Артур нахмурился. Только сейчас он, кажется, осознал, что между его взбалмошной дочерью и начальником службы безопасности возникла какая-то странная связь.
— Похоже, я слишком часто посылал тебя ей на выручку, — проговорил он задумчиво. — Никак не ожидал, что она так привяжется к тебе! Мне всегда казалось, что ей никто не нужен… Никто ни при каких обстоятельствах!
Он пристально взглянул в лицо дочери, словно ожидая от нее подтверждения своих слов. Странно, но у Уитни-Кинга возникло ощущение, что перед ним лежит совершенно незнакомое ему существо. Чужая девушка лежала перед ним, и мысли, и чувства ее оставались для него книгой за семью печатями. Как это могло случиться, ведь она — его плоть и кровь…
— Не знаю, как благодарить тебя за спасение Тем-пест, — продолжал он, помолчав. — Особенно — за хитрость, которую ты применил, чтобы вывезти ее из страны. Мой адвокат заверил меня, что проблем не будет: мы аннулируем брак, как только Темпест придет в себя и сможет подписать бумаги.
Сквозь дымку забытья до Темпест доносились голоса. Голоса людей, которых она любит. Один звучал твердо и уверенно, другой — просительно и растерянно.
— Этого не будет, — проговорил Страйкер.
Артур поднял глаза.
— То есть?
— Расторжения брака не будет.
— Ты хочешь сказать… вы с Темпест близки?
— Я ничего не хочу сказать. Это наше с Темпест личное дело. Но я хотел на ней жениться еще задолго до того, как этот полковник начал играть мускулами. Это она не хотела выходить за меня замуж. Вы же знаете свою дочь, на нее никто не может накинуть узду.
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем тебе на ней жениться? Ты — не охотник за наследством, это очевидно: я, слава богу, не первый год тебя знаю. Ты прекрасно знаешь, что она за человек. У вас не будет ни дома, ни семьи — ничего, что мужчина ждет от женщины! Ты хоть понимаешь, на что себя обрек?! Не ожидал от тебя такой глупости…
Страйкер молчал, задумчиво глядя на босса. Теперь он понимал, почему Темпест с такой горечью говорила о своем отце.
— Я и сам не знаю, зачем мне это нужно…
Темпест с трудом открыла глаза. Она отчетливо услышала последние слова Страйкера.
— Но ты не оставишь меня? — прошептала она с тревогой. — Только не надо меня заставлять… — Обессиленная, Темпест умолкла, не закончив фразы. Но Страйкер и так знал, что она может сказать.
Он потрогал ее щеку и с облегчением убедился, что жар спадает.
— Конечно. Я не подрежу тебе крыльев, моя ласточка. Лети куда хочешь.
— А ты полетишь со мной? — слабым голосом спросила Темпест. Голова у нее кружилась, и лицо Страйкера расплывалось в мутном тумане.
— Если смогу. — Он нагнулся и поцеловал ее. — А теперь поздоровайся с папой. Он уже два дня ждет, пока ты очнешься.
Но Темпест не обратила внимания на его слова — или просто их не услышала. Другое занимало сейчас ее мысли.
— Ты все понял, да? И ты обещаешь мне?
Страйкер улыбнулся ей, и его темные глаза заблестели.
— Обещаю. Никаких решеток и цепей. Я буду охранять тебя, только если ты сама попросишь.
— Ты… меня любишь?
— Да, дорогая. Без всяких условий. Люблю такой, какая ты есть.
Темпест улыбнулась ему своей улыбкой, против которой, как известно, не мог устоять ни один мужчина. Синие глаза ее зажглись радостью.
— Я буду осторожна. Честное слово, обещаю тебе. Я и так тебя порядком измучила.
Страйкер невольно вздохнул. Он знал цену обещаниям Темпест. Да, она будет осторожна. Будет очень стараться… первые несколько месяцев. Но не преуспеет. И когда-нибудь неумолимая судьба швырнет Темнеет на камни смертельным броском прежде, чем Страйкер успеет прийти на помощь…
— Значит, мы оба будем счастливы, — ответил он и поспешно поднес ее руку к губам, чтобы скрыть от нее непрошеные слезы. — А теперь, женушка, поздоровайся с отцом, пока он меня не пристрелил!
Темпест повернула голову к Артуру:
— Привет, па!
