* * *
-- Погодите, мужики, с плотом! Я тут забавную цацку с военного кунга свинтил на одном острове. Главное, работает ещё. Аккумуляторы не сели.
-- Там не аккумуляторы, а кристаллические генераторы электричества, -- сказал бывший генерал. -- Это приёмник для службы единого времени.
-- На кой для времени приёмник?
-- Запуски всех ракет и полёты авиации должны быть привязаны к сигналам службы единого времени Гринвичской обсерватории. Без этого не работает даже всемирная система позиционирования для спутникового скрининга земной поверхности.
-- А он только эти импульсы ловит?
-- Нет, это обычный всеволновый радиоприёмник. Вот тебе панель частот. Вот переключатель диапазонов. Вот наушники в нише. Включай и слушай.
-- Эфир пуст. Только шипит и щёлкает.
-- А ты попереключай диапазоны. Погоняй по частотам от длинных до коротких волн.
-- Не по-нашему говорят.
-- Дай мне послушать, -- сказал Павло. - У нас в Германке все по-английски шпрехают, скоро рОдный дойч забудут... Есть Австралия!.. Индонезия... Индия... Зимбабве, это Африка... Жив-здоров Китай. На русском языке транслируют "Алеет Восток". Нет Европы и Америки. Нет Москвы. Зато есть Аргентина. Футбол у них там комментируют.
-- Значит, больше нет Америки, Европы и Москвы? - испуганно вытаращил глаза рыжий Артёмка.
-- Ничего это не значит, -- ответил генерал. -- Возможно, цивилизованные страны отказались от эфирного вещания и перешли на новые виды связи.
-- Какие?
-- Я пять лет сидел под землёй. Откуда мне знать? У нас приёмник был покруче этого. И тоже только Индонезию с Малайзией ловил.
-- И не знал, что сейчас зэков в подвалах держат. Оно и понятно -- чтоб не сбежали при бомбёжке.
* * *
Небо затянуло тучами. Ни луны, звёзд, но от воды шло еле различимое свечение.
-- К дождю, -- сказал Артёмка.
-- К удаче. Сверху нас никто не засечёт, -- сказал Пётр. - Дрон или спутник.
-- Самолёты больше не летают, -- ответил Павел. - Беспилотники тоже.
-- Знаю. В радиусе пятисот километров в округе нет ни одной примитивной радиолокационной станции даже в аэропорту областного значения.
-- Тебе это в тюрьме на политинформашке рассказали? Местной авиации может и не быть, а забугорные ракетоносцы летают только на высоте за десять тысяч метров. Знаю я этих натюг, сам оттудова. Они боятся на огонь зениток и ракет нарваться. Пуляют с безопасной высоты.
-- Ты, дядь Паш, железнодорожник, машинист, -- хмыкнул Артёмка. -- Откуда ты знаешь?
-- На войне поезда для самолёта как раз главная мишень. Но русские самолёты меня ни разу не атаковали. И вертолётов не видел. А кто ты по военно-учётной специальности, Петька?
-- Будем считать, что ракетчик.
-- Зенитчик?
-- Постановщик ложных целей и специалист по перехвату телеметрии управляемых летательных аппаратов.
-- Ты вообще тут откуда взялся, если без брехни? Вижу, что ты всё-таки не совсем зэк.
-- Пока не вспомнил до конца, кто я. Тут как шарахнуло три дня назад, что у меня башку свихнуло, и ноги до сих пор немеют после контузии.
-- Неделю назад, а не три дня. Я был километров за четыре до эпицентра взрыва, так мой плот волной так качнуло, что я в воду плюхнулся. Со слухом всё в порядке? А то бывает, барабанные перепонки рвёт.
-- Со слухом-то всё в порядке, только вот с памятью... Детства не помню.
-- Ну, имя же помнишь!
-- Имя помню, фамилию помню.
-- Как батьку звали?
Петька задумался.
-- Пока не припомню.
-- Документы при себе? Загляни в них.
Генерал Петька промолчал.
-- Жена и дети есть?
-- Холостых в попы не рукополагают, если ты не монах.
-- Лет тридцать пять тебе, как и мне.
-- Тридцать шесть. Жену не помню. Про детей не помню. И мать свою не помню.
