было много дел на сегодня. Поймать взбунтовавшиеся зимние ветры, упаковать чемодан и отправиться в путь, оставив на тумбочке в прихожей подарок – большую банку отборного ледяного града.
Весна
Запах земли и мокрой травы. Желтые пятна первых одуванчиков. Глубокое синее небо с клоками серых облаков. Ветер нежно перебирает волосы, соскучившиеся по его ласке под теплой шапкой. Хочется разбежаться и взмыть над цветущими садами и закружиться вальсом падающего лепестка. И грозы. Самые мощные, яркие и свежие, бьющие божественным огнем в землю, озаряя вспышками ослепительного света и давящие тяжелыми раскатами грома. Огромные градины падают вниз. И бессмертная сила просыпающейся природы. Весна бьет цветом, запахом и свежестью, помогая нам очнуться и начать жить.
Отпуск
– Я не хочу.
– Надо.
– Может, я тут останусь?
– Это необходимо, дорогая. Тебе нужно отдохнуть. Забыть все это.
– Забыть?
– Не все, не бойся. Все ты не сможешь забыть.
– Мы будем все время рядом, – сказал Кайл и бодро подмигнул.
– Может в другой раз?
– Пошли, пошли.
Они подхватили ее за руки и с силой бросили в направлении Земли.
– Что за странную семью ты выбрал? – спросил Вирт.
– Обычная семья, швея и учитель, веселые.
– Получше не нашлось?
– От «получше» только испорченный отпуск может быть.
– Вот, родилась. Смотри, какая милая девочка.
– А почему она смотрит на нас?
– А почему не должна?
– Ты что, не заблокировал ей память? Ты рехнулся?
– Да успокойся ты, заблокировал. Ну, может, не все. Слегка оставил, чтобы не свихнулась. Отпуск в дурке не очень, сам проверял.
– А в изоляции для нарушителей устава не проверял?
– Да брось пениться. Никто не узнает.
– Я вот уже узнал.
– Ну и забудь. Помочь?
– Я тебе сейчас сам помогу. Полетели отсюда быстрей!
Только миг
Ничто не вернется никогда. Каждый твой вздох, каждый удар сердца, взмах ресниц и взгляд. Каждый глоток кофе и кусочек булочки с корицей, каждый твой шаг, каждая мысль и каждое чувство. Все уходит безвозвратно. И никакая сила в мире не заставит это повториться. Поэтому надо жить каждый миг с открытыми глазами и сердцем, жить, как единственный, данный вместо жизни. Жить, чтобы каждое мгновение стало бриллиантом и засияло цепочкой сверкающей нити судьбы в темноте бескрайнего ничто. Потому что только миг реален. Только миг в непостижимой пустоте.
Нельзя
Она закончила вычитку романа. Все можно отправлять в издательство.
Яркая вспышка ослепила глаза. Посреди обуглившихся остатков убранства комнаты стоял ангел.
– А! – закричала Эрика.
Ангел развел руки в стороны и дернул плечами – мол, что поделать.
– Извини.
– Нет, нет, нет, – лепетала она над искаженными остатками, которые раньше были ноутбуком.
– Мне очень жаль, но ты сама все знаешь. В прошлый раз в Византии ты сразу улетела, и я не успел извиниться. Те картины были прекрасны, но запрет на изображение посмертного мира все еще действует.
– Взрыв газа? – спросила Эрика, обводя взглядом разрушенный дом.
– Локальное возгорание неисправной проводки.
– Его никто не прочел, – говорила она, пытаясь найти в обломках жесткий диск.
– Я прочел, – ответил ангел.
Она посмотрела на него.
– Мне понравилось. Особенно купель рожденных душ. Ну что, полетели?
– Как думаешь, мне еще разрешат родиться?
– Вполне. Это же только я знаю, что ты опять взялась за старое. А они блаженно полагают, что при рождении все стирается из памяти. Думают, я вообще случайностями занимаюсь.
Он взял ее за руку, и они исчезли.***
Нас хорошо приложили по голове, что привело к полной потере памяти. Выкололи глаза, заткнули уши и заперли в маленькой клетке. Когда мы пришли в себя, по какой-то необъяснимой причине стали считать, что знаем, как устроен мир вокруг.
