Из своей комнаты Бабушка внимательно следит за кукольно-назидательным сюжетом, напряженно вслушиваясь в голоса телетравести.
Что-то напевает на кухне Нина Елизаровна.
Настя медленно встает с дивана, подходит к старенькому комоду красного дерева, уставленному женскими безделушками и шкатулками, и открывает самую большую шкатулку, доверху набитую лекарствами.
На экране Хрюша уже показывает мальчикам и девочкам всей страны ветхозаветный мультфильм, и Бабушка с тоской отводит глаза.
(i)…Под корабельной рындой, на отрывном календаре - 23 февраля 1947 года.(/i)
(i)В большой адмиральской квартире Дедушка в компании флотских приятелей весело, шумно и пьяно празднует получение юбилейной медали «30 лет Советской Армии и Флота».(/i)
(i)Вокруг стола порхает Бабушка в крепжоржете. Рядом с Дедушкой сидит его верный Друг - единственный не морской офицер. Маленькая Нина считает орденские колодки на отцовском кителе и на висящем портрете министра обороны Булганина…(/i)
(i)- Ура! У министра меньше, чем у папы! (/i)
(i)Пьяный Дедушка весело снимает со своего кителя новенькую медаль и прикалывает ее к портрету. И получилось смешно! Бабушка хохочет, целует Дедушку, пряча глаза от Друга. Все веселятся, кричат, чокаются с портретом, пьют за здоровье маршала…(/i)
(i)А Друг с ласковой улыбкой смотрит то на пьяного дедушку, то на развеселую Бабушку, то на проколотый портрет члена правительства.(/i)
Когда уже все, кажется, спят мертвым сном, возвращается Лида. Как только раздается осторожный поворот ключа в двери, Нина Елизаровна тут же открывает глаза. Она слышит, как Лида почти бесшумно входит в квартиру, как проскакивает в ванную, как течет вода из душа.
Полежав еще несколько секунд, Нина Елизаровна приподнимается на локте, убеждается в том, что Настя на своей раскладушке дрыхнет без задних ног, и встает.
Бабушка в своей комнате лежит с открытыми глазами, скошенными в темноту куда-то в коридор, ванную, откуда доносятся неясные приглушенные голоса дочери и старшей внучки. Ей кажется, что там кто-то всхлипывает, и правая полуживая сторона лица Бабушки принимает тревожное, испуганное выражение…
В тесной ванной зеркало висит над умывальником. Для того чтобы увидеть себя в полный рост, Лида стоит на шаткой табуретке, одетая лишь в яркие купальные трусики и узенький лифчик гонконгского производства.
В руке она держит пестрый пакет из-под купальника и, не без изящества и грациозности, изображает на своем неверном пьедестальчике позы записной манекенщицы.
Нина Елизаровна, в одной пижаме, всплескивает руками:
- Как тебе идет, Лидка! Фантастика! Мужики должны просто дохнуть, как мухи! Сколько?
- Ну какая тебе разница, мамочка! Важно, чтобы было в чем раздеться! Вернусь из отпуска, возьму халтурку и рассчитаюсь. Наш бюджет - неприкосновенен.
- Потрясающе, Лидуня… Я так за тебя рада!
А Бабушка все вслушивается и вслушивается в веселое курлыканье из ванной. В ночной тишине оно так похоже на плач и стенания. В какую-то секунду она уже протягивает руку к веревке от рынды, как вдруг явственно раздается счастливый смех ее дочери. Бабушка сразу теряет интерес к происходящему. Рука ее бессильно падает на постель, глаза тоскливо упираются в потолок, на котором покачивается свет уличного фонаря.
Теперь на табуретке перед зеркалом стоит Нина Елизаровна. Она умудрилась сохранить в своем возрасте хорошую фигуру, и этот заморский купальник оказывается и ей впору.
- Мамуля, ты неотразима! Возвращаюсь - сразу беру две халтуры и достаем тебе точно такой же!
- Не очень откровенно, а? - тревожно спрашивает Нина Елизаровна.
- Блеск, мамуль! Фантастик, се манифик, формидабль, елки-палки!
Открывается дверь, и появляется Настя в коротенькой, еле доходящей до бедер ночной рубашонке с глубоким вырезом на груди: - Вы что, ребята, офонарели? Первый час ночи.
- А ну, иди отсюда, - строго говорит ей Нина Елизаровна с табуретки. - Марш в постель. Завтра не добудишься.
