— Слушай, старик, а что случилось-то? Я так и не понял.
Шилькин прямо-таки вонзил в губы сигарету и принялся со смаком материться, как человек, который на время забыл о какой-то неприятности и вдруг о ней вспомнил. Я с интересом прислушивался, запоминая по ходу дела новые для себя обороты, среди которых встречались даже узкоспециальные, например, «ёб твою, телевизор, мать!». Закончив ругаться, Илья перевел дыхание и, к моему удивлению, довольно быстро и внятно обрисовал ситуацию.
Сегодняшним утром съемочная группа снимала видовые планы для архива. В объектив, кроме красот родного города, время от времени попадали и его жители. И вот, в частности, когда камера двигалась вдоль парапета набережной, в кадре оказалась сценка оживленного разговора троих мужчин. Оператор не придал этому значения, и только когда завизжали шины автомобиля — инстинктивно повернул объектив. С набережной резко уходил черный «опель», а там, где только что было трое — остался лишь один, причем в весьма неловкой позе. Какая-то сердобольная бабуся, выгуливающая собачку, тронула его за плечо, и мужик тут же сполз на землю, имея в районе солнечного сплетения большое кровяное пятно. Опытные новостийщики тут же смекнули, что они умудрились запечатлеть сцену убийства и, вызвав «скорую», понеслись в редакцию.
Материал попал на студию перед самым эфиром. Пока его наскоро монтировали, вторая бригада сообщила, что убитый — Козлов. Это была сенсация вдвойне. И когда ведущая «подвела» к сюжету — всю выпускающую бригаду разбил паралич. Поскольку оказалось, что от материала остался лишь один крохотный кадрик на секунду. А дальше — все стерто.
Илья довольно подробно передал мне содержание последующего разговора с ведущей, и я был вынужден мысленно признать, что такого, конечно, я от нее не ожидал. Хотя, возможно, Шилькин цитировал ее неточно. Учитывая наше предстоящее с ней знакомство, я даже разволновался, отчего сразу же захотел пива.
Тем временем Шилькин повторил, как важно для всей редакции узнать, кто же подкинул ей такую подлянку, и посмотрел на меня с такой надеждой, что мне захотелось пива еще больше, и я стал думать о Юльке, чтобы отвлечься. Стоит ли говорить, что жажда стала просто нестерпимой…
***
На студии мне почти понравилось. Она напоминала уютный, хорошо оснащенный сумасшедший дом. Как в этом бедламе не пропало вообще все, было непонятно.
Картина была следующая: большая светлая комната, по периметру уставленная компьютерами, гудела как пчелиный улей — обрывки каких-то звуковых дорожек, перекрикивание людей, работающий телевизор и беспрерывные телефонные звонки создавали такую какофонию, что мне сразу стало не по себе. За компьютерами сидели журналисты — их я распознал без труда. Хотя «сидели» — это определение было очень условным: какой-то щуплый субъект в кожаном пиджаке печатал стоя. Стриженая девица в чем-то красно-сине-цикламеновом забралась с ногами на крошечный стульчик и подпрыгивала от восторга, глядя в стоящий рядом монитор. Рядом южного вида здоровяк смачно колотил по клавиатуре, нимало не смущаясь тем, что прямо перед ним на столе расположились практически обнаженные бедра жгучей брюнетки с огромными глазищами. Она, впрочем, тоже не особенно смущалась — внимание ее было приковано к тексту, выползающему на экран синхронно с движениями толстых пальцев здоровяка. Из чего я сделал вывод, что он — редактор (в чем впоследствии с гордостью убедился). Картину дополняли кипы газет и исписанных бумаг, чашки с недопитым кофе и разбросанные по всем столам личные вещи работников редакции — от мобильников до пудрениц.
В центре всей этой чайханы (которую все называли по западному — «ньюс-рум») стоял небольшой столик с компьютером, за которым сидела сероглазая красавица с отсутствующим и потому теплым взглядом. В каждой руке она держала по две телефонные трубки. Попеременно прижимая их к плечу, она разговаривала то с одной, то с другой и умудрялась, к тому же, отдавать какие-то указания проходящим, а, вернее сказать, пролетающим мимо людям. Время от времени через ньюс-рум пробегал некто с огромной стопкой кассет, закрывающих его целиком и тем самым не позволяющих определить его пол. Существо вопило странные слова, вроде:
— Брилев!!! Тебе осеннюю развязку?! Пончева! Хватай «досьешного» Крамарева и дуй во вторую, к Норвежцеву!!!
