Дело о картине Пикассо - Константинов Андрей Дмитриевич 24 стр.


Чтобы успокоить ребят, я взял еще водки. И показал «несгибайку» буфетчице. С тем же результатом.

Повезло нам лишь в пятой разливухе. Усатый служитель барной стойки, посмотрев на фото, перевел взгляд на нас. Купюра в пятьсот рублей моментально исчезла в его кармане.

— Это Спайдер, — сказал усатый. — Бывает частенько, но в последние дни куда-то запропал.

Вздохнув, я достал сто баксов. Повертел купюрой перед жадными глазами буфетчика, затем убрал ее в карман и написал на клочке номер своего мобильника.

— Знаешь, что надо сделать?

Тот кивнул.

— Князь, ты соришь деньгами! — укоризненно воскликнул Родион, когда мы шли, пошатываясь, по вечерней набережной.

— Не в них счастье, сам же сказал, — хохотнул Зудинцев.

— Ты думаешь, я из-за наследства? — ощетинился Родя. — Плевать я хотел. Но Аргентина — это же… это же море, солнце, танго…

— Футбол, — подсказал Жора.

— Да, и футбол.

— Да брось ты, Родя, какой футбол? Вот в октябре наши будут грызунов иметь. Прямо, между прочим, в Тбилиси. А, Зураб? Как думаешь, вставят наши вашим?

— Не вставят.

— Это почему же, генацвале?

— А мы свет отключим, — ответил я.

Родя и Жора захохотали.

Я затянул «Сулико», ребята подхватили.

Редкие прохожие испуганно обходили трех пьяных самураев стороной.

***

На здоровье я никогда не жаловался и не знал, что такое похмелье. Но в это утро почувствовал вдруг, что расследование обходится мне слишком дорого — оно бьет не только по карману, но и по печени. К счастью, мне удалось убедить Обнорского, что в результате мы можем получить сразу две сенсации. Во-первых, найти истинных убийц Каценельсона… А во-вторых — взять наконец интервью у Марата. Хотя, честно говоря, я не жаждал с ним новых встреч.

— Ага! — радостно воскликнул мне в лицо невысокий лысоватый бугай в кожанке, едва я шагнул на порог Агентства.

— Ну наконец-то, — подхватил другой, долговязый, махнув перед моим лицом красными «корочками» с золотой тисненой надписью «МВД России».

— Послушайте! — возмутился я. — Вы задолбали меня с вашим сериалом! Я не снимаюсь у вас, я здесь работаю, понимаете, да?

— Да кто ж в этом сомневается, Зураб Иосифович? — ласково произнес лысый. — И мы, с позволения сказать, не актеры, «корочки» у нас самые настоящие — проверьте!

— Пройдемте, господин Гвичия, побеседуем, — пригласил долговязый. Мне показалось, он почему-то смущался. — Кстати, Обнорский дал добро на нашу с вами встречу.

Мы расположились в кабинете отсутствующего шефа. Ксюша моментально принесла нам кофе.

— Нас интересует ваш знакомый Усманов, — с усмешкой начал лысый.

Я улыбнулся в ответ:

— Да, у меня есть такой знакомый. Что дальше?

Долговязый достал из папки бумажку и монотонно зачитал:

— Вы в один год с ним закончили Рязанское высшее десантное училище и вместе принимали участие в боевых действиях в составе ограниченного контингента Советских вооруженных сил в Афганистане…

— Ну да, более того — мы три года служили в одном и том же полку. А в чем дело?

— А в том, что Марат Хусаинович вчера ночью скончался в тюремной больнице имени Газа от сердечной недостаточности, — произнеся эту фразу, лысый пристально посмотрел мне в глаза.

Моя вежливая улыбка медленно таяла. Я не видел нужды в том, чтобы это скрывать. Я вспомнил, как сквознячок нес над полом листы бумаги. И голос Карабанова: «Иди, Гвичия. Пусть твой дружок тебе спасибо скажет…» И голос Марата: «Ты решил, Князь, что я уже не жилец?»

Я все это вспомнил мгновенно. И стало мне худо.

А дальше начался классический спектакль — со злым и добрым следователем. Ребята хотели узнать, не встречался ли я каким-то образом с Усмановым в последние дни. Я вполне резонно отвечал, что прокуратура мне в такой встрече отказала, и, значит, никаких иных возможностей повидать своего товарища у меня не было.