Но Настя даже ухом не ведет. Она критически осматривает мать в ярком купальнике, с видом знатока щупает материал на трусиках и презрительно говорит:
- Гонконг. Дешевка. Красная цена - полтинник в базарный день.
- Сколько?! - в ужасе переспрашивает Нина Елизаровна.
- Пятьдесят рэ, - поясняет Настя.
- Это правда? - Нина Елизаровна растерянно смотрит на Лиду.
Лида виновато кивает головой.
- Чего ты пугаешься? - ухмыляется Настя. - Хороший фирмовый купальник тянет на двести пятьдесят.
- Чем же он должен быть еще лучше?! - плачуще восклицает Нина Елизаровна и неловко слезает с табуретки.
- Гораздо более открытый, - объясняет Настя.
- Кошмар! Ты-то откуда все это знаешь?
- Я что, на облаке живу, что ли? - невозмутимо говорит Настя.
Бом-м-м!!! - раздается первый утренний удар корабельной рынды.
- Настюша, я мою посуду! Вынеси скорее судно из-под бабушки! - кричит из кухни Нина Елизаровна.
- Я ничего не знаю - я убираю раскладушку!
- Ну что за паршивая девка, - чуть не плачет Лида.
Уже готовая к выходу из дому, она бросается в комнату Бабушки, осторожно выпрастывает из-под нее судно и мчится с ним в ванную.
Нина Елизаровна всего этого не видит и поэтому снова кричит:
- Кому я говорю, Настя! Не тебе - мне потом белье застирывать!
- Лидка уже выносит! Чего вы на меня с утра, как два Полкана?
Дверь в ванную открыта. Видно, как Лидка второпях споласкивает судно, спускает воду.
- Мамочка, ты не брала мой проездной?
- Нет.
- Зачем тебе проездной? - спрашивает Настя. - Тебя на машине возят.
- Дура! Пока меня возят только в одну сторону. Мамуля! Ну посмотри, где мой проездной! - Лида пробегает с судном через комнату.
- Лидочка, ищи там, куда ты его положила. - Нина Елизаровна появляется в полном макияже, с тщательно сработанной прической.
Настя даже присвистнула:
- Ты кого-нибудь ждешь? - В ожидании ответа она бросает в рот несколько таблеток и запивает их водой.
- Что за таблетки ты жрешь? - Нина Елизаровна испуганно хватает Настю за руку. - Покажи сейчас же!
- Да смотри, смотри. Аскорбинка с витамином «С».
- Боже мой, где мой проездной билет? - мечется Лида. - Ты не брала, Настя?
- Да подавись ты своим проездным! - Настя вытаскивает из заднего кармана джинсов проездной билет и бросает его на стол. - Когда у меня будет мужик с тачкой, он меня будет возить и туда, и обратно.
Лида в отчаянии подхватывает сумку, проездной билет и мчится к дверям:
- Мамулечка, умоляю, дай ей по шее! Целую!
И Лида выскакивает из дому, хлопнув дверью.
Настя тут же садится на подоконник и наблюдает утренний ритуал.
Вот из парадной выскакивает Лида, вот она подбегает к машине, вот Андрей Павлович, недовольно глядя на часы, целует ее в щеку, и они укатывают.
- Знаешь, ма… - задумчиво говорит Настя.- Мне кажется, что этот Андрей Павлович со своим односторонним движением все-таки жлоб.
- Чего это ты вдруг взялась лопать аскорбинку? - подозрительно оглядывает Настю Нина Елизаровна.
- Весной и осенью нужны витамины. Кого ты ждешь, ма?
- Не твое собачье дело. Вот тебе рубль и выметайся из дому.
- Мне этот рубль - до фени.
- Эт-т-то еще что за выражения?! - возмущается Нина Елизаровна.
- «Собачье дело» можно, а «до фени» слух режет, - усмехается Настя и неторопливо натягивает куртку. - Дай двадцать копеек.
- Почему только двадцать?
- На автобус и на метро. В обе стороны.
- А что ты есть будешь?
- Пока я на практике в продовольственном магазине…
- Слушай, - от огорчения Нина Елизаровна даже опускается на стул. - Но это же гнусность. Это элементарно безнравственно и неинтеллигентно. И ты не имеешь права…
- Я тебя умоляю, ма! - досадливо прерывает ее Настя. - Не берись переделывать систему.
- Да плевать мне на систему! - вскакивает Нина Елизаровна. - Я не хочу, чтобы ты в ней участвовала!..
