Все чаще и чаще Гамилькар беседовал с детьми, посещая уроки Силена и других учителей.
– Учитесь, львята! – как-то сказал он им. – Люди всегда чему-нибудь учатся – у друзей или у врагов, на собственных или на чужих ошибках. Не так ли, Силен?
Эллин утвердительно кивнул головой.
– Наши отцы, – продолжал Гамилькар, – совершали великие деяния, но и они ошибались. Они воспитывали сыновей своих у себя дома, обучали их всему, что должен знать хозяин, купец и мореход. Если юношам приходилось служить в войске, они были чужими для воинов. Во время похода рабы несли их щит, на привале мыли им ноги и обтирали со лба пот. Поэтому мы терпели поражения, поэтому нас разбили римляне. Я слышал, что римские полководцы не останавливаются даже перед казнью собственных сыновей, если они нарушают дисциплину. Так будет и с вами. Вам ясно?
– Да, отец, – ответил за всех Ганнибал.
Поручение
Всю ночь Гамилькар ходил из угла в угол своего шатра. Свежий ветер с гор врывался сквозь щели и колебал пламя светильников. Странные призрачные тени прыгали на сером холсте и кожаном пологе шатра, заменявшем дверь.
Вчера из Карфагена прибыла гаула. Дурные вести лишили Гамилькара сна. Порой полководец склонялся над квадратной медной доской и тревожно вглядывался в линии, обозначавшие морские берега, русла рек, и в мелкие надписи с названиями бесчисленных ливийских племен. Он водил по доске пальцем, покачивая головой. Толстые губы его шевелились.
Утром, как обычно, Ганнибал заглянул к отцу. Смуглое, тронутое морщинами лицо Гамилькара было спокойно, только в тяжелом взгляде из-под нависших бровей чувствовалась едва заметная тревога.
– Входи, сын. Сегодня я дам тебе поручение.
– Какое, отец? – нетерпеливо воскликнул Ганнибал.
Гамилькар схватил сына за плечи и, приблизив к себе, долго смотрел в упор, словно пытаясь понять, на что он способен.
– Нам придется надолго расстаться. Я тебя отправлю за слонами.
– В Индию?
Гамилькар улыбнулся:
– Нет, не так далеко. Теперь по соседству с Карфагеном есть своя маленькая Индия, и царем в ней Рихад. Помнишь того погонщика, который привел первых двенадцать слонов?
– Да, отец.
Гамилькар сел и, подняв с ковра медную доску, положил ее себе на колени.
– Смотри внимательно. Вот наш город в глубине залива. Слева – похожая на змейку река Баград. Еще дальше – владения мавров, граничащие с океаном, а вот здесь, к югу, видишь небольшой кружок? Это озеро Тритонов. Оно находится на границах владений царя массасилов Гайи. На берегах этого озера наши вылавливают слонов и с помощью Рихада приучают повиноваться погонщику.
– Почему же ты говоришь о долгом расставании? Ведь морем до Утики не более пяти дней пути, а до озера, судя по этой доске, может быть вдвое больше.
Испытующе глядя на сына, Гамилькар ответил:
– Я дам тебе еще одно поручение, о котором, кроме нас с тобой, не должен знать никто.
Понизив голос, полководец продолжил:
– К северу от Тритониды находятся земли нумидийских племен – массилов и массасилов. Их цари Сифакс и Гайя – враги и соперники. Каждый из них стремится захватить власть над всей Нумидией. Гайя – наш старый друг, но мы не хотим, чтобы он одержал верх над Сифаксом. Карфагену выгодна слабая и раздробленная Нумидия. Вчера мне стало известно, что в столицу Сифакса Цирту прибыли римские послы во главе со знатным римлянином Сципионом. Можно не сомневаться, что Рим роет мне яму. Пока жив Гайя, нам нечего опасаться: он не допустит Сифакса в Карфаген. Но Гайя стар, а Сифакс молод и энергичен. Кто может поручиться, что после смерти Гайи его наследник не пойдет на сговор с Сифаксом и стоящими за его спиной римлянами?
– Кто же наследник Гайи?
– По нумидийскому обычаю, царю наследует не сын, а брат. У Гайи лишь один брат. Это Нар-Гавас, добивавшийся руки твоей сестры Саламбо. После того как она отдала предпочтение Красавчику, Нар-Гавас стал нашим врагом. Хорошо еще, что Гайе не по душе обычаи предков и он мечтает передать власть своему сыну Масиниссе. Если Масинисса займет престол Гайи, он должен быть нашим другом.
