И если на площади перед парламентом будет достаточно места, а у вас хорошее зрение, то вы сможете заняться и еще одной увлекательной вещью — сосчитать складки на юбке эфзони. Их должно быть ровно четыреста. Столько лет турки господствовали над греками. А если уж кому-то и очень повезет, и он очутится совсем близко к марширующему солдату, а движения того не будут особо аккуратными, что большая редкость, то убедитесь вы и в том, что на воине не колготки, а особая двухслойная конструкция…
— Какая какая конструкция? — снова поперхнулся я, предчувствуя со своим богатым воображением худшее.
— Собственно, первый слой — это чулки, которые крепятся на специальном кожаном поясе, и только поверх них надеваются белые гетры, также фиксируемые сзади поясками с забавными черными кисточками. Завязать аккуратно их самому, задача очень сложная. Так что юноши часто прибегают к услугам коллег по цеху, и какое зрелище в этот момент с учетом юбки и чулок открывается добровольному помощнику, вы себе можете представить. Поэтому в этом полку иногда и случаются определенного рода скандалы, правда, всеми силами замалчиваемые. Особенно советую обратить внимание и на шаг, которым маршируют эфзони. Он специальный и повторяет пинок, которым греческие воины выпроваживали турков из своей страны. А теперь, с учетом того, что я вам рассказала, кто-нибудь мне может объяснить, зачем на красных туфлях (символ пролитой крови, каждая весит по три с половиной килограмма) наших мальчиков имеются массивные помпоны?
— Тоже, чтоб за баб сойти? — ступил Валера.
— Не совсем так, — сочувственно подмигивая Венечке, произнесла Фрекен Бок. — Точнее, общее направление мыслей верно, как в анекдоте про Вовочку. Это действительно отвлекающая уловка. Под распущенными черными нитями там спрятаны широкие и наточенные лезвия. И если воин оказывался обезоруженным, то он бросался на своего противника, лягался и пинался до последнего. Я же не зря сказала про знаменитый греческий шаг во время марша.
И после этого, други, вы еще спрашиваете, почему я так рвался живьем поглазеть на этот еперный балет? А посмотреть было на что.
Под такие рассказы путешествие на пароме никто не заметил, быстро пролетели и два часа в пути в автобусе. Акис поставил всем какую-то незамысловатую комедию, а я как обычно набрасывал на планше все, что успел услышать от Брони.
— Павсаний, весь автобус задерживаешь, так на церемонию из-за тебя не успеем, — раздался над ухом тихий голос Чельнальдины, как всегда неожиданно подкравшейся сзади. — И, поскольку ты у меня теперь личный летописец, то поделюсь только с тобой и еще одним секретом. Всю группу я сейчас оставлю перед входом в парламент на площади Синтагма у могилы неизвестного солдата, где и разворачивается основная часть церемонии. А тебя, судя по твоим вопросам, как обычно интересуют гораздо более пикантные моменты. Так что думаю, провожу как я тебя лучше в небольшой переулок, где происходит… эээ, досмотр солдат перед парадным выходом на публику. И ты убедишься в том, что я ничего не придумала о национальном костюме. Фотографировать публично там нельзя, но ведь ты же придумаешь способ?
— Сделаем, — подмигнул уже я Броне. — И что, про чулки и специальный мужской пояс точно не выдумка?
Бл*ха. Не выдумка.
В этом я лично удостоверился, когда двое военных рангом постарше детально оглядели этих самых красавцев-парней и прощупали каждую застежку на сем кожаном изделии. А при том, как маршировали эти солдаты, задирая и выбрасывая ноги выше плеч, забота эта была совсем непраздной.
10. «Держитесь подальше от»
Сейчас я кого-нибудь разочарую, но Афины не произвели на меня того впечатления, на которое рассчитывал. Я ожидал увидеть город, состоящий из прекраснейших мраморных зданий и знаменитых античных статуй, и все это было на Парфеноне и частично за окном автобуса, в котором мы на бешеной скорости пытались прорваться по свободным магистралям от пробки к пробке, потому что оказались в столице в субботу. Но само сердце Афин — центральная часть, меня, мягко говоря, покоробила.
Быть может, за это древний город, почувствовавший возникшую в сердце мимолетную неприязнь, и отомстил мне, сыграв не одну злую шутку. Сейчас, конечно, я могу только со смехом вспоминать собственные злоключения, но тогда, когда я летел по незнакомой территории где-то в периферийных кварталах и ощущал себя героем второсортного ужастика, с чувством юмора было туго.