- Хорошо, хорошо, хорошо, - кротко говорит Настя, берет рубль и целует мать в щеку: - Декабристочка ты моя! - Она взмахивает сумкой в сторону бабушкиной комнаты: - Привет, бабуля!
На автобусной остановке масса народу. Рядом два киоска - газетный и табачный.
Настя покупает пачку сигарет «Пегас», тщательно пересчитывает сдачу и видит подкатывающий переполненный автобус.
Она тут же деревянно выпрямляет правую ногу в колене и нахально, будто бы на протезе, ковыляет к передней двери автобуса, минуя громадную очередь, которая штурмует заднюю дверь.
Мало того, она требовательно протягивает руку, и кто-то из сердобольных пассажиров помогает «девочке-инвалиду» подняться в автобус.
В салоне ей тут же уступают место между совсем древним старичком и беременной теткой с годовалым ребенком на руках…
Дома Нина Елизаровна, уже возбужденная, порхает по всей квартире в нарядном платьице, которое расстегивается целиком, как халатик. Тоненький красный лакированный поясок выгодно подчеркивает талию. Единственное, что не гармонирует с ее внешним видом - старые, стоптанные домашние тапочки.
Одновременно она умудряется накрывать на стол, чертыхаясь, вспарывать консервную банку «Завтрак туриста», тоненько, элегантно кроить сыр, нарезать хлеб, молоть кофе… И привычно болтать с матерью.
Где бы ни оказывалась Нина Елизаровна - в кухне ли, в большой ли комнате, в коридоре, около постели матери, - она не умолкает ни на секунду:
- …какой-то прелестный в своей незащищенности! Две недели, клянусь тебе, каждый день мотался в наш кретинский музейчик! Очень, очень милый! Уверена, что он тебе понравится. Знаешь, ничего нашего, московского! Ни нахрапа, ни хамской деловитости: машину - «взял», икорку, осетринку - «сделал», на министра -«вышел», кислород кому-то - «перекрыл»… Просто поразительно! Нормальный застенчивый человек. Чуточку, ну самую малость, провинциальный. Но и в этом свое очарование! Наверное, только там, да, мама, остались такие? На юге России. Помнишь, под Одессу ездили, когда Лидка маленькой была. Там же до старости -«Ванечка», «Колечка», «Манечка»… И странно, и мило - старику за семьдесят, а он у них все «Петичка»! Я думаю, это в них чисто климатическое. Больше тепла, больше солнца… Суетни меньше. «О, море в Гаграх, о, пальмы в Гаграх», - поет Нина Елизаровна и ставит на стол масленку.
Тут она влетает в комнату матери, подтыкает ей под щеку салфетку и сует в рот поильник:
- Да, мамуля, миленькая! Я что хотела тебя попросить… Мамочка, мне дико неудобно, но… Понимаешь, ма, сразу после твоего дня рождения Лидочка улетает в отпуск. С этим… Ну, с Андреем Павловичем со своим. На юг. Кажется, в Адлер. И там у них, может быть, все и… Ну, в общем… А я только что купила Насте эту куртку дурацкую. Они же теперь, эти задрыги, пальто не носят. Им нужна только куртка, и со всеми, как они говорят, «примочками»! Я не могла бы взять из твоей пенсии для Лидочки рублей пятьдесят? Вроде бы как это от тебя ей подарок к отпуску… И не волнуйся - мне тут один рефератик заказали -минимум сто рублей, и я тебе сразу же эти пятьдесят верну, а? Но только между нами. Хорошо? А то с ее отпускными дальше Малаховки не уехать. Слушай, я вчера примеряла ее купальник. Мамуля! Не то, что раньше, но я еще очень и очень ни-че-го!.. Мамочка, я возьму у тебя деньги, да?
Парализованная старуха пытается вытолкнуть языком изо рта носик поильника, чай течет на подушку, глаза ее в бессилии прикрываются, и Нина Елизаровна принимает это за согласие. Она бросает взгляд на часы, быстро вытирает матери лицо и лезет в нижний ящик бабушкиного комода. Достает оттуда деньги, отсчитывает пятьдесят рублей и, пряча их, уже в большой комнате, в одну из шкатулок, говорит:
- Спасибо, мамуля! Пусть Лидка хоть чуть-чуть почувствует себя нормальным независимым человеком. Хоть в отпуске. Мало ли что. Ты не представляешь себе, какие сейчас сумасшедшие цены! Кошмар! Совершенно непонятно, на кого это рассчитано и чем это кончится! Просто счастье, что ты не ходишь по магазинам. Ничего нет, и все безумно дорого. Фантастика! Какой-то пир во время чумы! А мы в полном дерьме.