– Сколько лет этому Масиниссе? – спросил Ганнибал, догадываясь в чем состоит поручение отца.
– Он твоих лет или помоложе на два-три года. Я слышал, что это пылкий и увлекающийся мальчик. Он в том возрасте, когда из человека можно вылепить все, как из глины. Но запомни: нумидийцы скрытны и честолюбивы. Они падки на почести. С этими слабостями можно мириться. Главное – они верны своему слову и не выносят обмана. Зная эти черты нумидийцев, тебе будет нетрудно подружиться с Масиниссой. Тем более, что ты говоришь на его языке. Ты должен завоевать душу юного варвара. Может быть, тебе это представляется делом, недостойным воина. Но пойми, будущее республики зависит от того, станет ли преемник Гайи нашим другом, будет ли он ненавидеть Рим так же, как мы.
Лицо юноши дышало гордостью. Еще бы! Отец отпустил его одного и дал ему первое серьезное поручение!
В этот же день Ганнибал простился с братьями, Силеном, Махарбалом и другими учителями.
Степь
Вокруг простиралась всхолмленная степь, не знавшая плуга. На горизонте ее окаймляли горы, затянутые сизой дымкой. Удушливо и пряно пахли травы. Высокие желтые цветы хлестали по ногам, оставляя на сандалиях желтые пятна пыльцы. Часто прямо из-под копыт выскакивали маленькие зверьки с длинными, как у иберийских кроликов, задними ногами. Испуганные шумом дикие козы стремительно убегали прочь.
Рядом с Ганнибалом скакал Масинисса, босой, в коротком плаще, с бритой, как у большинства нумидийцев, головой. Лишь на макушке развевалась воинственная прядь.
Отец послал его вместе с этим юным чужестранцем к озеру, в окрестностях которого ловят и приручают слонов. Отпуская сына, Гайя сказал: «Ганнибал – наш гость!». Масинисса понимал, что это значит. Каждое желание гостя – закон. Нет страшнее преступления перед богами, чем обидеть или оскорбить гостя.
При виде дичи Масинисса, страстный охотник, то и дело тянулся к колчану со стрелами, но, поймав взгляд Ганнибала, снова хватался за конскую гриву. Масинисса чувствовал, что карфагенянин торопится, что ему хочется скорее увидеть слонов.
Ганнибал удивлялся быстроте нумидийских коней. Они скакали ровным галопом, красиво выбрасывая свои длинные, стройные ноги. Казалось, им неведома усталость. Изредка степь оглашалась их тревожным ржанием. Умные животные чуяли близость притаившихся в высокой траве змей или хищников и предупреждали всадников об опасности.
Попадались шатры нумидийцев – мапалии, напоминавшие кили опрокинутых бурей гаул. Обитатели этих хижин перекочевывали с места на место со своими стадами, и никто из них не мог бы показать землю, где он родился и где похоронены его предки. Ни разу на всем пути через владения Гайи Ганнибал не видел клочка пашни или фруктового дерева. Нумидийцы покупали муку у карфагенян, главной же их пищей были козье молоко, дичь, моллюски и мед.
Однажды на вершине холма Ганнибал увидел крест и на нем какую-то фигуру. Из-за большого расстояния трудно было различить, кто это.
– Беглый? – спросил Ганнибал, указывая на крест. Он имел в виду карфагенский обычай распинать на крестах непокорных и беглых рабов. Юный нумидиец не понял вопроса.
Когда они приблизились к кресту, оказалось, что распят не человек, а огромный лев с мохнатой гривой, которую Ганнибал принял за накинутый на голову мешок. Отважные нумидийские пастухи убили царя зверей и привязали его к кресту, чтобы отвратить от стад других хищников. Так же поступали под Карфагеном землепашцы, привязывавшие к шестам ворон. Масинисса же не понял Ганнибала, видимо, потому, что у его соплеменников не было рабов или они обращались с ними иначе, чем в Карфагене.
Чем ближе знакомился Ганнибал с жизнью нумидийских кочевников, тем больше понимал, какое трудное поручение дал ему отец. Сделать Масиниссу другом, когда ему так мила дикая воля этих бескрайних степей! Город оглушит его своей суетой, напугает алчностью и бессмысленной жестокостью. Здесь он чувствует себя щедрым хозяином, поставившим яства на стол. А в Карфагене Масинисса будет бедным гостем, допущенным к трапезе из милости. И ничто не заменит ему этого простора, этих парящих над холмами беркутов, этого запаха горьких трав.