Опера, видать по всему, были тертые и вскоре поняли, что выжать из меня ничего не удастся.

— Я одно не могу понять, — заметил я на прощание. — Если Усманов умер от сердечной недостаточности, то почему УБОГТ занимается этой смертью?

— Зураб Иосифович, — укоризненно протянул лысый. — Вы же опытный человек! И знаете, наверное, что в последнее время почему-то многих интересных людей настигают инсульты и инфаркты. Причем внезапно! Вспомните хотя бы Зюзина…

— А телефончик наш не выбрасывайте, — сказал мне, пожимая руку, долговязый.

Когда они ушли, я щелчком направил визитку в корзину для бумаг… попал. Тошно мне было — край.

***

Земляной холм, в котором размещалась «Пещера», был покрыт опавшими листьями.

Охранники на этот раз попались знакомые — те самые крепыши, которых я недавно поучил вежливости. Один из них при моем появлении тут же снял со стены трубку телефона, негромко сказал несколько слов, дождался ответа и, не глядя на меня, произнес: «Проходите!»

Чабан в дорогущем шелковом костюме, при галстуке, ароматно дымил трубкой. Внешне он был сама любезность. Но в его сухом рукопожатии я ощутил скрытую угрозу… Впрочем, это могло мне показаться.

— Виски, коньяк, джин?

— Виски, если не шутишь…

— Вижу, у тебя есть вопросы, Князь? — улыбнулся Чабан, наливая «Red Label» в пузатый бокал.

— Есть. Почему умер Марат?

Чабан осклабился еще больше. Я вгляделся в бездну его глаз. Я увидел десятки оборванных жизней.

— Хочешь анаши, Князь?

Я помотал головой. Чабан неторопливо забил косяк, затянулся. Знакомый запах вскружил мне голову. Я зажмурился. Передо мной сияла белая гора. Вился дымок костра. Раздавался орлиный клекот. Откуда-то издали мне приветливо помахал рукой Марат.

— Беда Марата в том, что он почему-то считал себя одиноким волком. Так же, как и ты, Князь. Мне кажется, ты тоже плохо кончишь. Нельзя отрываться от коллектива, нельзя! Я говорил ему об этом много раз. Коллектив решил — Марат должен взять на себя то, что он не совершал. За это и Марату, и всем нашим товарищам по несчастью дали бы минимальные сроки.

Слова Чабана катились замедленным камнепадом с вершины горы.

— А упрямец Марат почему-то решил все делать по-своему. Зачем-то выдал наши корпоративные тайны тебе. Ты начал копать там, где не следует. И по неопытности сразу засветился… Самым лучшим для тебя будет забыть обо всех покойниках — и о своем друге, которого не вернешь, и о Каценельсоне… Которого, к слову, тоже не вернешь. Я очень надеюсь, Князь, что ты последуешь моему совету.

— А если нет?

Чабан сокрушенно покачал головой:

— Мне кажется, ты благоразумный человек…

***

Ветер швырял в лицо дождь.

Машины проносились, не обращая внимания на мою поднятую руку. Наконец притормозил «Рафик». Стряхнув с себя воду, я сел рядом с водителем, и тут же сзади в машину запрыгнула девушка в черном кожаном плаще. Холодные ладони закрыли мои глаза.

— Настя?

— Молчи! Едем прямо, поворачиваем на Растанную и до первого перекрестка…

В квартире громыхала музыка. Какая-то металлическая дребедень. То здесь, то там мы натыкались на чьи-то обкурившиеся тела.

— Кто тут? — заглянула за ширму, где мы уединились, заспанная девица с распущенными волосами. — Настюха, ты? О, какого дядю привела…

— Брысь! — рассмеялась Настя. Ее ледяные ладошки скользили по моему телу, было щекотно и приятно…

— Какой ты классный, Зураб!

— Ты тоже, девочка. Только зачем тебе этот пирсинг в носу?

— Тебе что, не нравится? Просто ты отстал от жизни…

— Наверное… А тебя устраивает твоя жизнь?

— Какой ты душный…

— Я же классный.

— А иногда очень душный.

Мы пили шампанское из горла. К нам за ширму регулярно кто-то забредал — то ли по ошибке, то ли намеренно. Мне даже пришлось громко выругаться. После этого визиты непрошеных гостей прекратились.