И в это время раздается звонок в прихожей.
Нина Елизаровна на мгновение замирает, смотрит на часы - ровно десять.
- Он! Я прикрою к тебе дверь, мамуля? Не обидишься?
Нина Елизаровна влетает в тесную прихожую, сбрасывает стоптанные тапочки и с криком: «Одну минутку! Сейчас, сейчас!..» - подтягивает колготки и надевает уже заранее приготовленные нарядные туфли на высоких каблуках.
Последний взгляд в зеркало - и Нина Елизаровна, сдерживая рвущееся из груди дыхание, неторопливо открывает дверь.
На пороге стоит Евгений Анатольевич. В руках у него пять чахлых розочек и бутылка шампанского, добытая вчера в честном и неравном бою с государственной антиалкогольной кампанией.
- Доброе утро, Нина Елизаровна, - смущенно говорит он.
- Здравствуйте, Евгений Анатольевич. Ну, проходите же, проходите!
Евгений Анатольевич осторожно переступает порог и сразу же. автоматически, снимает полуботинки, оставаясь в носках.
- Эй, эй! Немедленно прекратите этот стриптиз! - прикрикивает на него Нина Елизаровна.- В нашем доме это не принято.
- Что вы, что вы… Как можно?
- Я кому сказала - обувайтесь! Тоже мне, герой-любовник в носочках!
- Вот… - Евгений Анатольевич протягивает Нине Елизаровне розы и бутылку шампанского, сует ноги в туфли и начинает снимать пальто.
- «Не могу я жить без шампанского и без табора, без цыганского!..» Где розочки брали?
- У Белорусского вокзала.
- Вы нормальный человек?! Они же там по пятерке штука! Вы что, наследство получили?
- Нет, суточные. И компенсацию прислали. За неиспользованный отпуск, -простодушно объясняет Евгений Анатольевич.
- Да нет, вас лечить надо, - убежденно говорит Нина Елизаровна и проталкивает Евгения Анатольевича в большую комнату. - Я, кажется, займусь вами серьезно!
Евгений Анатольевич целует руку Нины Елизаровны, улыбается:
- Я могу только мечтать об этом.
В большом учрежденческом женском туалете Марина поправляет волосы перед зеркалом, оглядывается на закрытые двери кабинок и говорит:
- Я тебе еще раз повторяю: важно решить в принципе - ехать тебе с ним или не ехать.
- Для меня это вопрос жизни. Там все, наконец, может решиться и…
Из-за дверей одной из кабинок слышен шум спускаемой воды.
Марина хватает Лиду за руку и выволакивает ее в коридор.
- Ни черта там не решится, институтка бездарная!
Они быстро идут по коридору к своему отделу.
- Это для тебя вопрос жизни, а для него - баба в койке на время отпуска. Ни шустрить не надо, ни клеить, ни охмурять. Эва, как удобно! - раздраженно говорит на ходу Марина.
- Маришка, я запрещаю тебе!
- Но он же кобель. Посмотри на него внимательно. На его сладкой роже так и написано: кобель!
- Марина! - возмущенно шипит Лида.
- Хочешь докажу? Хочешь?! - Марина останавливается у дверей своего отдела. -Смотри! Идиотка…
Она рывком открывает дверь, входит в отдел, зябко поводит плечами и с прелестной улыбкой громко обращается к Андрею Павловичу:
- Андрей Павлович, родненький, а если я закрою форточку?
Лида проскальзывает в свой дальний угол.
- Ради бога, Марина Васильевна. А если это сделаю я?
- Что вы, что вы, шеф! Как можно, начальничек…
Марина подходит к окну у стола Андрея Павловича, задирает и без того короткую юбку, обнажая красивые стройные ноги, взбирается на подоконник и обстоятельно закрывает форточку.
Сохраняя на лице улыбку, ставшую деревянной, Андрей Павлович нервно проглатывает слюну, не в силах оторватъ глаз от ног Марины.
Отдел замер. Все ждут реакции Лиды. Но Лида, просмотрев весь этот спектакль, уже уткнулась в бумаги.
А Марина с подоконника лукаво поглядывает на Андрея Павловича. Тот встает из-за стола, протягивает ей руки: