Они помирились с Марком почти сразу после того, как Лиз взялась за подготовку дела Роберта в конторе мистера Девероу. Как и предсказывал лорд Бенсингтон, там ее приняли с распростертыми объятиями и попросили немедленно приступить к работе. Она не привыкла работать безо всякого надзора, но в конторе «Девероу и сыновья» все были слишком заняты, чтобы приглядывать за новой помощницей барристера. Поверенный семейства Уотсонов держал целый штат секретарей и курьеров, и большую часть обязанностей, к которым Элизабет привыкла за полгода работы с Марком, с нее сняли. Видимо, секретарша хозяина известила сотрудников о том, что мисс Смолвуд занята важным делом и не станет никому варить кофе, потому что ее не беспокоили.
Более того, мистер Девероу, похоже, воспринимал ее как специалистку, находящуюся под личным покровительством сэра Ричарда. Поэтому уже на второй день работы Лиз получила отдельный кабинет, официальные бумаги (которые обычно оформлялись гораздо дольше), всевозможные допуски в архивы и к любым документам, а также телефон отдела курьеров, которым было также велено молниеносно исполнять любой каприз мисс Смолвуд. С непривычки она сначала даже немного испугалась такого теплого приема, но уже через несколько дней поняла, что в крупной серьезной конторе это должно быть в порядке вещей. Мистер Девероу считал, что нерационально тратить время квалифицированных сотрудников на разъезды по архивам, поэтому курьерами и секретарями у него подрабатывали студенты или люди без образования. А дипломированным юристам были созданы все условия для того, чтобы без помех и с максимальной отдачей заниматься своим основным делом.
Элизабет официально представили довольно обширному штату коллег, и мистер Девероу заявил, что при желании она может обращаться за помощью к любому из них. Она даже удивилась, что коллектив принял ее так благожелательно — ведь сотрудники, долго и упорно пробивавшиеся в одну из лучших лондонских юридических контор, вполне могли негативно отнестись к девице, которая, работая по профессии без году неделю, угодила «в дамки», да еще и заполучила в качестве первого дела для подготовки скандальную историю самого Роберта Уотсона. Но вскоре девушка убедилась, что под чутким руководством мистера Девероу коллеги и в самом деле были не столько конкурентами, сколько помощниками друг для друга. В штате конторы служил даже психолог, который, как конфиденциально сообщила Лиз секретарша, моментально вычислял потенциальных скандалистов и любителей «перетягивать одеяло на себя», которые в «Девероу и сыновья» не задерживались. Элизабет все психологические тесты прошла с блеском, и, казалось, опытный барристер вздохнул с облегчением: фактически навязанная ему помощница оказалась достаточно хорошим специалистом, не отличающимся склочностью характера. И мисс Смолвуд очень быстро привыкла ко всем преимуществам нового места работы, которое сначала казалось ей гораздо менее привлекательным, нежели стажировка у Марка Уотсона.
Когда Марк позвонил поздравить ее с новой работой, Элизабет так обрадовалась, что моментально позабыла об их небольшой размолвке. Он пообещал, что будет помогать ей, чем сможет, и потребовал держать его в курсе, как продвигается дело его брата. «Кто его знает — может, ты и правда обнаружишь в итоге, что он этого не делал!» — многозначительно произнес он напоследок, и Лиз, которой никогда не были по душе подобные намеки на ошибочность ее позиции, поспешила переменить тему беседы.
Конечно, помощь Марка ей бы очень не повредила, однако чаще он оказывался недоступен для обращений. Неожиданно свалившийся на плечи Уотсона–младшего бизнес отнимал у него львиную долю времени. Теперь он был готов в любой момент сорваться с места и отправиться решать какие–то неотложные проблемы. Ему приходилось то и дело куда–то уезжать, он несколько раз жаловался, что вынужден даже ночевать в офисе. За те полмесяца, которые Элизабет провела на новой работе, он несколько раз уезжал и в зарубежные поездки.
Уже после третьей попытки дозвониться ему Лиз поняла, что рассчитывать на помощь и поддержку Марка бесполезно. Да и встречались они теперь примерно раз в неделю. Теперь она пожалела, что сразу после выпуска не воспользовалась предложением Марка поселиться у него — тогда, по крайней мере, они бы виделись немного чаще. Правда, судя по ее напрасным попыткам дозвониться ему домой, он практически перестал ночевать там или же приходил в таком состоянии, что попросту не подходил к телефону.
