-- И почему же?
-- Оказалось, русские вовсе не славяне. Точнее, неправильные славяне. Болгары по всем правилам едва не превратились в турок, чехи и словаки -- в немцев и мадьяр, от Польши в свое время осталось только крохотное Краковское воеводство. Всё шло как по писаному. Одного только не учли -- русские были просто русскими, а не по-женски или по-гейски нежными славянами. Дали по морде шведам на Неве, чего величавые викинги-берсеркеры и представить себе не могли. Потопили крестоносцев на Чудском озере. Смоляне разбили немцев на поле между Танненбергом, Грюнфельдом и Людвигсдорфом, подарив победу и немецкие земли Польше и даже современной якобы Литве, которая тоже гордится победой под своим собственным Жальгирисом.
-- Это любому школьнику известно, -- пожал плечами генерал Петька.
-- Сейчас уже не любому. После разгрома крестоносцев полудохлая Польша ожила и по-женски или по-гейски нежно отдалась Западной Европе. Как любимая болонка священной германской нации, она благодарно вбирала в себя всех блох с вельможной хозяйки и даже научилась ходить на задних лапках. Но шведы, ходившие в Биармию как в своём лесу по грибы, вдруг обнаружили на её месте русский город Пермь, заслонивший им Уральский кряж. По-женски или по-гейски восприимчивые славяне никогда не подстроили бы мужественным воинам такой пакости. Настоящие славяне нежно любили всех немцев и становились перед ними в любую позу. В душе они все мазохисты и до нежной истомы любят немецкую плеть. Ориентация у них такая - на Запад. Этого нельзя ломать, утверждают психопатологи. Русских же настоящие славяне не любили, чтобы угодить немцам. Такая уж у них ориентация. Сейчас психологи говорят, это генетически обусловленная ориентация. Поэтому там и гей-парады процветают.
-- Теперь мне многое понятно, -- кивнул генерал.
-- А мне не понятно, почему я должен слушать всякую лабуду! -- возмутился Ладомир. - Отдай автомат, монах, я его шлёпну!
-- Бандеровец с автоматом опасней обезьяны, -- отстранил его генерал. -- Я тебя внимательно слушаю, прапор из-под земли. Продолжай.
-- Германский "орднунг" снова был нарушен, но Священная Римская империя германской нации великодушна. Она долго ожидала, пока русские перебьют себя в междоусобицах, которое потом русские сами же стыдливо назвали Игом, чтобы прикрыть свою дурость наивными дикарями-монголами. А между тем Русь накапливала на ржаном хлебе тонкий жирок в поясе белых ночей почти что на черте Северного Полярного круга. Но как только русские потянулись к чернозёмам, где можно испечь белый хлеб, Европа ради сохранения священного германского "орднунга" начала вести с ней непрерывную войну, которая продолжается и по сей день, но уже в бесконтактном автоматическом режиме.
-- Как это?
-- Войны с русскими слишком затратны. Поэтому умные люди на Западе решили задёшево отгеноцидить русских. Нет, ни о каких крематориях-концлагерях и речи нет. Холокост и окончательное решение национального вопроса -- это заслуженная прерогатива только Израиля, на чём он умно зарабатывает деньги, молодец. Вбомбить русских в каменный век -- старо и избито. Решили назвать новый способ ведения боевых действий гибридной войной и гуманитарной реабилитацией русских.
-- И что тут человечного?
-- Это действительно гуманно. Русских никто не убивает, они вымирают сами. Это прежде Русь была неистребима. Русская печь в тёплом деревянном доме. Дрова в лесу. Вода в колодце. Города -- большие деревни. Те же огороды и скотные дворы. Те же колодцы. Теперь в многоэтажной России достаточно точечно бить по линиям электропередач, фекальным колодцам, водокачкам, водонапорным башням и электростанциям. Зимой население вымерзает без отопления, летом вымирает из-за эпидемий без водоснабжения. Дёшево и гуманно. Ведь умирают они сами по себе. Никто их не убивает.
-- Да уж, гуманно...
-- К тому же есть прекрасная возможность провести натурные испытания новых видов оружия. И ещё можно без затрат утилизировать бездонные запасы старого оружия. Его накопилось в мире столько, что русских можно херачить ещё триста лет за сущие копейки. Заводы по утилизации старых боеприпасов стоили бы на порядок выше.
-- Не грех доводить до гибели детей?