Сбой в системе
Началась гроза. За окном сверкали молнии, где-то далеко гремели раскаты грома. Молния ударила очень близко, ослепительная вспышка закрыла весь пейзаж за окном. Свет рассеялся, оставив ровный темно-серый фон, на котором зарябили быстро мерцающие разноцветные квадраты.
«Что это?»
Андрей подошел и открыл створку окна. Глубоко вдохнул. В голове прозвучал чужой голос:
– Ты чувствуешь свежую прохладу.
«Ничего не чувствую», – подумал Андрей.
«Расстройство органов чувств?» – подоспела следующая мысль.
«Наверно», – согласился внутренний голос.
«Но с чего вдруг?» – задумался Андрей.
Этот вопрос остался без ответа. Андрей замер и все вокруг исчезло.
– Откатывай до резервной копии! – громко и требовательно звенело в ушах.
– Детальное сохранение было час назад, это безумие, мы потеряем данные… – отвечал ему более высокий, гнусавый голосок.
– Иного выхода нет. Подключим отдел ручной корректировки, пусть работают в аварийном режиме, – продолжал раздавать указания первый голос.
– Но потери будут невосстановимы, – сокрушался гнусавый.
– Нет ничего, что нельзя было бы потерять. Хватит истерить! Такое случается раз в десятилетие, – сказал первый.
– А с этим что делать? У него текстуры и анализаторы повело, – спросил гнусавый.
– Ручками, ручками, – ответил первый.
После долгой и необычайно пустой тишины гнусавый голос вернулся, он напевал мотив:
– Та-та-та-тааа, ты-ты-ты-ты-ты…
Мотив дополнял сухой и быстрый стук по клавишам. После все стихло.
Андрей потер глаза, за окном сверкнуло, началась гроза. Он открыл окно, в комнату ворвался влажный свежий воздух с запахом цветущей вишни. Чувство непонятной потери заполняло сердце. Андрей пытался припомнить, чем он занимался пару минут назад, мысли ускользали, а в голове звучало:
– Та-та-та-тааа, ты-ты-ты-ты-ты…
Танец
В мокрой от пота рубашке он лежал на паркете и смотрел в потолок. Они репетировали уже шестой час. Силы покинули тело и не собирались возвращаться. По залу клубился незримый магический дым, рождающий в его голове пару, танцующую в воздухе. Пара была идеальна и неутомима, она кружилась и кружилась, рассыпая цветные эмоции каждым движением. Как заставить тело танцевать, как танцует душа?
Застучали каблуки, рядом с его головой на паркет опустилась бутылка воды. Марина сняла промокшие насквозь трусы, бросила их в пакет, одела запасные, натянула шорты и обмакнулась полотенцем.
«На кой нам этот конкурс?» – думал он, – «Жара тридцать градусов, зал старого дома культуры, не видевший кондиционеров в глаза. Что мы тут делаем?»
– Давай чачу заново.
– Если я сдохну, у тебя не будет партнера на конкурс.
– Найду.
– Не успеешь, неделя осталась.
– Хватит ныть.
Марина включила проигрыватель. Музыка ворвалась в сердце, и ей было невозможно сопротивляться.
Жизнь – лишь момент, когда твоя душа парит в танце; растворяется в глазах любимого; размазывается мазками крови, похожей на краску, по холсту; бежит пальцами по клавишам пианино; скрипит шариковой ручкой по листам бумаги; проникает в изваяние, которое еще не обрело своих контуров; материализуется в коде, творящем новый мир…***
Ты всегда с тобой, то, что можно отпустить, не является частью тебя.