-- А что помнишь?
-- Координаты этой местности помню. Примерно 52 градуса северной широты, 32 градуса восточной долготы. Мы на стыке бывших незалежных стран -- Белоруссии, Украины и Росфедерации.
-- Так ты шпион, раз координаты помнишь?
-- Ракетчик я, уже говорил. Артиллеристы и ракетчики без указания координат не стреляют.
-- Ладно. У нас хоть в широту хоть в долготу ни одной живой души не найдёшь.
* * *
Плот вплыл в протоку, отделявшую остров от бесконечных зарослей тростника. Пётр с Павлом толкали его шестами. Артемка рулил правИлом на корме.
-- Сколько лет идёт война, Павло?
-- Началась, когда мне было пять. Значит, тридцать
-- Когда тебя призвали на фронт?
-- Железнодорожников не призывают, а переводят в распоряжение военного командования.
-- Значит, оружие тебе выдали, если призвали.
-- У машиниста вооруженная охрана, на кой мне оружие? А ты, поп, в армии солдат святой водой кропил перед атакой?
-- Я не капеллан, не армейский священник. Любил астрономию и математику в семинарии. Меня призвали, бросили в учебку для зенитных расчётов, оттуда после учебных стрельб направили в военное училище, потом фронт, и снова учёба в военной академии.
-- А я думал, там учат кадилом махать.
--- Знаешь, в семинарии астрономию, математику и физику так преподают, что любая физико-математическая школа даже рядом с ней не стояла.
-- А когда для тебя война закончилась?
-- Ты же сам сказал, что неделю назад. Я-то себе думал, что всего три дня.
-- А тот прапор из ваших?
-- Прапор - бред. Простое наваждение. Галлюцинация. Забудь!
-- Галлюники разве убивают?
-- Ты про Ладомира?
-- Ага.
-- Ладьку я шлёпнул. Пока не спрашивай почему, ладно? Всё равно сразу не поймёшь.
-- Хоть намекни втёмную.
-- Понимаешь, Павло, собака, волк и шакал - всё одно собака для зоологов, canis по латыни. В Сибири охотники отлавливают слепых волчат, чтобы натаскать потом их для охоты. Волк лучше собаки идёт по следу копытной дичи. От него жди лишь одну пакость - порвёт подстреленную добычу, если вовремя не отнимешь. А ручной шакал может незаметно перегрызть глотку спящему хозяину. В слюне у него мощный анестетик, человек не чует боли, когда шакал обдирает шершавым языком кожу до мяса и слизывает кровь. А бандеровцы - всё те же шакалюги.
* * *
После этого долго плыли молча, пока Павло не спросил:
-- Почему не кончается война, хоть знаешь? Ты военный.
-- Думаю, имеем дело с компьютерами. Только машина может так бездумно шлёпать снарядами в белый свет как в копеечку.
-- А кто снаряжает ракеты для запуска?
-- Ты видел роботы-манипуляторы? Главное, чтобы другие роботы обеспечивали бесперебойное энергообеспечение.
-- А кто наводит?
-- Спутники. Хорошо, что небо затянуло тучами.
-- Откуда пуляют по нам, ракетчик?
-- Дай припомнить последние данные, Павло... По нам лупят братья-славяне из Болгарии, Сербии, Польши и православные румыны. Ну, и венгры, что с родом с Поволжья. Да ещё и с Финляндии бьют по русскому Северу до Таймыра.
-- Я не славянин, но Поволжье для меня родное. Моя мать родом из поволжских немцев. Поэтому я менонит, как и она.
-- А батя?
-- Братья, сёстры и батя -- православные.
-- Отец военный?
-- Нет, школьный учитель русского языка.
* * *
Плот бесшумно несло течением по протоке. Лишь изредка шестами отталкивали его подальше от берегов.
-- Вот тут лучше всего пристать, -- тихо сказал Артёмка. - Военные по ту сторону острова. Тут берег пологий и болотистый. Идти трудно, но безопасно.
-- Тшш! - приложил палец к губам генерал. - Слушайте.
-- А что, подарочек летит? - прошептал Павло.
Явно различимый шелестящий звук в небе то удалялся и стихал, то снова приближался и нарастал.