Зато теперь будни Элизабет до отказа были заполнены Робертом Уотсоном. Она занималась его делом, поэтому им приходилось довольно часто встречаться. Вообще–то в тот же вечер, когда ее покинул сэр Ричард, ей доставили корзину цветов. На открытке красовалась надпись «С благодарностью и наилучшими пожеланиями», а из гущи роз торчала визитная карточка Роберта — с позолоченным гербом на черном матовом поле и несколькими телефонами, в одном из которых Элизабет узнала тот, по которому отвечают в Бенсингтон–холле.
А через день, когда она устроилась в личном кабинете в конторе мистера Девероу, ей снова доставили цветы с той же визиткой. Видимо, кто–то из конторских служащих успел из любопытства заглянуть в координаты отправителя шикарного букета для простой помощницы, потому что слухи о нем разлетелись моментально. К вечеру у Элизабет разболелась голова, и ей стало казаться, что в течение дня к ней не заглянул полюбоваться букетом только ленивый.
Старшие сотрудники обращались к ней с некоторым холодком (видимо, не могли понять, насколько близки ее отношения с Уотсонами и как вести себя со столь «высокопоставленной» особой), а молодые коллеги с восхищением узнавали в ней «ту самую красотку, с которой Роберт Уотсон уехал из Ярда». Она в первый же день получила три приглашения на ужин и один — на день рождения в горах. Все эти лестные предложения Элизабет вежливо, но непреклонно отвергла — не хватало ей еще прослыть легкодоступной особой! Вечером к ней зашел и сам мистер Девероу, который, правда, говорил о перспективах работы Лиз, но напоследок бросил взгляд и на букет, после чего критически поцокал языком, чем немало смутил девушку.
Выбросить из головы Роберта не получалось категорически. Это было вполне естественно: Элизабет занималась документами по его делу, — но вскоре она поймала себя на чрезвычайно легкомысленных размышлениях. Например, вместо анализа оснований для ареста почти час потратила на раздумья о том, встречается ли он все еще с той девицей, которую привозил на тот роковой уик–энд в Бенсингтон–холл? И как, интересно, она отнеслась к скандальным обвинениям — решила ли поддержать Роберта или же, напротив, моментально бросила его? А к тому, что он уже несколько раз посылает шикарные букеты другой девушке, в кульминационный момент оказавшейся в его ванной? Если бы Марк поступал подобным образом, Элизабет бы точно взбесилась и устроила грандиозный скандал. Но настолько ли эта пресловутая Нобби близка Роберту?
Ох, и чем я только занимаюсь! — тут же сама себя отчитала Лиз. Меня никак и никогда не коснется, с кем и как встречается Роберт Уотсон!
Она решительно придвинула к себе рабочие документы и постаралась выбросить из головы фривольные мысли.
По запросу мисс Смолвуд мистер Девероу предоставил все необходимые бумаги, хранившиеся в его ведении, и вскоре она уже работала над биографией Роберта Уотсона, выуживая из нее необходимые подробности. Ну что ж, по крайней мере, личная характеристика финансиста не должна была вызвать никаких нареканий ни у судей, ни у Большого жюри. Блестящая аттестация в закрытой частной школе, прекрасные характеристики из Итона, великолепные отзывы коллег и партнеров.
В тридцать лет Роберт не только стал главой финансовой корпорации своего отца, но и получил докторские степени одновременно по экономике и литературе. Но, видимо, литературные опыты ему пришлось надолго отложить — управление компанией требовало полной сосредоточенности и самоотдачи. Уже четыре года сэр Ричард был ее главой только номинально, в основном же бизнесом занимался его старший сын. Кроме того, он считался завзятым театралом, покровительствовал нескольким актерским труппам, периодически делал немаленькие пожертвования на благотворительность — как правило, от лица компании, но до него никто из предыдущих глав фирмы подобное не практиковал.