Собственно, в первую очередь, меня неприятно поразило огромное количество мусора в центре и бомжей на улицах. Таким я помнил Невский проспект и Сенную площадь в Петербурге в середине девяностых годов прошлого века и никак не думал, что в Греции сяду на машину времени и вернусь на пару десятилетий назад.
И совсем уж удивительным было обнаружить в центральной части огромное количество сгоревших зданий, стыдливо прикрытых просто досками со щелями или металлической сеткой. Такие бывшие строения были в основном зажаты между громадными торговыми центрами, одинаковыми по всему миру и растущими как грибы.
Здесь же вперемешку с новостроем и пустующими участками земли попадались и остатки древних колонн, только совсем не белоснежного цвета, а какого-то грязно-песочного. Запомнилась и небольшая православная церквушка, буквально впихнутая между салоном шуб, бесконечными уличными ресторанами и домом обуви. О техническом состоянии большинства самих исторических зданий, почти не оставшихся в центре (почти вся Греция — это сейсмически опасная зона), я вообще молчу. Потому что иначе как аварийным его назвать сложно.
Петербургские градозащитники уже давно ходили бы многотысячными митингами вокруг таких объектов и ваяли тонны возмущенных писем в Кремль. Ответить на мои многочисленные вопросы Фрекен Бок не смогла. Архитектура явно не была ее сильной стороной, да и как любой островной житель, особой любви к столице Броня не питала.
Разгадку сего казуса я узнал уже во время другого путешествия. Там седовласая бабуся-болгарка, которая сначала показалась мне глубоко и основательно въехавшей в маразм, вдруг неожиданно на очень чистом русском пояснила, что существует кардинальное различие между российской и европейской реставрационными школами.
Мы, как только появляются деньги, стараемся замазать и законопатить любую трещинку, покрыть слоем современной защитной краски фасад, сменить булыжник на мостовых и стремимся к тому, чтобы все выглядело как новенькое. А в Европе ценится то, что туристы могут любоваться зданиями и сооружениями, такими, какими их видели великие древние люди. И пусть фасад у дома и кажется обшарпанным, но это историческая обшарпанность, которой, возможно, наслаждался сам Байрон. И это, по мнению европейцев, гораздо ценнее любого новодела.
А мои злоключения начались, когда Броня объявила о свободном времени после экскурсии. Вариантов было два: либо отправиться вместе с большей частью группы на обед в ресторан с видом на площадь Синтагмы, либо еще раз самостоятельно в течение двух часов побродить по центру.
Есть мне особо не хотелось, с учетом бесконечных лавок сладостей и национальных деликатесов, по которым нас протащила Броня, безусловно имевшая процент с каждой покупки, а мать затарилась так, что я теперь опасался за нашу возможность влезть в автобус. Да и сам общеевропейский стиль ресторана не показался мне чем-то презентабельным. И уж тем более я не хотел при таком раскладе терять драгоценное время и упускать возможность познакомиться с городом самостоятельно.
— Броня, я прогуляюсь, — проинформировал я, отделяясь от группы.
— Слав! А как же покушать, надо питаться… — засуетилась мать.
— Мам, во-первых, мы уже договаривались дома, что ты не скупаешь продукты так, как будто впереди третья мировая война. Во-вторых, мы условились, что как взрослый человек я имею полную свободу передвижения. В-третьих, ты обещала не кормить меня насильно! — рявкнул я, отчётливо понимая, что со временем мать нарушит и все остальные пункты наших ялтинских соглашений.
— Кстати, о свободе передвижений. Слав, ты уверен, что действительно все будет в порядке? — пристально воззрилась на меня Фрекен Бок.
— Конечно. Я прекрасно владею английским, и у меня есть карта города! — сделал я пальцы веером. — Броня, ну, что может случиться? Это же центр Афин, середина дня, а не какой-нибудь ночной гоп-стоп московского Чертаново или наш Весёлый Поселок.
— Да, Слав, но Афины — это гигантский международный порт. Здесь масса нелегальных мигрантов из всех стран мира, и даже я не рискую гулять одна в некоторых местах. Этот город иногда как заколдованный. Тебе кажется, что идёшь по одной улице, а оказываешься совсем на другой. Главное помни — чуть что, стоит громко орать: «Полиция!» и бежать к этим молодым людям, одетым в черное. И постарайся держаться подальше от африканских кварталов за Некрополем. Это жуткое место.
