— Откуда ты звонишь? — прервала она его холодно.
— Что? Из Парижа. Послушай, Энни… Значит, он звонит вовсе не из какой-нибудь опасной зоны, наполненной минами… Эта мысль придала ей храбрости.
— Джош, я просила тебя не звонить. И говорила серьезно. Мне нужно идти… — Эти слова дались ей с таким трудом, что все ее тело била дрожь.
— Энни, не вешай трубку… — В его голосе слышалось такое напряжение, словно на самом деле он хотел заорать на нее, но с трудом сдерживал себя. Его самоконтроль вполне достоин похвалы, подумала она, сморщившись при воспоминании о том, как унижалась перед ним.
— Извини, но нам не о чем говорить, Джош…
— Энни! — Яростная настойчивость в его голосе заставила ее сердце вновь подпрыгнуть в груди. Всего лишь на один момент она позволила себе подумать, что голос звучит искренне, что Джош действительно хочет ее увидеть, чтобы исправить создавшуюся между ними ситуацию… Она замерла, слушая, как он торопливо продолжает: — Я просто позвонил тебе, чтобы сказать, что буду здесь связан делами еще какое-то время. Кое-что произошло, и это кое-что отнимет все мое внимание в ближайшем будущем…
Отпустившее ее на несколько мгновений отчаяние, снова обрушилось на нее. Так, значит, он дает ей вежливую отставку. Зачем ему понадобилось звонить? Чтобы сказать это? Может быть, вопрос чести? Почему-то это показалось ей более унизительным, чем молчание, которое обычно появляется в конце отношений между мужчиной и женщиной…
— Зачем ты мне это говоришь? — холодно спросила она. — Ты свободный мужчина, Джош. Ты можешь делать все, что тебе взбредет в голову. Ну ладно, мне пора. Я была в душе, у меня… у меня свидание сегодня.
Не слушая далее его протестующие возгласы, она уронила трубку на рычаг трясущейся рукой и уставилась на нее, словно это была ядовитая змея. «Свидание» было ее выдумкой — едва ли такое слово подходило для платонического вечера с Дериком Батерфордом. Он был младшим партнером в бухгалтерской фирме, услугами которой пользовались «Праздничные повара». Она часто встречалась с ним, ходила в театр или, изредка, в итальянский ресторан.
Едва осознавая, что за ее спиной появилась Лив, она подскочила, как от удара, когда телефон зазвонил снова.
— Ты оглох, Джош? — схватив трубку, гневно воскликнула она. — Нам нечего сказать друг другу! — И услышала слегка удивленный голос матери на другом конце провода:
— Анушка? Это ты? Ты в порядке, милая? Энни вздохнула с гримаской отчаяния, встретившись взглядом с Лив.
— Прости, мам. Я… я думала, что это кое-кто другой.
— Я так и поняла. Как удачно, что это звоню я, а не какой-нибудь любимый клиент, — пробормотала Алексия. — Мне кажется, у тебя возникли проблемы с личной жизнью, милая?
— Ничуть. У меня ее просто нет, — ответила Энни холодно. — Ты хочешь поговорить со мной или с Оливией?
Мать заколебалась:
— Ну, если на то пошло, может быть, позовешь к телефону сестру?
— Хорошо. И… э-э… извини. Я не хотела грубить…
— Не беспокойся, дорогая. Тебе нужно отдохнуть, вот и все. Ты слишком много работаешь, я знаю. Тот милый мужчина на свадьбе, Джош, он был здесь после свадьбы, так вот, он тоже так считает. Я говорила об этом с твоим отцом, и мы оба думаем…
Безмолвно Энни отставила трубку телефона в сторону на расстояние вытянутой руки, пока ее не взяла Лив, и, стараясь держаться с достоинством, поспешно скрылась в своей спальне. Когда Лив, поговорив с матерью, вошла в комнату сестры, то обнаружила, что та, даже не начав одеваться, сидит, уставившись невидящим взглядом в окно.
— Это не может так больше продолжаться, Энни, милочка.