-- Бесконтактное ведение боевых действий позволяет не брать на душу греха убийства. Если ты запускаешь крылатую ракету за тыщу вёрст от потенциального трупа, ты ни в чём не виноват. Ты же не выстрелил с двух шагов в затылок ребёнку, а только нажал кнопку. Виновата электроника. К тому же почётное право нажать на пусковую кнопку можно предоставить братьям-славянам, чехам, болгарам, сербам и тем более по-пёсьи преданным Европе полякам. С исчезновением последнего русского воцарится новый тысячелетний "орднунг" Священной Римской империи германской нации, которая сейчас называется Европейский Союз. От Лиссабона до Владивостока. Это просто демографическая война. Ну, убедил я вас?
-- Убедил, но препохабственно.
-- А шо? Тут я согласный, -- нервно закивал Любомир Франько. - Всех москалей трэба перебить. Только подари мне сокровище, чёртушка! Склад советского стратегического резерва. Дай мне его зацапать, и я стану ясновельможным магнатом на всю округу.
Юный Ладомир Франько взмахнул руками и плюхнулся навзничь в бурлящую воду протоки после выстрела генерала Петьки.
-- Ну, в меня теперь стрельни попробуй! -- ухмыльнулся прапорщик в парадно-выходном мундире, новеньком как с иголочки.
-- Изыди, нечистый!.. Патрон на тебя ещё тратить - стрелять в пустоту. Но если они в Европе хотят демографической войны, я им её обещаю лично. Так и передай своим холуям.
-- Жаль. Мне говорили, на Руси все праведники перевелись.
-- Я не праведник, а великий грешник. Ты ещё наших праведников не видел.
Техническое масло ярко полыхнуло на сковородке огненным столпом, на некоторое время ослепив генерала. Когда глаза снова привыкли к темноте, прапорщик исчез, как будто его и не бывало.
* * *
Из тростников вышла огромадина с широкой зубастой пастью и на двух ногах. Сзади болтался хвост. У генерала Петьки перестало колотиться сердце, когда он различил в отблесках костра высоченного здоровяка в ошмотьях лагерного бушлата. В двух руках тот держал корзину с трепещущей мелкой рыбой. К плечам его был привязан за жабры сом. Голова рыбины торчала выше макушки человека, а матляющийся маятником хвост доставал до воды.
-- Прими корзину, а то руки скоро отвалятся.
Генерал перехватил корзину и поставил её подальше от воды.
-- Давай отвяжу сома!
-- Не, ты сомов не знаешь. Сначала я лягу на сухое место, потом ты ему башку отчекрыжишь. Смотри, и мне заодно шею не перережь.
Когда обезглавленное тело рыбины перестало выгибаться кольцом, рыбак спросил:
-- За что прапор шлёпнул Ладьку?
-- Как ты в темноте различил звёздочки?
-- Я железнодорожник, машинист поездов дальнего следования. Я и не то могу различить... Павло! -- протянул рыбак свою провонявшуюся рыбной слизью лапищу, даже не обтёр её о себя.
-- Петька! -- без брезгливости протянул свою небольшую руку навстречу бывший генерал.
-- Я ясно видел, как прапор из "макарова" выстрелил в гуцулёнка.
-- Он говорил, что из лемков.
-- Это одно и то же. Про какое такое сокровище Ладька прапору кричал?
-- Не было никакого прапора, -- сказал генерал.
-- А что это было?
-- Наваждение.
-- Так кто с вами был?
-- Искуситель.
-- Ты его видел?
-- Видел.
-- И я его видел. Разве наваждение у двоих случается?
-- Бывают даже коллективные галлюцинации у целой толпы.
-- Ты психолог или гипнотизёр?
-- Да как тебе сказать...
-- Тогда лучше не говори... Темнишь ты, парень, но тебе почему-то хочется верить. У тебя лицо доверчивое, доверительное... тьфу-ты... вызывающее доверие. Так что с Ладькой?
-- Споткнулся об эту корягу. Упал в воду и захлебнулся.
-- Почему ты не кинулся на помощь?
-- Не успел. Вишь, какое течение тут бурное!
-- А выстрел?
-- То масло хлопнуло, когда вспыхнуло на сковородке.
-- Ладно, поверю. У тебя лицо доверчивое, доверительное, располагающее к доверию... Ну, не знаю, как точно выразится. У тебя, Петька, оружие есть?
-- Пистолет.
