Слизар Генри
Генри Слезар
Перевод Е. Елшина
Мэри было больно сознавать, что уже никогда она не услышит нетерпеливого звона колокольчика из спальни на втором этаже. Не будет и этих многочисленных подъемов и спусков по устланным ковром ступенькам с серебряным подносом в руках, на котором она ежедневно приносила отцу завтрак, обед и ужин. Теперь эта спальня наверху пуста.
С похорон Мэри провожал домой мистер Богаш - адвокат ее отца. Теперь, после его смерти, Богаш стал ее адвокатом - как часть всего перешедшего ей по наследству. В машине он похлопал ласково ее по руке и сказал:
- В ближайшие дни нам с вами предстоит длительный деловой разговор. Как вы, вероятно, знаете, завещанием вашего отца все отдается вам. Имеется значительная сумма денег, недвижимое имущество и предприятие. Вместе с тем это означает, что на вас ложится большая ответственность правильно всем этим распорядиться.
Последнюю часть фразы он произнес более тихим, но торжественнонаставительным тоном. "Значительное состояние, большая ответственность", - машинально повторяла про себя Мэри. Как она устала от всего этого сегодня: нравоучения, советы, сожаления. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда мистер Богаш наконец уехал и оставил ее наедине с Софи, экономкой, еще совсем не старой и бодрой женщиной. Софи была предана семье Сомерсетов, у которых прослужила уже более десяти лет. Она всегда проявляла материнские чувства к Мэри, хотя иногда ее поучения вызывали протест.
Вот и сейчас Софи вышла в гостиную с послеполуденной почтой и начала свои обычные причитания:
- Вы должны прежде всего подумать о себе, деточка. Я уже говорила вам об этом тысячу раз, хотя сейчас это стало еще более актуальным, чем раньше. Мэри, вам нужно составить план дальнейшей жизни, выход замуж...
- Софи, пожалуйста. Мы можем поговорить с тобой об этом в какоенибудь другое время? Это что, почта?
Софи стояла, сложив руки на груди, и наблюдала, как Мэри открывала желтые конверты и с какой-то отрешенностью читала телеграммы соболезнования. Большинство из них было от деловых партнеров отца; казалось, что их были десятки. Через некоторое время горестные слова скорби слились в единую бессмысленную и беспорядочную мешанину.
Затем она вдруг вскрикнула:
- Софи!
Экономка вздрогнула, опасаясь начала новых рыданий. Однако Мэри улыбалась, глаза ее блестели.
- Софи, это от дяди Вернона. Дядя Верной! Он жив, Софи, он собирается прибыть на похороны.
- Но мы только что вернулись с похорон.
- Я полагаю, он не знал точной даты. В телеграмме сказано, что он постарается прибыть как можно быстрее. Телеграмма из Нью-Йорка. Дядя Верной жив, Софи! Брат моего отца. Я не видела его со времени, когда была маленькой девочкой.
- И где же он был все это время?
- Везде, я думаю, по всему свету. Он работал в театре. Пел и танцевал. Однажды он играл даже самого короля Англии, Софи; блестящая была постановка. - Она внимательно перечитала телеграмму. - Я думала, что он, возможно, уже умер. Мы ничего не слышали о нем очень давно...
- Хм, - произнесла Софи, ее губы сжались, выражая неодобрение. Пение и танцы - все это хорошо. Но что это за человек, который ничего не давал о себе знать до момента, пока не умер его брат?
- Отец никогда не говорил много о дяде Верноне. Я не думаю, что они ладили друг с другом. Он всегда появлялся как-то внезапно, неожиданно. Последний раз это было, когда мне исполнилось двенадцать...
- Вы и сейчас себя ведете так, словно вам двенадцать лет. - Однако глаза Мэри продолжали светиться, и Софи решила разделить с ней эту маленькую радость. - Ну хорошо. Я полагаю, он хотел бы погостить немного у нас. Голубая комната для гостей давно не прибиралась. Пожалуй, я пойду посмотрю и приведу ее в порядок. - Она коснулась плеча Мэри. - Не придавайте всему этому большого значения, дядя или не дядя. Вам сейчас больше нужен молодой человек, которого можно было бы полюбить и затем выйти замуж.