Энни перевела удивленный взгляд на Лив:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты довела себя почти до полного изнеможения, — объяснила Лив, садясь рядом с сестрой на кровать и обнимая ее за плечи. — Еще до этого Джоша ты слишком много работала, просто на износ, все пыталась сделать сама. Но эта последняя неделя… Энни, ну согласись! Взять хотя бы тот важный обед, где мы совершенно забыли о закусках…
— Не «мы», — упрямо поправила ее Энни. — Это я забыла о закусках…
— Ну хорошо, это ты забыла о закусках.
— Но мы сумели исправить положение. Никогда в жизни я еще не готовила двенадцать порций камбалы под лимонным соусом и двенадцать порций грибов с такой скоростью, — вспомнила Энни, слегка поежившись.
— Верно. Но когда ты, совершенно забывшись, стерла из компьютера весь файл клиентов…
— Ну ладно. — Энни подняла руку, встречая со смирением взгляд сестры. — Никто не идеален. Признаюсь, что чувствую себя немного… беспомощно. И каков будет вердикт семейного совещания? — спросила она с сарказмом.
— Греция, — немедленно заявила Лив. — Мама и отец посылают тебе авиабилет. Они хотят, чтобы ты недельку отдохнула на вилле, и я с этим согласна.
— Но я же не могу оставить фирму! Особенно сейчас, Лив! Дерик говорит, что мы на грани банкротства!
— А я уверена, что Дерик специально преувеличивает, чтобы создать видимость более деятельного участия в делах нашей фирмы, — уверенно заявила Лив, — и ты вполне можешь оставить работу на время. Энни, с помощью друзей и семьи я вполне справлюсь. Ты ничего не можешь поделать с денежными проблемами, разве только взять небольшой отпуск, чтобы набраться сил. А это могло бы здорово помочь «Праздничным поварам»!
— Огромное тебе спасибо! Не очень-то лестно слышать, что всем просто не терпится от меня избавиться, Ливви!
— Ну, серьезно, милая, конечно, никто не умеет готовить так же здорово, как ты, но мама предложила приехать на недельку и помочь, — улыбнулась Лив. — Отец по уши увяз в сочинении одного из своих теологических «бестселлеров» и даже не заметит ее отсутствия.
— Нет, я не имею права брать сейчас отпуск…
— Твоя подружка Сюзан тоже вызвалась помочь. Только на недельку, — принялась уговаривать ее Лив. — Подумай об этом — полный покой, отдых под соснами на залитом солнцем пляже, купание в голубом Эгейском море, вкусные греческие салаты, стаканчик ароматного вина на террасе, медитация… Ночи еще достаточно прохладны, чтобы спать спокойно, и. еще нет такого наплыва туристов. Ты можешь подзаправить свои батарейки и вернуться сюда посвежевшей и полной сил. Загоришь, расслабишься, будешь совершенно другим человеком…
— Лив!.. Замолчи. — Энни выдавила из себя унылый смех, изо всех сил стараясь настроиться на оптимистическую волну. Несколько долгих минут она молча смотрела в окно, так и этак рассматривая идею отпуска и кусая ноготь — привычка, от которой она избавилась много лет тому назад. Наконец она взглянула на сестру растерянным взглядом. — Я обижена, но предложение соблазнительное, — откровенно призналась она. — А если быть до конца честной, то мне действительно нужно хоть немного отвлечься, иначе я обязательно положу сахар в картофель и соль в шоколадный мусс, а это тоже будет не слишком хорошо для дел фирмы…
— Чудесно! Ты не пожалеешь…
— Погоди… — Энни предупреждающе посмотрела на сестру. — Я считаю, что ты и мама вмешиваетесь не в свое дело и пытаетесь навести свои порядки, но ценю вашу заботу и подумаю о вашем предложении…
— Значит, все устроено. — Лив счастливо заулыбалась, соскочила с кровати и стремительно кинулась к платяному шкафу. — Я помогу тебе упаковать вещи.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вилла Калимаки стояла на мысе, густо поросшем лесом. Ее белые стены с арками были достаточно толсты, чтобы защитить от полуденного солнца Средиземноморья, а оплетенная виноградом терраса открывала чудесный вид на море, плещущее ниже лесенки в триста ступенек, которая спускалась от виллы по заросшему оливковыми деревьями холму.