Артур уже открыл рот, желая высказать все, что накипело у него на душе, но на щеках у Темпест горел лихорадочный румянец, а рука, сжимавшая руку Страйкера, заметно дрожала. Никогда еще Артур не видел свою дочь такой слабой и беспомощной! И он промолчал.
— Здравствуй, дорогая. Хочешь поздороваться с мамой и братьями? Они ждут внизу. Они так волновались за себя!
— Хорошо.
Уже выходя, Артур бросил взгляд на Страйкера — и прочел в его глазах понимание и одобрение. Удивительно, как мог Артур не заметить, что его дочь и человек, которым он искренне восхищается, любят друг друга? Обычно, когда дело касалось его близких, Артур Уитни-Кинг бывал весьма наблюдателен.
Темпест сидела у окна, подперев голову руками. За окном разгорался рассвет, прогоняя ночную тьму, и призывал спящих проснуться и приветствовать рождение нового дня. Темпест прижалась лбом к стеклу. Как хотелось ей распахнуть окно и полной грудью вдохнуть свежую утреннюю прохладу! Но окна в больнице не открывались.
Уже три дня Темпест была в палате одна, без Страйкера. Сегодня ее выписывали. Лихорадка отступила; окончились семь дней огненного ада. Темпест очень похудела; она была еще слаба, но по крайней мере кошмары ее больше не мучили. Она уже не цеплялась за Страйкера и не видела в медсестрах злейших врагов… До сих пор она не могла поверить, что так по-идиотски себя вела. Ее родные не скрывали изумления, а медсестры подшучивали над ней и уверяли, что это было весьма впечатляюще. Но, похоже, они не сердились на нее, И только Страйкер, выслушав ее сбивчивые извинения, сумел ответить так, чтобы успокоить ее и не ранить ее гордость.
— Солнышко, тебе нечего стыдиться, — начал он, целуя ее руку. — Доктор Ортиз — латиноамериканец и говорит с акцентом. Неудивительно, что ты приняла его за мятежника! А я оказался единственным, кого ты знала и кому могла доверять. Не забывай, что ты бредила! Думаю, окажись я на твоем месте, я бы вел себя точно так же.
Темпест невольно рассмеялась. Страйкер прервал ее смех поцелуем, И Темпест снова прильнула к нему — на этот раз не как к спасительной соломинке, а как к мужчине, который научил ее любви…
Страйкер стоял в дверях и молча смотрел на Темпест. В длинной ночной рубашке она выглядела хрупкой и беззащитной, и все его существо рвалось к ней — обнять, согреть, защитить… Ну вот, начинается! Он уже готов привязать ее к себе! Страйкер глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и напомнил себе собственные обещания. Он хочет, чтобы она была счастлива, а если ей для этого нужна свобода — что ж, он даст ей свободу!
— Детка, ты готова ехать? — спросил он безмятежно, хотя никакой безмятежности не чувствовал.
Темпест обернулась, и радостная улыбка осветила ее лицо. Она вскочила и бросилась к Страйкеру, но, сделав три шага, пошатнулась. У нее закружилась голова; если бы не Страйкер, она бы упала.
— Ненавижу эту чертову слабость! — проворчала она, кладя голову ему на грудь.
Страйкер улыбнулся и поцеловал ее в рыжую макушку.
— Я бы и не заметил твоей слабости, если бы ты не пыталась изображать здоровую.
Темпест рассмеялась в ответ. Сейчас она была совершенно счастлива.
— Ну вот, опять ты прав!
Страйкер поцеловал ее в нос, подхватил на руки и понес к кровати.
— Похоже, это становится обычным делом?!
— Мне, как ни странно, нравится носить тебя на руках. А ты что скажешь?
— Наверно, я должна визжать и отбиваться… — Темпест сделала драматическую паузу. Тем временем Страйкер уложил ее на кровать и сел рядом. — Но не буду.
— Приятно слышать.
— И это все, что ты можешь сказать? — разочарованно спросила Темпест.
— А что еще?
— Мужлан!
— Почему же мужлан?! Муж, — поправил он.
Темпест опустила глаза. Все ее веселье вмиг куда-то испарилось.
— Что с тобой, милая?
— Страйкер, что мы будем делать дальше?