После этого существо улетало, оставив после себя легкое дуновение ветерка и шелест разбросанной по столам бумаги.
К этому нужно добавить, что Шилькин, только войдя, тут же вписался в эту гонку и, едва успев бросить на ходу той сероглазой и многорукой у компьютера, что я — новый администратор Макс, исчез за какой-то дверью.
Я стоял, вжавшись в стену, и гадал о том, что сказал бы Спозаранник, глядя на такую «штабную культуру». И с чего же я начну свои поиски, если в том, что тут кто делает — нет решительно никакой возможности разобраться… Неожиданно под самым моим ухом раздался вопль, заставивший меня вздрогнуть.
— Сколько до эфира?! Ларис! — Я осторожно опустил глаза и увидел рядом с собой ту самую Ирину Виноградову. Узнать в ней ведущую было непросто — в бигуди и парикмахерской накидке она напоминала мамашу, проспавшую молоко на плите.
Сероглазая Шива — Лариса умудрилась высвободить руку и два раза энергично растопырить кисть, что, вероятно, означало «десять минут».
Из-за угла выглянул Шилысин и, проревев: «Нисколько! Марш в гримерку!!!», подмигнул мне и исчез.
Виноградова побежала куда-то по коридору, едва не сбив с ног черноглазого паренька в теплом свитере, держащего над головой кассету, как Чапай — винтовку при форсировании Урала. Не обратив на ее силовой прием никакого внимания, он подскочил к Ларисе и что-то горячо зашептал. Лариса болезненно поморщилась и кивнула на меня. Паренек с сомнением взглянул в мою сторону, и я приветливо ему улыбнулся, отчего парнишка стал испуганно оглядываться, — видимо, улыбаться друг другу тут было не принято. Все же он подошел ко мне.
— Ты новый администратор?
— Скорее, стажер, — осторожно сказал я.
— Давай, закажи перегон на Москву через…— он посмотрел на часы, потом на меня, — минут через сорок.
— А…— начал я уточнять, но юноша испарился, сунув мне в руки кассету.
Зато вместо него материализовалась девушка с обиженным лицом и по последней моде торчащими из джинсов трусиками. На голове ее были наушники, провод от них она держала в руке. Глядя куда-то в сторону, но явно обращаясь ко мне, она громко сказала:
— У меня плеер не работает! Где инженер?
Я не без удовольствия принялся разглядывать ее талию и, ничего не обнаружив, спросил:
— А где у вас плеер?
— Чего? — спросила она, вглядываясь в мои губы.
Я приподнял один из наушников и повторил:
— Ну плеер-то где?
— Да вон же! — раздраженно проговорила она и махнула рукой в сторону огромного видеомагнитофона у окна.
— Понял. А…
Но девушка уже ушла. И я пошел к Ларисе. Дождавшись секундной паузы, во время которой она меняла телефонные трубки, я сказал:
— Девушка… Тут меня просили насчет Москвы и плеер у девушки…
— Да пошли ты ее! — ласково сказала Лариса, поднимая очередную трубку. — Алло, НТВ, минуту… Москва — это дело режиссеров. — Она неожиданно набрала воздуха в легкие и завопила: — Петров!!!
Я снова вздрогнул от неожиданности. Тут же появился флегматичный молодой человек и поинтересовался:
— Чего надо?
— У просмотрового поста голова забилась.
— Сейчас.
Явно обессилев от этого долгого диалога, он поплелся в указанном направлении, бесцеремонно отодвинул девушку в наушниках вместе со стулом и стал ковыряться отверткой в панели плеера. Я подумал, что у меня тоже основательно «забилась голова». И если бы кто-нибудь сердобольный поковырялся бы в ней отверткой, то… Но тут снова раздался вопль. Кричал низкорослый всклокоченный репортер в крохотных очках, сильно смахивающий на маньяка, чей портрет недавно прикрепил к своей «Доске почета» Каширин:
— Пожар на Вознесенском!