- Мне кажется, что со стороны я выгляжу ужасно глупо, - сказала Мэри. - Я так давно его не видела. Вполне вероятно, что мы оба сильно изменились. - Ее восторженное настроение несколько поубавилось. - Я очень устала, Софи. Пойду наверх.
Уходя, она взяла телеграмму с собой.
В некотором роде военные действия в доме начались в восемь тридцать следующего утра, когда раздался звон дверного колокольчика и Софи пошла открывать дверь. Она встретилась нос к носу с дядей, Верноном Сомерсетом. Они смерили друг друга взглядами, сразу же выявив пропасть, которая разделяла их интересы и которая мгновенно сделала их непримиримыми врагами. Только после этого они возобновили внешне вежливые отношения.
С улыбкой трубадура он смахнул с головы свою альпийскую шляпу, поклонился низко и справился насчет своей племянницы.
Мэри спешно спустилась вниз, и Софи заметила, что она выглядела просто прелестно, как никогда в последние месяцы. Дочь унаследовала нежные черты своей матери-немки и крепкие кости отца-шведа, но никогда в жизни она не была еще так привлекательна.
- Мэри! - воскликнул дядя Верной, протягивая вперед руки. - О Мэри, моя девочка, да хранит тебя Бог!
Да, это был ее дядя Верной, но в то же время он был и незнакомцем. Он оказался ростом ниже, чем она помнила, широкий воротник куртки выглядел помятым; выпирающий из-под жилета живот, скучные глаза, под которыми наплыли темные мешки.
Но прошло мгновение, и она, смеясь, бросилась в его объятия, а большие дядины руки нежно похлопывали ее по спине. На его глаза навернулись слезы.
- О моя малышка, - почти пропел он, - в какое печальное время нам выпало встретиться вновь, моя маленькая Мэри.
Часом позже, на веранде, дядя Верной с жадностью поглощал вторую порцию яичницы с ветчиной. Он говорил не останавливаясь, размахивая вилкой, с его уст срывались самые экзотические географические названия.
- Бомбей, - произносил он, - Гонконг, Париж, Гинза в Токио, Лондон. Мои старые ноги заносили меня, пожалуй, в большее число мест, чем любого морского капитана!
- Где вы были, дядя, в последний раз?
- В Европе, моя дорогая, на старом континенте. Но так случилось, что я оказался в Нью-Йорке, когда узнал об этой печальной новости. Теперь я хочу поговорить с моим агентом в отношении моей работы снова здесь в театре.
- Что вы имеете в виду, дядя? Вы возвращаетесь назад, в Америку?
Он усмехнулся и намазал маслом очередной гренок.
- Даже мы, старые призраки, время от времени возвращаемся в родные места. Я знал, что Бродвей никогда не сможет существовать без нас, танцоров и певцов эстрады.
- Это было бы чудесно! Мы бы могли чаще видеться. Вам что, необходимо возвратиться в Нью-Йорк в ближайшее время?
- Нет, это дело требует времени. Мой агент обещал позвонить мне, как только будет что-то конкретное. Так что тебе придется потерпеть в течение некоторого времени своего старого дядю.
- Как угодно долго, как вы этого сами хотите, - со счастливым взором проговорила Мэри. - И чем дольше, тем лучше.
Софи, стоявшая в дверном проеме, сложила руки на груди и всем своим видом показывала, что ее это не касается. В последующие дни она превратилась в кошку, терпеливо поджидающую около норки первого неосторожного шага мышки. Но дядя Вернон оказался опытной старой мышью, и в течение двух недель его поведение было идеальным для гостя дома. Если он и устроил для себя излишне комфортабельную жизнь, ел больше, чем этого требовал нормальный аппетит, занимал всегда самые лучшие кресла, никаких реальных оснований для выражения неудовольствия не было. Поэтому Софи продолжала ждать.
Мистер Богаш был первым, кто вывел мышку из темноты на свет. Вечером того дня, когда адвокат появился в доме, дядя Вер-нон был в городе. Ему не понадобилось много времени, чтобы распознать гостеприимство ближайшей в округе таверны, называвшейся "Рыба-меч".