О странном
Этот эволюционирующий запах вчерашнего мусорного ведра. Еще не смрад, но уже отчетливые нотки гниения и кислоты бьют в нос. И ты идешь с этим ароматом, завернутым в пакет, по лестничной клетке, и тебе безумно стыдно. Перед кем? Почему? Стыдно, что у тебя есть отходы? Что они имеют свойство разлагаться и выделять дурной запах? Но ты прячешь пакет за спину и говоришь в открывшуюся дверь лифта: «Едьте, я на следующем». «На каком следующем?» – приходит запоздалая мысль. Но ты снова один со своим пакетом мусора. И кажется, что в нем сработал катализатор, и запах становится зловоннее каждую секунду. Вот приходит лифт, на этот раз пустой. Ты едешь в нем, стараясь не дышать, но от этого еще хуже. Двери открываются, и на тебя кидается тявкающая собачка соседки. Тебе уже не стыдно. Стыд переходит в гнев. Выскочив на улицу, ты делаешь глубокий глоток воздуха и только потом понимаешь, что запах все еще с тобой. Быстрым шагом направляешься к мусорным бакам. Бросок! Свобода! Казалось бы, просто выкинул мусор, но это прекрасное мгновение избавления от чего-то омерзительного отзывается радостным наслаждением во всем твоем существе.
О любви
Любовь подкрадывается незаметно, и когда ты совсем не ждешь, наносит неотвратимый, смертельный удар. Пелена эйфории затмевает твои глаза, но робкие мысли пробиваются сквозь нее. Резкие удары током пронизывают твой позвоночник, словно невидимый доктор пытается реанимировать тебя. Ты говоришь себе: «Нет, я не мог влюбиться, только не в нее», но сама эта мысль выдает всю тяжесть сложившейся ситуации. Умирающая часть тебя бьется в агонии и кричит: «Нет, нет, это лишь глупые мысли, тут не могло возникнуть ни каких чувств! Все пройдет, как дурной сон». И чем громче этот голос, тем меньше мы доверяем ему. Голос стихает, признавая очевидное – ты влюблен. В этот миг прежний ты умирает. Ловушка захлопывается и навсегда разделяет твою жизнь на «до» и «после».
Любовь не промахивается, не ждет удобного времени
и не дает шанса на отступление. Она шарахает тебя из всех орудий и ласково смотрит на замирания твоего сердца, на метания и попытки контролировать свои действия. Она смеется тебе в лицо, когда ты пытаешься не замечать, что поражен в самое сердце. Наивная вера в то, что мы управляем своими мыслями, чувствами и своей жизнью, терпит крах перед самой мощной, изначальной, сотворяющей всё силой – Любовью.
Мимолетность
Жизнь, как лето. Вроде бы только первые теплые деньки, и ты уверен, что впереди еще вечность блаженства, и ты все успеешь. Поплавать в море. Поваляться на пляже. Прочитать десяток захватывающих книг. Погулять с любимой теплой ночью, вдыхая запах пыльной листвы под темно-синим небом, усыпанным мечтами. Утренние лучи жгучего солнца еще много раз обожгут твои пятки, заставляя проснуться навстречу новому дню. Но через легкий озноб ты замечаешь, что идешь по осеннему парку, и опавшие листья шуршат под ногами. Но ты говоришь себе, это какой-то неправильный парк. Лето же только началось, и ему еще длиться и длиться, и десяток желтых деревьев не переубедят тебя. На следующее утро ты просыпаешься с окоченевшими ногами, потому что не закрыл окно. А разыгравшаяся буря ледяными каплями бьет тебя в лицо, лишь только ты подошел к нему. Но и ей не удается отрезвить тебя. Ты думаешь, что это циклон, так неудачно лишающий теплого лета. Ты носишь эту веру в себе под теплой осенней курткой и вязаным беретом. Ты идешь по серой холодной улице, лишенной всех красок, и строишь планы на равномерный загар под подборку музыки, которую ты еще не слушал, оставляя для похода на пляж. На твои плечи опускаются белые пушистые снежинки. Ты небрежно смахиваешь их и продолжаешь строить планы на середину лета, от грандиозных намерений на август начинает кружиться голова. Ты глотаешь холодный воздух и задыхаешься еще больше, оседая на запорошенный снегом тротуар, ноги наливаются тяжестью, и ты уже не в силах подняться. Оглядываешься по сторонам и понимаешь, что это конец. Все промелькнуло, как летняя ночь, потому что на самом деле жизнь короче лета.