— Да-да-да. В Петербурге все то же самое. А словосочетание «постарайтесь держаться подальше от» было вырезано маникюрными ножницами из передовицы «Таймс», — хмыкнул я. — Бронь, в силу профессии я в курсе, что такое виктимное поведение. И догадываюсь, куда не надо соваться, чтобы не получить по башке.
А мысль о том, что советом Брони, возможно, придется воспользоваться, у меня смутно промелькнула первый раз, когда я присел на остановке общественного транспорта, чтобы перекурить и попить воды. Поблизости от меня расположились две степенные греческие матроны, также пыхающие сигарками, старички-французы и молодая китаянка. А сзади нас как раз и маячили представители власти в чёрной униформе, решившие перекусить в местном «Макдональдсе».
Просто фантастически тощий наркоман-индус, на фоне которого даже Венечка смотрелся поросенком-перекормышем, выполз на четвереньках откуда-то из бокового прохода, деловито оправил одежду и на нетвёрдых ножках пошебуршал в нашу сторону. Мужик, явно красивый в далёком прошлом, казался настолько изможденным, что по его телу было впору изучать анатомию. Левую руку от середины до плеча он предупредительно забинтовал не вполне чистой тряпицей, а вот на правую силенок уже не хватило. Она вся цвела в «дорогах».
Таких доходяг я уже давно не видел и, честно говоря, был абсолютно уверен, что наркот сейчас примется канючить деньги на новую дозу. И потому меня постиг почти шок, когда мужик отвинтил с поясницы засаленный пиджак, накинул его на себя и в лучших традициях спекулянта распахнул одежонку, казавшуюся на три размера больше, а греческие матроны принялись что-то живо обсуждать и тыкать пальцем наркоту в закрома.
Что в итоге они купили, я так и не понял, но затем настала очередь французов. Те запали на советские значки(!), китаянка приобрела две пары сандалий такого миниатюрного размера, о существовании которого для взрослой особи я не догадывался в природе. А индус уже висел надо мной, улыбаясь на совсем уж феерические тридцать два здоровых зуба.
— Sir, give me some money, sir, (Сэр, дайте мне немного денег), — наконец-то ожидаемо загундел он, а потом совсем неожиданно продолжил, — and tomorrow I’l bring you whatever you want. The best hash, coins, drugs, weapon. Maybe some special orders? (И завтра я принесу вам все, что вы пожелаете: лучшая тра* ка, монеты, наркотики, оружие. Что-нибудь совсем специфическое?)
— Oh, no, thanks. I don’t need anything, (Спасибо, мне ничего не нужно), — подорвался я на лавке, замечая краем глаза, как к остановке подъезжает автобус, а мои внезапные попутчики готовятся к посадке в него. В кармане болталась какая-то мелочь, которую я и сунул наркоту, зная, что в таких случаях проще отделаться меньшим. А еще лучше озадачить такого собеседника какой-то же не вполне адекватной реакций.
— Well, I’d like to buy the model of the yellow submarine. (Ну, что ж. Я бы хотел купить макет жёлтой подводной лодки).
— It has to be exactly yellow? (это должно быть обязательно жёлтым?) — озадачился индус, видимо, никогда не слышавший песню «Желтая подводная лодка» Леннона.
— Yeah, surely (Да, именно), — проорал я, улепетывая к центру.
А дальше и приключилось то, о чем меня предупреждала Броня. Вроде бы я шел по правильным улицам, быть может, пару раз свернул на параллельные из-за грохота музыки, которая летела повсюду, где обустраивались на полу группки местной молодежи. Парни и девушки коротали время тем, что исполняли популярные песни или танцевали для толпы прямо в сердце столицы, пытаясь заработать деньги на существование. Кто-то пел очень недурственно, кто-то откровенно фальшивил, но все вместе это вылилось в чудовищную какофонию, и через какое-то время голова стала чугунной.
То, что дорогие бутики, торговые центры и роскошные рестораны уступили место лавчонкам поскромнее, да и просто откровенным забегаловкам, я заметил где-то через полчаса марша. Потом пошли уже откровенные блошиные рынки, с товарами б/у и резким запахом нафталина. Как я очутился у границы центра с Некрополем, я и сам не заметил.
Сообразил, где я нахожусь, только благодаря зашуганной экскурсионной группе, высадившейся из автобуса и буквально бегом пролетевшей мимо всех этих барахолок к входу на объект. До кучи группу сопровождали явно парни-охранники. Тут и у меня в мозгах щелкнуло, что пора возвращаться подобру-поздорову, особенно когда, раззявясь по сторонам на развалины вещей, а точнее гигантские свалки, я наткнулся на еще одну наркоманку.