Страйкер поднял ее голову, заставив посмотреть в глаза. Лишь усилием воли он сохранял непроницаемое выражение лица.
— Мне казалось, мы уже обо всем договорились. Или, ты думаешь, я шутил с тобой и разыгрывал твоего отца?
Темпест всматривалась в его лицо, пытаясь угадать, что он сейчас чувствует, но видела лишь свое отражение в его глазах.
— Все может быть, — тихо ответила она.
— Все может быть, но это очень маловероятно. Ты знаешь, что я не склонен к таким шуткам.
— Я не представляю, что значит быть женой. Вообще — женой…
— Только-то? У меня тоже не было случая попрактиковаться в роли мужа.
— Мой отец прав. Я не дам тебе того, чего ты вправе ожидать. Я не могу жить однообразной, налаженной жизнью, — проговорила Темпест, нервно комкая в руках простыню. Обязанности замужней женщины внезапно встали перед ней во всей своей полноте.
— Темпест, прекрати! — Он накрыл ее руки своей огромной ладонью. — Я все-таки не идиот, хотя до сих лор, боюсь, вел себя не лучшим образом. Мне казалось, ты рискуешь жизнью просто так, потехи ради, и это выводило меня из себя. Но теперь я вижу, что ошибался. Пока ты не доверяешь мне — и неудивительно, если вспомнить, как я на тебя орал всякий раз, как ты пыталась сделать по-своему…
— Ты ни в чем не виноват! Я не сержусь на тебя!
Страйкер кивнул:
— Верно. Никто ни в чем не виноват. Каждый из нас рождается со своим характером, это — как черты лица, фигура. Только внешние черты видны сразу, а характер человека проявляется не с такой очевидностью. Конечно, большую роль играет окружение и воспитание, но все основное закладывается независимо от нас. Ты такой родилась и не можешь быть иной. Для тебя смысл жизни — в риске, борьбе, опасности. Будь ты мужчиной, твои родители гордились бы тобой.
Слезы заблестели на ресницах Темпест, и Страйкер, наклонившись к ней, осушил их поцелуями.
— Я не хочу, чтобы ты ломала себя в угоду чужому мнению. Тебе это не по душе, и мне тоже. Я прекрасно знаю, что ты за человек. Даже твои родные не знают о тебе стольких леденящих душу подробностей, сколько знаю я! Да, наш брак будет весьма необычным. Ни работы с девяти до пяти, ни пикников по воскресеньям, ни роз в саду… Я ведь и сам, прямо скажем, не домосед. Мне приходится много путешествовать. Ты же не требуешь, чтобы я бросал работу и сидел дома!
— Я могу ездить с тобой! — с готовностью предложила Темпест. С каждым его словом в сердце ее крепла надежда на счастье.
— Если захочешь.
— Захочу, можешь не сомневаться!
Страйкер погладил ее по щеке.
— Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить. Это первое правило нашего союза. В один прекрасный день тебе встретится что-то новое, увлекательное, захватывающее, и желание этого будет так сильно, что победит твою любовь ко мне. Ты не сможешь противиться своему влечению. И я приму это.
Темпест смотрела на него во все глаза. Страйкер стал первым, кто понял, что она одержима и не может бороться со своим демоном… Но эта мысль показалась Темпест неприятной, даже унизительной. Неужели она не в силах справиться с собой? Темпест потерлась щекой о его ладонь.
— Я, по твоим словам, похожа на какое-то чудовище, которое никто не в силах победить.
Страйкер погладил ее по огненным кудрям. Сердце его разрывалось от радости и боли: он думал, что платит за свое счастье слишком высокую цену. Но Темпест пришлось платить за свободу еще больше…
— Нет, только на мою Темпест.
— Как ты можешь меня любить?
Страйкер негромко рассмеялся.
— Видит бог, я и сам не рад! Ненавижу неразрешимые проблемы — а ты, любимая, именно из таких. Но ничего не могу с собой поделать. Должно быть, я тоже одержим демоном.
Темпест подняла голову, удивленная его оживленным тоном.
— Твой демон — я.
Страйкер прижал ее к себе, провел рукой по щеке, по подбородку, по нежной и трогательной шее, на которой пульсировала трепетная жилка.
— Конечно. И демон, и гений, и ангел-хранитель. Ты значишь для меня больше, чем можешь себе представить!
