звать никак. Ты никогда не сможешь стать его однокашником и сделать через него карьеру.
— С чего ты решила?
— Это видно. Ты для него — мальчик для битья, и таким останешься. Переломить ситуацию можно единственным способом: не участвовать в междусобойчиках и демонстративно заниматься учёбой. Все идут на вечеринку, а ты готовишься к коллоквиуму или пишешь доклад.
— Ботаников все презирают.
— А тебя, что, сильно уважают? Взгляни в зеркало и вспомни, как все смеялись, когда Вовик едва не выбил тебе глаз. А так, во всяком случае, тебя запомнят, как знающего и старательного человека. Это уже немало. Кстати, ты знаешь, что каких-то двести лет назад у слова «ботаник» было совсем иное значение, чем сейчас? Ботаник, это учёный, занимающийся растениями. Жаль, что на вашем факультете растения не изучают.
— Я консультируюсь у одного из лучших психоаналитиков, — с некоторой обидой возразил Ринат, — и он советует поступать наоборот. Больше бывать в компании, участвовать во всех развлечениях, а на выходки вроде Вовиковой не обижаться, а смеяться первым.
— Как знаешь, — тихо сказала Сонечка. — Но я бы в следующий раз пошла бы просто гулять по парку. В университете — прекрасный парк, городской ему в подмётки не годится. Сейчас листья с клёнов опадают; самое красивое время.
— Я зайду за тобой завтра.
— Послезавтра. Завтра я буду готовиться к коллоквиуму. Да-да, безо всяких шуток. И можешь, если угодно, считать меня ботаничкой.
* * *
Багряно-жёлтый ковёр опавших листьев — прекрасно до пошлости и настроение навевает лирическое до невозможности. Молодые люди шли по дорожке, пустынной в это время дня. Ринат осторожно ступал по золоту листьев, Сонечка загребала листья носками туфель, прислушиваясь к осеннему шороху. Ещё немного — пойдут дожди, золотой ковёр слипнется, и в листья уже нельзя будет играть.
— Как твой коллоквиум? — спросил Ринат.