Пока мистер Богаш занимался делами, которые его привели в дом Мэри, он ни разу не упомянул имени дяди Вернона. А он привез на подпись многочисленные документы, наполненные юридическими терминами, абсолютно не понятными для Мэри. Затем, деликатно подняв с блюдца чашку предложенного ему кофе, мистер Богаш произнес:
- Кстати, этот ваш дядя...
- Я хотела сама спросить вас об этом, - сказала Мэри. - Конечно, в завещании отца о нем не упоминается, так как мы все думали, что он умер.
- Нет, - ответил адвокат, - ваш отец знал, что брат жив. Простонапросто завещанием не предусматривается для него никакого наследства, и, следовательно, у него нет прав требовать чего-либо. Это так, чтобы вы знали, на всякий случай, и не слушали, чего бы вам ни говорили.
- А что мне говорили?
- Я просто подумал, что, возможно, дядя с вами разговаривал.
- Нет, ни слова. С чего вы взяли? Богаш проглотил слюну:
- Хорошо. Он приходил ко мне.
- Дядя Верной?
- Да. Он пришел ко мне в контору вчера после полудня, чтобы навести справки в отношении имущества. Я ему сказал то же самое, что сейчас вам.
- Я знала, что так произойдет! - торжествующе произнесла Софи. Это единственная причина, ради которой он вернулся сюда: посмотреть, что бы он мог получить себе.
- Я не верю этому. - Мэри перевела испуганный взгляд на адвоката. Это неправда, не так ли?
- Я бы так не сказал. Хотя, когда я сообщил мистеру Сомерсету условия завещания вашего отца, он заметил, что это как раз то, что он ожидал, и считает эти условия справедливыми.
- Вот видите, - сказала Мэри, несколько успокаиваясь. Однако после ухода адвоката разговор продолжился.
- Нет, я ничего не вижу, - заявила Софи. - Я не могу доверять этому вашему дяде, Мэри. У меня голова начинает болеть, когда он находится рядом со мной.
- Софи, пожалуйста!
- Он обращается со мной как со служанкой. То, что вы никогда себе не позволяли. Он хитрый старик... Мэри набросилась на экономку:
- Ты просто ревнуешь меня к нему, Софи, не правда ли?
- Мэри!
- Пожалуйста, не говори так больше о нем, я тебя очень прошу, Софи.
Она с шумом покинула комнату, оставив экономку в сильном изумлении.
К тому дню, когда пришло письмо, дядя Верной гостил в доме племянницы уже три недели.
- Вот оно, наконец, малышка! - приплясывая от удовольствия, размахивал конвертом дядя Верной. - Из старенького маленького НьюЙорка, от агента.
- Так это действительно правда? Вы возвращаетесь назад, на Бродвей?
- Хозяева шоу хотят прослушать меня завтра утром. Если я не свалюсь со сцены, шансы у меня превосходные. Я вечером должен буду уложить кое-какие вещи.
- Я помогу вам, - сухо произнесла Софи, не обращая внимания на нахмуренные брови Мэри.
Он уловил смысл намерения Софи, поэтому сделал ответный ход.
- Это будет всего лишь прослушивание, понимаете, - сказал он. - Я буду отсутствовать не более двух-трех дней. К пятнице я вернусь, надеюсь, с хорошими новостями.
Его планы в отношении лишь непродолжительного отсутствия подтвердились на следующий день утром. Маленький сверток, который держал в руках дядя Верной, мог содержать не более одной смены белья. Тем не менее Мэри была вся в слезах, словно расставание было на целую вечность. Она сама отвезла его на станцию и долго стояла на платформе, размахивая платком, пока поезд не скрылся. Когда она вернулась домой, ее вид и действия говорили о том, что на нее опять накатила меланхолия.
Что касается дяди Вернона, его настроение было совершенно противоположным. Сидя в вагоне и насвистывая тихо веселую мелодию, он вытащил из кармана письмо и прочитал его снова, в который уже раз. Это было немногословное послание, но оно обещало такую заманчивую перспективу! Старый друг Гарри Домино! Если бы он знал, что Верной сделал из него своего "агента", он бы побагровел от гнева. Всю свою жизнь Гарри ненавидел агентов. Великий Домино, маг и волшебник! Дядя Верной усмехнулся и прильнул к окну, продолжая в полудреме думать о Гарри. Больше всего сейчас беспокоило, не изменило ли его время, не отразилась ли на его былом мастерстве оторванная от творческой работы, малоактивная жизнь, которую он вел в последние годы. Вдруг он утратил загадочную для всех способность, которая когда-то вызывала трепет неискушенных зрителей и поражала талантом профессионалов. Добряк Гарри! Дядя Верной закрыл глаза и увидел громадную афишу, на которой большими буквами написано: "Великий Домино, Человек с чудотворными глазами".