Партнеры были им довольны, конкуренты уважали, подчиненные и те, кому он покровительствовал, превозносили до небес. На его безупречной репутации не было ни одного темного пятнышка… Вплоть до нынешних событий, которые грозили совершенно похоронить Роберта Уотсона как предпринимателя, светского льва и просто порядочного человека. Буквально с каждым словом Элизабет чувствовала, как на нее ложится все большая и большая ответственность. Именно ей предстояло найти то, что обелит клиента в глазах не только присяжных заседателей, но и всей общественности.
К утру следующего дня курьер должен был доставить ей копии бумаг из Ярда — обвинение по настоящему делу, полный список улик и всех прилагаемых к ним экспертиз. А вечером, закрывая за собой дверь, Лиз бросила взгляд на огромный букет и неожиданно почувствовала, как сердце забилось чаще. Вскоре ей предстояло встретиться с Робертом Уотсоном, и почему–то от этой мысли становилось немного теплее, хотя она по–прежнему была слегка смущена такой перспективой.
Вызов своего подзащитного для подробного опроса Элизабет запланировала через два дня после изучения бумаг. Но оказалось, что у него другие планы, а менять свои планы Роберт Уотсон не любил еще больше, чем его младший брат. На следующее утро Лиз ждал очередной букет цветов с визиткой и любопытные взгляды коллег. Прикрыв за собой дверь, она решительным жестом придвинула к себе телефон. Она бы с большим удовольствием закрыла глаза и сделала вид, что ничего особенного не происходит, но долго так продолжаться не могло.
Когда она дозвонилась по первому номеру, ей сказали, что в офисе мистер Уотсон сейчас не появляется и его лучше искать по домашнему телефону. В Бенсингтон–холле она его тоже не застала. Пришлось, оставив всякие надежды соблюсти хотя бы подобие официальности, набирать третий номер — явно мобильного телефона. Как Элизабет и ожидала, по нему отозвался сам Роберт:
— Слушаю.
— Доброе утро! — выдохнула Лиз.
— Доброе утро, мисс Смолвуд! — благодушно отозвался он, безошибочно узнав девушку, чего она вообще–то не ожидала. — Рад, что вы позвонили.
— Вообще–то я не планировала связываться с вами до послезавтра. Но сейчас звоню, чтобы узнать, не кажется ли вам, мистер Уотсон, что подобное количество цветов — это уже назойливость? — сварливо поинтересовалась девушка.
На секунду в трубке повисла пауза, а потом Роберт расхохотался.
— Признаться, за мою насыщенную жизнь я впервые встречаю леди, которой обилие букетов кажется проявлением этого неприятного качества, — отсмеявшись, проговорил он. — Как правило, цветы дамам приходятся по душе, не очень обременяют и ни к чему не обязывают. Ни в коем случае не хотел показаться вам назойливым — это не в моих правилах. Надеюсь, вы не посчитаете себя чем–то обязанной мне по поводу этих цветов? Я бы еще понял ваши колебания, если бы вам предлагалось принимать от меня плюшевые игрушки или еще какие–нибудь значимые мелочи.
Обладавшая живым воображением, Лиз немедленно представила себе, как в контору мистера Девероу вносят огромных плюшевых медвежат или слонят и какими глазами на это бесчинство смотрят сотрудники и сам хозяин, и фыркнула от смеха. Только этого Лиз еще не хватало для полного счастья! Наверняка Роберт Уотсон не поскупился бы и на такое проявление внимания и благодарности, поэтому медвежата в ее воображении были просто гигантскими — соразмерными примерно с рождественской елкой или огромными «страшилами», ежегодно устанавливаемыми в Гайд–парке на День всех святых.
— Я бы смирилась с цветами, если бы их появление не так губительно действовало на мою репутацию! — с напускной строгостью сказала Лиз.
В трубке опять повисло молчание — на этот раз, как ей показалось, настороженное.
— Вероятно, мне следует принести свои извинения, — судя по голосу, у Роберта начисто пропало желание веселиться. — Прошу прощения, что не подумал о том, что цветы от меня могут вас скомпрометировать.
— И еще как! — весело подтвердила Элизабет. — Теперь, как бы я ни преуспела в своей карьере, мои коллеги будут многозначительно переглядываться, памятуя о том, что мне покровительствуют сильные мира сего. И мне больше никогда и никому не удастся доказать, что своими успехами я обязана исключительно самой себе, а не всемогущим лорду Бенсингтону и его сыну! Мне понадобятся месяцы, чтобы снова доказать окружающим, что я дипломированный юрист, а не ваша знакомая. Конечно, я потребую извинений за это!