— Жертвы есть? — поинтересовался редактор Махмуд.
— Будут, — радостно пообещал «маньяк».
— Поезжай, — распорядилась Лариса и придвинула локтем рацию. — Денис, Слава! На выезд!
Репортер помчался на выход. Лариса мученически посмотрела на меня и сказала:
— Догони. Дай ему кассету.
— Где взять?
— В видеотеке, Господи! — И она быстро зашептала что-то в трубку.
— А где она? — не обращаясь ни к кому, тихо спросил я.
— Пошли, покажу. Кстати, меня зовут Аня. — Это была та самая брюнетка, чьи ослепительные колени ничуть не трогали черствую душу редактора Махмуда.
— Макс…— представился я и едва успел увернуться от группы стайеров, несущихся в дверь, над которой зажглась красная лампочка «On air!».
Впереди, срывая с себя накидку, неслась Виноградова в полной боевой раскраске, за ней поспешала хрупкая девушка с охапкой каких-то кисточек и расчесок. Замыкал группу огромный Махмуд, крепко держа в руках кипу листочков. Дверь, в которую они влетели, медленно стала закрываться, и я услышал истерический вопль Шилькина:
— Тело — в кадр!!! Тишина! Внимание, первый!.. Мотор!!!
Аня потянула меня за рукав. Совершенно обалдев от всего увиденного, я крикнул Ларисе:
— Можно я на пожар съезжу? А то я все равно тут пока…
— Давай, давай! — милостиво сказала Шива, швырнув все трубки на стол и делая погромче телевизор. — Похрустеть чего-нибудь привези.
И я побежал в видеотеку, дабы съемочная группа НТВ не уехала на съемку без кассеты. Видел бы это все Спозаранник…
Видеотекой в этой психушке называлась маленькая комнатка, уставленная стеллажами с кассетами. Между ними чудом умещался столик с ноутбуком. За ним, в свою очередь, совсем уж непонятно как, ютилась крохотная женщина, которую я узнал по голосу — она и была тем загадочным существом, которого не было видно из-под кассет.
— Ленусь, две кассеты этому парню дай! Для Полтешка…— загадочно сказала ей Аня. Я вопросительно посмотрел на нее и на всякий случай щелкнул пальцем по горлу. Та хихикнула и помотала головой: — Полтешок — фамилия корреспондента, с которым ты едешь. Запомни.
— Распишись, — подвинула ко мне журнал Ленуся и протянула две кассеты. — Кто таков?
— Кононов, новенький администратор, — сказал я с легким поклоном.
— Воробьева моя фамилия, — кивнула она.
— Как вы тут разбираетесь, где чего?
— Строгий учет. И никаких проблем!.. До сегодняшнего дня…— Она всхлипнула и посмотрела на меня с раздражением.
— Воробьева!!! — неожиданно донеслось из коридора.
— А-а! — заорала она так, что я снова подскочил.
— Адресные планы Смольного и вчерашний синхрон губера — на пульт!!!
— Несу!!!
С невообразимой скоростью она схватила со стеллажа кассету и умчалась, что-то бормоча. Аня снова подергала меня за рукав.
— Макс, ты чего тормозишь-то? Беги!
— А что, пожар, что ли? — вяло поинтересовался я и тут же вскинулся. — А, ну да, пожар ведь!
Догнать группу мне удалось уже у ближайшего светофора — спасла пробка на Каменноостровском.
— Я с вами…— задыхаясь, крикнул я и шлепнулся на заднее сиденье рядом с оператором, на всякий случай прижавшим к себе камеру. — Кассеты вот… Забыли.!.
Оператор выматерился, а Полтешок невинно пожал плечами.
— Денис! — протянул мне руку оператор и показал на водителя. — Это Слава Шляпников. А это…— он скривился в сторону Полтешка, — Павлик. Наше Золотое Перо.
— Макс…— выдохнул я и прикусил язык, поскольку водитель Слава, устав ждать, резко вывернул руль и помчался прямо по тротуару, объезжая затор. Гаишник только покосился в нашу сторону и сплюнул. Наверное, понял, что мы — на пожар.
***
Наша «четверка» была припаркована рядом с пожарной машиной. Самого пожара я почти не видел, да и фиг ли там смотреть — мне не впервой. Но вот работа телевизионной бригады меня, честно сказать, заворожила.