На третий день вдали заблестела гладь озера. Его берега густо поросли высоким камышом, напоминавшим молодой лесок. Приближение всадников вызвало переполох гнездившихся в камышах уток, и целая туча птиц повисла над озером.
– А где же Рихад со своими слонами? Где «Маленькая Индия», о которой рассказывал отец? – Ганнибал растерянно оглядывался по сторонам.
– Там, за холмами, – сказал юный нумидиец. – Видишь верхушки столбов?
Ганнибал взглянул туда, куда показывал Масинисса, но не увидел никаких столбов. «Недаром нумидийцев называют степными орлами», – подумал он, удивившись зоркости своего спутника.
«Маленькая Индия»
Это был целый город, выросший в степи, словно по знаку чародея. Загоны, бесконечные ряды мапалий и большое кладбище для тех, кого убили слоны. Из каждых пятерых смельчаков, отправлявшихся на ловлю четвероногих гигантов, возвращалось живыми всего двое. Но желающих испытать свою судьбу не убавлялось. И все это благодаря иберийскому серебру. Гамилькар, готовившийся к большой войне, не жалел ни серебра, ни человеческих жизней.
Рихад, встретивший Ганнибала и Масиниссу, не был похож на царя «Маленькой Индии». В своем неизменном выцветшем на солнце плаще, с чалмой на голове он остался тем же погонщиком слонов, каким его знал Ганнибал в детстве. Познакомившись с индийцем поближе, он понял справедливость слов отца: «Этот человек стоит целой армии!». Вот и ошибся Красавчик, уверявший, что никому не удастся оседлать дикого и бестолкового «ливийца». По словам Рихада, ливийские слоны превосходят индийских свирепостью и силой и не уступают им в сообразительности. Незачем везти слонов из Индии, когда они под боком.
Индиец взялся сам показать гостям свои владения. Первый загон, к которому он подвел Ганнибала и Масиниссу, напоминал те, в которых пастухи запирают на ночь овец. Только вместо жердей и подпорок здесь были врытые в землю гладкие столбы. За ними на ровной, вытоптанной площадке ходили или лежали слоны: самцы и самки, слонята ростом с добрую лошадь.
– Это уже обученные?
– Дикари, – коротко ответил индиец. – Еще несколько дней назад они бродили там, за озером.
В центре другого, квадратного загона торчало какое-то странное сооружение. Два высоких столба, вбитых наискось в землю, образовывали треугольник. Между столбами стоял слон. С вершины треугольника свисала веревка, за которую держался человек. Вот он спустился на спину слона. Животное угрожающе помотало хоботом и, наклонившись, сбросило человека. Тот проворно взобрался вверх по веревке. Но вот он снова на спине у слона. И снова слон делает то же движение. Снова человек поднимается вверх.
С любопытством следил Ганнибал за этим состязанием в терпении и упрямстве. Сдалось животное. Ему, видимо, надоело заниматься таким пустым делом. Слон тихо качал головой, словно хотел сказать: «Это, конечно, глупо, но, если вам это по душе, я уступлю».
– После этого ты отправляешь слона в войско? – спросил Ганнибал.
Индиец улыбнулся:
– Это новобранец. Из него я сделаю воина. Нужно научить его исходной стойке и поворотам, бою в открытом поле с пехотой и конницей, сражению с вражескими слонами, нападению на неприятельский лагерь. Все это предписывает в «Артхашастре» советник великого Чандрагупты – Каутилья.
– Не тот ли это Чандрагупта, с которым воевал Селевк Никатор? – спросил Ганнибал, вспоминая свои занятия с Силеном.
– Да, тот самый, который разбил Селевка, а потом стал его тестем и дал в приданое за дочерью пятьсот боевых слонов.
Тут же рядом, у треугольника, стояла слониха со слоненком. Видимо, она должна была сменить слона.
– А этих вы тоже учите? – спросил Масинисса, показывая на слоненка.
– Да нет! У нас их ловят для забавы, – индиец пренебрежительно махнул рукой. – Только с двадцати лет слон пригоден для дела, а лучшим считается сорокалетний. Впрочем, из малышей тоже получаются отличные бойцы, если не пожалеть времени для их обучения. Вожак моего стада Сур был пойман малышом и подарен сирийскому царю Антиоху. Но сирийцы не умеют приручать слонов, и царь поручил Сура мне. С тех пор мы с Суром друзья. Сейчас ему лет двадцать.