Темпест привлекла его к себе, зарывшись пальцами в темные густые волосы, — и губы их встретились. Никогда еще с того далекого дня, когда Страйкер принял в дар ее невинность, Темпест не испытывала такой страсти.
— Я буду любить тебя до самой смерти! — шептала она между поцелуями. — Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, знай одно: я люблю тебя! Я буду возвращаться к тебе всегда, пока ты этого хочешь.
И она снова прильнула к его губам. Все слова были сказаны: осталась только любовь.
Страйкер принимал ее дар с той же яростной, всепоглощающей страстью. Он прижимал ее к себе так, словно хотел слиться с ней в одно целое: казалось, еще немного — и их одежда просто расплавится в тигле желания. Он целовал ее так, словно хотел запомнить вкус ее губ навсегда, словно воспоминания о ее тепле могли бы согреть его в долгие одинокие ночи.
Наконец Страйкер с трудом оторвался от ее припухших губ и взглянул в полные желания глаза.
— Как быстро ты сможешь одеться?
— Хотела бы я ответить: «За несколько секунд», но увы…
Она взглянула ему в глаза — и не увидела там ни сомнений, ни сожаления. Только любовь.
— Тогда поторапливайся. Нам нужно успеть на самолет.
Глава 9
Под крылом самолета, словно жемчуг на сияющем синем полотне, раскинулись Багамы. Ласковое осеннее солнце согревало их благодатным теплом. Самолет компании «Лакк Энтерпрайзис» снижался, готовясь к посадке в Нассау.
— Я думала, ты шутишь! — проговорила Темпест, повернувшись к Страйкеру. — Но как тебе удалось уговорить доктора?
Страйкер с удовлетворением заметил, что глаза у нее блестят, а щеки розовеют здоровым румянцем.
— А ты не удивлялась, почему тебя лишних три дня продержали в больнице?
— Я думала, доктор Ортиз боится рецидива…
Страйкер ухмыльнулся и помотал головой:
— Не-а. Он просто согласился помочь мне в организации медового месяца. Ты, дорогая, стала жертвой заговора. Доктор держал тебя в больнице, пока не счел, что ты достаточно окрепла и сможешь перенести полет. А мне дал строгие инструкции: не позволять тебе ни утомляться, ни волноваться, ни подвергать неокрепший организм каким бы то ни было испытаниям. В этом он был особенно непреклонен. Я думаю, он просто завидовал мне.
— Да ну! — вспыхнула Темпест.
Страйкер наклонился и чмокнул ее в нос.
— Именно так, детка. Мы с тобой выйдем в Нассау, сядем на гидроплан и отправимся на маленький необитаемый остров. Там есть домик с черепичной крышей, пляж, а на пляже — белый песочек, из которого моя девочка будет строить замки…
— А ты чем будешь заниматься? — рассмеялась Темпест.
— Следить, чтобы ты не перегревалась и побольше лежала. Одним словом, набиралась сил. А я не спущу с тебя глаз, мне ведь не привыкать!
Темпест звонко рассмеялась — словно зазвенел десяток серебряных колокольчиков.
— Все ты, ты, ты… А мне позволено высказать свое мнение?
— И речи быть не может! Это мой медовый месяц.
А ты не имеешь права голоса, пока не окрепнешь. — С этими словами он поцеловал ее в губы — и не заметил, как в глазах ее мелькнул страх. — Смотри! — воскликнул он, указывая в окно. — Смотри внимательно! Этого города ты не увидишь целых две недели!
— И отлично, — промурлыкала Темпест и положила голову ему на плечо.
— Ты устала? — прошептал ей на ухо Страйкер.
— Есть немного. Когда же я наконец поправлюсь окончательно?
— Тропические лихорадки отнимают много сил. Мне самому случалось ими болеть пару раз.
Темпест нахмурилась. Она не могла представить себе Страйкера, беспомощного, в бреду, страдающего от невыносимого жара… Неужели он тоже может быть слабым, растерянным, по-детски трогательным? Темпест потянулась к нему, чтобы поцеловать, и прочла ответ в его глазах.
— Я никогда об этом не задумывалась… Ты столько раз спасал мне жизнь… А бывало ли, что кто-нибудь спасал тебя? Ты когда-нибудь в ком-нибудь нуждался? Или ты и вправду такой самодостаточный, каким кажешься?