Пришло на ум, что мы — пишущая братия, редко зависим от кого-то, кроме себя. Ручка да бумага — вот и все необходимые условия для «выхлопа». А эти ребята так крепко завязаны друг на друга, что дай кто-то из них сбой — все пропало, не будет материала. Глядя на то, как грациозно двигался Денис, всматриваясь в видоискатель и нисколько не заботясь о том, куда он идет, что впереди, что сзади — я поражался его спокойствию. А потом понял, что так погрузиться в работу ему позволяет присутствие безмолвной тени за спиной — Славы Шляпникова, видеоинженера. Слава двигался за оператором неотступно — невозмутимый, сосредоточенный, оберегая его от толчков зевак и неверного шага. При этом за Славиной спиной болтался тяжеленный штатив, да еще, как я понял, в его обязанности входило следить за тем, чтобы наматывающий круги Полтешок не запутал микрофонный кабель. Короче, эти двое заставили меня любоваться ими.
И я опять невольно вспомнил Юльку. Ну не хотелось мне быть при ней такой вот оберегающей тенью! И кто же в этом виноват?..
Шляпников смотал микрофонный кабель и положил его в багажник. Я стал помогать ему собирать штатив и, когда подошел Денис, неожиданно вспомнил слова Шилькина в кабинете Обнорского: «Денис, оператор, поднаехал…»
«Вряд ли на студии есть еще один Денис — оператор, — подумал я и, решив, наконец, заняться тем, ради чего я тут оказался, спросил самым невинным тоном:
— Говорят, ты вчера эксклюзив по убийству снял?
— Снял, а толку? — помрачнел он.
— А я никак не пойму — неужели они, мужика этого убивая, по сторонам не смотрели. Как можно камеру не заметить?
— Да я там такую нетленку затеял, — грустно улыбнулся Денис, — под деревом встал. Хотел сквозь ветки Летний сад снять через расфокус. К тому же далеко до них было… И все коту под хвост. И Летний сад не снял, и убийство не вышло.
Шляпников с шумом захлопнул багажник и подошел к нам. Молча сунул в рот сигарету и показал жестом, чтобы Денис дал ему огня.
— Сам-то не подозреваешь, кто спер пленку? — спросил я.
— Да никто ее не пер! — Первый раз за все время подал голос Шляпников. — Монтажеры, уроды, стерли, как всегда! И валят теперь на воров. Еще бы спецслужбы приплели!
После того как я посмотрел на их работу, мне был очень понятен его тон — усталый и раздраженный. Мы помолчали. Я подумал, как бы попроще поинтересоваться — кто такие монтажеры, но тут подбежал довольный Полтешок.
— Поехали, на восемнадцатичасовой поспеем! — радостно сказало Золотое Перо, и мы стали загружаться в машину.
***
Как ни странно, но вопреки усилиям городских властей, полностью перекрывших воздух всем водителям Петербурга в преддверии его юбилея, на «восемнадцатичасовой» мы успели. В редакции творился еще более страшный кавардак, и я даже толком не понял, как отснятый материал появился в эфире.
Не успели мы влететь в студию (а эфир уже шел), вечерний ведущий Градин солидным баском сообщил зрителям, что несколько минут назад был потушен серьезный пожар и что, мол, все подробности зрители смогут узнать из материала Павла Полтешка. А дальше все они, то есть зрители, увидели подробный репортаж с того самого пожара, с которого мы ввалились четверть часа назад, источая запах несвежего шашлыка. За кадром звучал голос Полтешка — спокойный, размеренный, он сопровождал необыкновенно красивые и жестокие кадры, снятые Денисом. И я почувствовал что-то вроде гордости, потому что не представлял, как же это все можно было успеть.
Перед телевизором сидел удовлетворенный Полтешок и шумно жевал «городской» батон, запивая его кефиром.
— Паш, — спросил я его, когда сюжет кончился. — А кто наш пожар… это… монтажировал?
— Монтировал! Деревня…— Полтешок посмотрел на меня снисходительно и кивнул в сторону привалившегося к стене парня. — Вон! Колян Норвежцев! Супер! Сегодня только из отпуска вышел…