— А, так вот вы о чем, — снова повеселел ее собеседник. — Не расстраивайтесь, как только это дело завершится, Марк вернется к собственному бизнесу и заберет вас из милейшего вертепа мистера Девероу. Полагаю, что уж он–то не усомнится в том, что вы всего добиваетесь сами.
— Ох, поскорее бы! — искренне вздохнула Элизабет. — Хотя, может быть, ему так понравится быть главой крупной финансовой корпорации, что он уже не захочет снова стать всего лишь солиситором. Наверное, ворочать миллионами гораздо интереснее.
— Еще как захочет! Он звонит мне чуть ли не трижды в день и каждый раз сетует на свою горькую долю, говоря, что всегда недооценивал меня на этом посту, и называя то Тристаном, то Персивалем. И это он еще не успел пообщаться со всеми нашими зарубежными партнерами! Кроме того, он признался, что очень скучает по своей прекрасной помощнице — и я его понимаю.
Лиз смущенно хихикнула. Она была рада узнать, что Марку не очень–то нравится на новом месте. Несмотря на все преимущества конторы мистера Девероу, мисс Смолвуд все еще надеялась однажды вернуться к положению младшего партнера в фирме юриста Уотсона.
— Вы будете очень возражать, если я скомпрометирую вас еще больше? — поинтересовался тем временем Роберт.
— У меня слишком бедное воображение, чтобы с ходу сообразить, каким образом это возможно, — легкомысленно откликнулась Элизабет. — И мне, честно говоря, странно, что вы меня спрашиваете — ведь для цветов вам моего разрешения не понадобилось.
— Я просто стараюсь избежать вашего гнева по поводу очередной компрометации, — признался Роберт. — У меня, напротив, вполне живое воображение, и я хорошо себе представляю, чем чревата ссора с человеком, который готовит документы по твоему юридическому делу. Приглашаю вас сегодня на ланч. Вам ведь все равно придется допрашивать меня, так почему бы не совместить приятное с полезным?
— Не «допрашивать», а «опрашивать», — машинально поправила Элизабет — прописную истину о том, что клиентов нельзя травмировать полицейскими терминами, будущим светилам юриспруденции вбивали с первого курса в Оксфорде.
— Очень тактично! — саркастически восхитился Роберт. — Но даже для того, чтобы меня «опросить», вам придется со мной встретиться. Надеюсь, вы не возражаете, если я вас похищу из офиса?
— Когда?
— Часа через полтора, если не возражаете.
— Но я… — только успела сказать Элизабет.
— Я рад, что мы договорились. Всего наилучшего, — и ее невыносимо самоуверенный собеседник повесил трубку.
Лиз растерянно покосилась на телефон. Судя по всему, перезванивать было бесполезно. Вот интересно, а что бы было, если бы она сказала «нет»? Почему–то ей казалось, что Роберт Уотсон все равно сумел бы настоять на своем — как несколько дней назад его отец вежливо, но настойчиво нанял сопротивлявшуюся Лиз готовить документы по делу об изнасиловании. Наверное, прежде чем связываться с Уотсонами, ей следовало бы взять пару уроков по тому, как сопротивляться их спокойному обаянию.
Вздохнув, Элизабет посмотрела на лежащую на столе кипу бумаг из полиции и решительно накинулась на нее. Раз у нее всего полтора часа на подготовку к опросу подзащитного, то, по крайней мере, надо выжать максимум из всех этих экспертиз и обвинительных заключений!
Ровно через час сорок она сидела напротив Роберта Уотсона в уютном ресторанчике. Он, как и обещал, заехал за ней через полтора часа после звонка — минута в минуту. И прежде чем она успела что–то сказать, заявил, что рта не раскроет без ланча, который будет состоять как минимум из трех блюд. Элизабет, привыкшая перекусывать бутербродами с кофе, покорно поплелась за ним в ресторан, оказавшийся милым и, очевидно, очень дорогим местом. Сама она ни за что на свете не зашла бы в него — помощнице солиситора это было попросту не по карману.