-- Беспилотник-разведчик?
-- Крылатая ракета!
-- Почему она кружит над нами?
-- Глиссада по конической траектории перед тем, как сорваться в пике на наши дурные бОшки.
Взрыв был такой силы, что Петра с Павлом на плоту трёхметровая волна болотной жижи откинула на метров на десять от берега на остров.
-- Ты как? - спросил Пётр, прочищая пальцами уши.
-- Ну и пирохимия пошла! -- Павел отряхивался на карачках, как собака. - Все потроха отбило. Мощная штучка.
-- Брось ты... Так себе. Это привет из Польши, не дальше. Тактическая.
- Петька, а где Артёмка?
3
Луч света от сильного фонаря ударил им в глаза:
-- Руки в гору!
Смогли разглядеть только древние карабины с примкнутыми штык-ножами.
Когда Петра с Павлом связали, фонарь выключили. Стало ясно при луне в разрыве облаков, что двух мужиков взяли в плен три бабы в военной форме.
-- Жаль Артёмку, -- прошептал Павел Петру. - Смышленый парнишка.
-- Не бухтеть, идти молча! -- приказала конвоирша.
Прошлёпали двести метров по притопшей гати, отмеченной вешками. Вышли на твёрдую землю. Островок уже не напоминал обжитый уголок болотной суши. Он весь был покрыт десятиметровым слоем вонючей жижи, которая скользила под ногами. На востоке вдоль горизонта уже прорезалась зеленоватая полоска, предвестница рассвета.
-- Что бабка, сильно затопило после взрыва? -- спросил связанный генерал Петька у старухи с ведром, когда их вели мимо землянки, просто ямы, крытой тростником.
-- Ох, сынок, и не скажи. Как хляби небесные разверзлись.
-- Ничего. Ной с сыновьями и невестками во всемирном потопе выжил и род свой расплодил, так и мы род русский люд возродим.
-- Поздно мне рожать-то.
-- Твое дело роды принимать, а рожать вон эти будут.
-- Молчать! -- прикрикнула конвоирша и кольнула его штыком в спину.
Девочка-подросток с ведром грязи пояснила в предрассветной полутьме:
-- По колено воды в детской землянке было, дяденьки. Только-только последние вёдра вынесли. Всё грязью заляпано. Где вот теперь чистого песку взять, чтобы пол присыпать? И крышу перекрыть надо -- провалилась.
-- Продукты болотной жижей не попортило?
-- Какие там продукты! Снытка, щавель да крапива.
-- Там у нас на плоту, девочка, много рыбы для малышей и сухари. Накорми детишек.
-- Не смей трогать чужую жратву, сучонка малолетняя, -- снова подтолкнула Петра острым штыком конвоирша. -- Командование само распорядится трофеями. Ну, пошли!
Замызганные, исхудавшие и продрогшие ребятишки сидели в предрассветной полутьме повыше землянки на расстеленном брезенте, ожидая тёплого солнышка.
-- Они у вас, как призраки из концлагеря! -- взорвался от негодования связанный великан Павло. -- Что за бабы! Детей не могут обиходить, а у самих морды трескаются от жира. Вы что, овчарки-шутцманши?
-- Когда тебя будут допрашивать, я тебе первая яйца откручу, если не заткнёшься, -- пообещала необъятная в груди и плечах конвоирша высоченного роста.
* * *
-- Кабанюк! -- пробасила одна из военнослужащих баб и стукнула пару раз сапогом в металлическую дверь бетонного бункера. -- Прымай шпигунив!
Из-за двери только нечто нечленораздельное, как мычание бугая:
-- Приказывал дурам -- меня не будить!
-- Разведывательно-диверсионную группу в плен споймали, -- пояснила на этот раз писклявая конвоирша.
-- Хватит вам там дрыхнуть с Манькой, мужики! Солнце встаёт, -- зло крикнула третья.
Бронированную дверь широко растворил похмельный капитан в мятой гимнастёрке. За ним в полутьме с кровати поднялся ещё более похмельный плешак в одной нижней рубашке. На шее у него была толстая почерневшая серебряная цепь. Пьяная и по сю пору баба рядом с ним недовольно заворочалась, не размыкая глаз.