Энни точно знала, что лесенка насчитывает именно триста ступенек: она и Лив еще давно их сосчитали. Они даже поспорили, выбрал ли архитектор это количество ступеней специально, или все получилось случайно. В детстве она бывала здесь так часто, что это место словно было ее вторым домом. И мама с Лив все-таки оказались правы — все здесь было пронизано спокойствием и свежестью. Этот живописный греческий остров обладал чем-то таким, что сразу заставило забыть обо всех проблемах.
Уже к концу первого дня она чувствовала себя так, словно провела здесь целый месяц.
Энни весь день купалась и загорала. Сейчас, вытянувшись в шезлонге на террасе, она сквозь густую стену из малиновой цветущей бугенвиллеи и алого гибискуса наблюдала за баркасами в море далеко внизу. Было слишком жарко, чтобы есть. Она соорудила себе легкую закуску из хлеба, брынзы, оливок и помидоров, запила все стаканом холодного сухого белого вина и отдалась удовольствию полного безделья, валяясь в шезлонге и читая триллер, который купила накануне в аэропорту.
Однако вскоре, решив, что немного физических упражнений не принесет ей ничего, кроме пользы, она медленно встала, сладко потянулась, сунула ноги в сандалеты и неспешно направилась к лесенке, бегущей вниз к пляжу.
Солнце уже опустилось к горизонту, и жара понемногу начала спадать. Аромат оливковых деревьев, смешанный с ароматом сосен и можжевельника, был хорошо знакомым ей запахом, моментально напомнившим те счастливые дни, которые она провела здесь.
Пляж оказался совершенно пустым — ведь он был доступен только для жильцов нескольких частных вилл либо для пассажиров яхты или баркаса. В течение дня, даже в самый пик пляжного сезона, на нем едва ли набиралась горсточка отдыхающих. А к вечеру он обычно снова пустел.
Влюбленная в свое одиночество, Энни спустилась к морю, села на теплый песок и стала наблюдать, как плещутся волны у чистой кромки берега. Ей нравилось быть одной. Если же захочется оказаться в компании, то попозже она поедет в таверну Димитрия и побалует себя вкусным ужином. Она знала Димитрия и его семью много лет и в его таверне была надежно защищена от возбужденной толпы «гарпунистов» — мужчин, озабоченных поиском одиноких скучающих иностранок.
Отдаленный крик за ее спиной заставил Энни резко повернуться, поначалу она не поняла, что именно слышала — крик птицы или крик ребенка. Быстрое движение среди деревьев, растущих на склоне холма, привлекло ее внимание, и, стараясь рассмотреть, что там, она наконец сообразила, что какая-то фигурка в красном несется вниз по холму.
Это была маленькая девочка, едва ли старше трех или четырех лет, поняла Энни. На девочке было короткое платьице в красную полоску, а в руках она тащила маленького темно-коричневого игрушечного медвежонка, одетого в точную уменьшенную копию такого же платьица, что и у хозяйки. Хватая ртом воздух и плача, девчушка промчалась мимо Энни и остановилась только тогда, когда выбежала на мелководье и, потеряв равновесие, резко шлепнулась в воду, отчего расплакалась еще сильнее.
Энни быстро огляделась, в любой момент ожидая увидеть кого-нибудь из взрослых, бегущего за своей малышкой. Но когда никто не появился, она осторожно зашла в воду и присела около девочки.
— Эй, привет, я могу тебе помочь? А где твои мама и папа?
Плач не прекратился, но девочка повернула свое распухшее, красное от слез личико к Энни. Темные волосы малышки были заплетены в косичку. Она была очень тоненькой, с сердцевидным личиком эльфа и огромными глазами. Что-то в ее блестящем от слез темно-карем взгляде заставило сердце Энни больно сжаться.
—