Сейчас трудно припомнить точно, когда началась бессонница. Самое большее, что приходило Мэри в голову, было то, что впервые она обратила на это внимание вскоре после возвращения дяди Вернона из НьюЙорка. Интересно, имелась ли связь между двумя этими событиями? Было ли это результатом разочарования старика? Ведь он вернулся, словно проигравший битву полководец, волочащий за собой по земле боевое знамя. Он героически пытался скрыть свои чувства, но сердце Мэри сжалось, когда она услышала его рассказ.
Нет, он не упал со сцены, просто его посчитали слишком старым.
Было ли это причиной ее бессонницы? Или что-то другое? Ожидание звуков, которых ей уже не суждено больше услышать, или звона колокольчика в пустой спальне напротив холла? А может быть, сильная тоска по отцу? Но какова бы ни была причина, Мэри страдала от бессонницы.
Первой практическую помощь попыталась оказать Софи. Однажды она обнаружила Мэри в кухне в три часа ночи, разогревающую кастрюльку с молоком.
- Вам необходимо проконсультироваться с доктором, - твердо сказала Софи. - Мэри, человек не может жить без сна. Это неестественно!
- Я убеждена, что это всего лишь нервы.
- Да. И я не удивляюсь. У меня самой нервы разыгрались. Это все с тех пор, как в доме появился мистер Эстрада.
- Это не имеет никакой связи с дядей Верноном.
- Ну что ж. Возможно, это нехватка витаминов или что-то в этом роде. Но вам никто, кроме доктора, совета дать не сможет. Не хотите назавтра назначить встречу с доктором Хазелтоном?
- Посмотрим.
- О Мэри, - тяжело вздохнула Софи. - Почему в последнее время вы перестали меня слушать? Выходит, теперь я должна быть здесь прислугой, как этого хочет ваш дядя?
Мэри схватила ее за руку.
- Конечно, нет, Софи, я навещу доктора Хазелтона завтра.
На следующий день она уехала в открытой машине в город. Поток свежего воздуха, ласкающего лицо, улучшил ее настроение. Ветер пригладил ее обычно непослушные каштановые волосы, откинул назад, и теперь они развевались каким-то темно-рыжим каскадом. Мэри почувствовала, как заметно отвлекла ее от забот эта десятимильная поездка в соседний городок Монткалм.
Дом доктора Хазелтона одновременно был и его кабинетом; белый и чистенький, в колониальном стиле, он находился на небольшой боковой улочке в нескольких минутах ходьбы от главной магистрали города.
Сам доктор в воображении Мэри всегда представлялся старым; он был седым и в приличном возрасте еще во времена ее детства, когда его приглашали к ней.
В маленькой приемной она узнала голос старшей сестры, с которой договаривалась о визите по телефону. Пока она ждала на скамеечке, внутренняя дверь открылась, и из нее выглянул симпатичный молодой человек с черными глазами и забавным ртом и носом. Он что-то сказал старшей сестре и снова закрыл дверь. Судя по белому халату, это был доктор.
- Кто это? - спросила Мэри. - Человек, который только что заглядывал сюда?
- Как кто? Это доктор Хазелтон.
- Прекрасно, - заметила Мэри. - Интересно, какие это такие витамины принимает он?
- Извините, я вас не поняла.
Конечно, это был сын старого доктора Хазелтона; она поняла это с первой же минуты, как вошла в кабинет. Старый доктор уже не мог из-за возраста практиковать; возможно даже, что он уже умер. Это был его сын и наследник - наследник всех этих термометров, горчичников и, естественно, жалоб на неважное самочувствие. Но он уже внес изменения, связанные с наступлением эпохи новой техники: ярко сверкали стерилизатор, рентгеновская установка и другое оборудование.