-- Забирай Ладькин автомат. Я менонит. Вера такая. Нам нельзя из оружия людей убивать. Запрещено даже к нему прикасаться... Я тоже из лагерников. Ты из блатарей, фраеров или просто мужик на зоне, а сел за растрату? -- разглядел его промасленную чёрную робу Павло.
-- Вынужденное убийство.
-- Ну, вы все эти песни поёте. Так куда прапор делся? Островок-то совсем махонький. Он не вернется?
-- Сквозь землю провалился, как ему и положено... Сома, Павло, порежем на засолку, у меня пустой мешок и пачка соли в сидоре. Рыбёшку чистить и жарить не будем. Времени нет. У меня есть банка сгущёнки и сухари. Наскоро перекусим с кипяточком и отплывём на твоём плоту.
-- Куда?
-- На группу островов в северо-западном направлении. Сначала на ближайший, чтоб успеть до рассвета.
-- И на кой такая спешка?
-- Потом объясню, а пока просто поверь на слово.
-- Ладно, поверю.
Павло был мужик необъятных размеров. Захотел бы, как муху раздавил недорослого Петра. Его прямо поставленные глаза, толстый прямой нос и огромный подбородок выдавали в нём нерусского. Лицо, как с древнего плаката, изображающего бесстрашного солдата вермахта. Каски со свастикой только не хватало.
-- Ты какого рода-племени?
-- Военнопленный немец.
-- Захватили или сам сдался?
-- Перебежал, когда амерские негры, спецы-советники, захотели меня власовцам под трибунал отдать.
-- Расист, что ли?
-- Не, убил Соньку-пулемётчицу из Тамбова, командиршу расстрельной зондеркоманды местного карательного батальона "Тамбовский волк".
-- Ты же менонит. Вам нельзя к оружию прикасаться.
-- Я её без оружия полотенцем удавил.
-- Ты сам в ту сторону на своём плоту ходил?
-- Ни разу. Скоро Артёмка вернётся, у него спросишь. Он на своём плескоплаве везде побывал. А вот и он!
В тиши послышались плёскающие хлопки по воде, как будто цапли разгуливали по мелководью. На диковинном водном велосипеде подплыл дородный парень. Конопатый, рыжий, аж гнедой.
-- Что это за японский робот под ним?
-- Артёмка в рембате служил. На всех станках работал. Сварку знает. Вот и соорудил себе водную гаргару... Сегодня не бУхало на островах? -- спросил Павло.
-- Тихо, как на кладбище, -- ответил рыжий Артёмка. -- А это кто?
-- Петька. Похоже, зэк, но неопасный.
-- А Ладька где?
-- Петька говорит, что оступился и утонул.
-- С чего вдруг зэку верить, дядь Паш? -- недоверчиво насторожился веснушчатый паренёк.
-- Мне лицо его сразу понравилось. Располагает. Я ему поверил.
-- Вы, менониты, и душегубу поверите. Воевал, дядя?
-- С двадцати лет призвали, -- ответил генерал. -- Пятнадцать лет в армии
-- А до призыва кем был?
-- Иереем.
-- Чего-чего?
-- Попом.
-- Сейчас почему не на фронте?
-- А ты, здоровенный лоб лет двадцати пяти, почему не на фронте?
-- Так фронта никакого нет. Кругом вода.
-- Тогда чего ты мне уши паришь про фронт! Ты бывал в той стороне? На ближнем острове, -- спросил генерал Артёмку.
-- Там военные. И дети беспризорные.
-- Чьи?
-- А кто его знает! На разорванной барже к ихнему берегу малышню прошлым годом прибило.
-- Я про военных спрашиваю. Чьи подразделения?
-- Похоже российские, но какие-то странные. Как и не русские вовсе.
-- И чего такого в них странного?
-- Сирот не кормят и не доглядывают, а сами пьют и гуляют с бабами напропалую.
-- Пить и русские горазды. И на гульбу с бабами охотники найдутся. Пушки или безоткатки у них есть?
-- Даже пулемётов не видел.
-- Вышки смотровые с прожекторами на острове стоят?
-- Ни одной. И собак служебных нет.
-- До рассвета дойдём на шестах?
-- Течение как раз в их сторону. Даже не вспотеете. Но я стрелять в них не буду, если что.
-- Тоже менонит?
-- Я в рембате служил. За два года не пульнул ни разу. Просто не умею стрелять. Боюсь, детей задену ненароком. Там их больше, чем военных.