– А сколько же лет тому, что в треугольнике? – спросил Ганнибал.
– Тридцать. Он в расцвете сил. Видишь, какие у него блестящие бока и ровная поясница. Спина по форме похожа на сосуд, в каком на моей родине хранят воду. Этот дикарь будет хорошим воином.
– А бывают слоны, которые не смиряются?
– Да. С ними мы поступаем иначе.
Взяв Ганнибала за руку, индиец повел его к другой стороне загона. В самом его углу он увидел слона, привязанного толстыми канатами к столбам, глубоко врытым в землю. Слон прилагал все усилия, чтобы освободиться. Чем больше напрягался слон, тем глубже врезались канаты в его тело. Пленник жалобно ревел, словно призывая на помощь стадо. Но другие слоны равнодушно лежали на земле, не обращая никакого внимания на этот призыв.
Увлеченный непривычным зрелищем, Ганнибал совсем забыл о Масиниссе. Тем неожиданнее для него был порыв юного нумидийца. Юноша бросился к столбам и ударом меча обрубил один из канатов.
– Ненавижу! – шептал Масинисса, глядя в упор на Ганнибала. – Всех ненавижу, всех! Слоны лучше вас. Они выросли свободными. Они никому не причиняют зла. Они мирно пасутся в наших степях. У вас, карфагенян, много серебра, но мало совести. Вам недостаточно наемников – вы хотите превратить этих кротких животных в убийц.
В тот же день Ганнибал и Масинисса покинули «царство» Рихада. Ганнибал не хотел подвергать риску едва завязавшуюся дружбу с юным нумидийцем. В гневе Масинисса высказал то, что наверняка говорят между собой его соплеменники. «Для них мы всегда останемся чужаками», – думал Ганнибал.
Софониба
Карфаген ошеломил Масиниссу. Да и не только обитателя степи мог поразить великий город. Каждого, кто впервые в него попадал, изумляло великолепие храмов, гордо поднявших к небу свои кровли, множество высоких домов, многолюдность улиц и площадей. Вероятно, на одном лишь торжище у гавани больше людей, чем в целом племени. И эти люди не стояли на одном месте, а словно исполняли какой-то диковинный танец. Их голоса сливались с мычанием, ржанием, блеянием, ревом.
Масинисса долго не мог привыкнуть к сутолоке и кипучему ритму огромного города. Юный нумидиец чувствовал себя здесь как в ловушке. Он наталкивался на прохожих, или прохожие наталкивались на него. Однажды, когда он остановился посреди улицы, чтобы сосчитать, сколько у дома этажей, на него наехали ослы торговца глиняной посудой. Сосуды грохнулись на мостовую и разбились вдребезги! Тут же собралась толпа зевак. Разъяренный торговец схватил оторопевшего Масиниссу и начал трясти его, как смоковницу. Подоспевший Ганнибал спас своего друга, оплатив убытки.
Ганнибал показал Масиниссе свой родной город. Они посетили городскую крепость Бирсу. Впрочем, юного варвара больше поразила не толщина ее стен, не каменная лестница, ведущая к храму Эшмуна, а легенда о царице Дидоне, создавшей эту древнейшую часть города.
– Хитра же она была – эта ваша Дидона! – удивлялся Масинисса. – Купила столько земли, сколько можно покрыть шкурой быка, а потом разрезала шкуру на узкие полоски и захватила весь холм.
Масиниссу нельзя было оторвать от кораблей. Они казались ему огромными крылатыми чудовищами из сказок и песен его племени, которые пришли сюда, чтобы заполнить свое ненасытное чрево громоздившимися на берегу товарами – черным деревом, слоновыми бивнями и туго набитыми кожаными мешками. Еще больше нумидиец удивился, узнав, что в мешках – сушеный тростник.
– Да ведь это сильфий! – воскликнул он, втянув ноздрями воздух. – У нас им лечат овец.
– А в Афинах и в Риме, да и во всем мире, – сказал Ганнибал, – им пользуются от всех болезней.
Масинисса удивленно щелкнул языком:
– Люди пускаются в далекие плавания, подвергают свою жизнь опасностям ради слоновых бивней и сильфия! Они теснятся в городах, когда есть столько степей и лесов.