Квартира затихла. Дым рассеялся. Я осторожно отодвинул спящую Настю и оделся.

— Оставь мне свой телефон, Зураб, — вдруг сказала Настя.

Я написал номер на бумажке и наклонился к ней. Поцелуй длился минут пять… или десять… или час. Я не помню.

Пошатываясь, я поднялся до своей квартиры и присел у двери. Видеть спящую жену я сейчас не хотел.

***

Осень наступала как белогвардейцы в психической атаке. Скоро облетят все листья, потом пойдет снег. Он надолго покроет этот город. Наверное, месяцев на семь.

Пусть он скроет под собой все то, о чем вспоминать мне не хочется. Чабан, «Пещера», Марат, «скомороховцы», полковник Шиллер, красноволосая Настя… Просто перелистнута еще одна страница в книге жизни… Ты перелистываешь страницу. Потом еще одну… потом еще. Какая-то из них может оказаться последней. И может случиться, что не успеешь дочитать ее до конца.

Ты стал сентиментален, Зураб. А все — годы…

Я давно переключился на другие расследования и забыл об истории с моим боевым товарищем. Я стал приходить домой вовремя, и жена прекратила дуться.

А в Агентстве продолжали сновать киношники во главе с неугомонным и громогласным Худокормовым. Сегодня у нас был двойной праздник — съемочная группа отмечала свой 500-й кадр, а мы провожали Зудинцева в угрозыск. Если, конечно, проводы можно назвать праздником.

Журналисты и актеры слились в едином веселье. Шум, тосты, звон бокалов не смолкали. Гитара кочевала из рук в руки. Зудинцев и актер Юрий Птичкин, обнявшись, нестройно выводили: «А волны и стонут, и плачут…»

На моем плече лежала голова Агеевой. Прижавшись ко мне, она жаловалась на Обнорского, Спозаранника, Повзло, на дочку Машу…

— Марина, все переживем, какие наши годы, да? — подмигнул я.

— Ах, вы, восточные мужчины, такие неверные, — кокетливо произнесла Агеева и прижалась ко мне еще сильнее.

Зазвонивший мобильник я достал из пиджака левой рукой, поскольку правой обнимал Агееву.

— Это Настя. Пожалуйста, Зураб, будь осторожен…

Я не успел ничего спросить — она повесила трубку. Я нахмурился. Все, что я хотел забыть, внезапно снова о себе напомнило.

Я шутил, смеялся, травил анекдоты, отвешивал Агеевой витиеватые комплименты. И поднимал один бокал за другим…

Но мобильник зазвонил снова.

— Спайдер здесь, — сказал мужской голос.

— Не понял, да?

— Вам звонят из кафе на Новочеркасском. Спайдер здесь.

— Теперь понял, — ответил я. — Еду.

Поймав мой взгляд, Зудинцев мгновенно протрезвел и вопросительно посмотрел в сторону коридора. Я кивнул. Георгий приподнялся, Птичкин, оставшись без поддержки, икнул и сразу же упал лицом в холодец, приготовленный нашей Тамарой Петровной. Я ему даже завидовал.

Каширин ни за что не хотел расставаться с дочкой актрисы Лены Черкасовой — красоткой Лизой. Его пришлось вытаскивать в курилку едва ли не силой, но корректно — миллионер все-таки.

— Что будем делать? — спросил я.

— А что ты предлагаешь, Князь?

Я вздохнул:

— Дайте мне в долг сто долларов — и я поеду.

— Уверен? — осторожно спросил Зудинцев.

— Дело чести, — ответил я.

— Деньги у меня есть. — Георгий хлопнул себя по внутреннему карману. — Получил сегодня последнюю зарплату в нашей «Золотой пуле»… Но одного мы тебя не отпустим. Правда, Родион?

Тот после паузы кивнул. Видно было, что расставаться со своей Лизой ему не хотелось.

Мы спустились и подошли к служебной «четверке».

— Я самый трезвый, ребята, — сказал Родион, садясь на водительское место.

Вот так. Доживу до старости — буду рассказывать внукам, что в извозчиках у меня миллионер был.

***

Худой, как макаронина, бритоголовый Спайдер, он же Крохоняткин-младший, настороженно озирался по сторонам. Он начал подозревать, что его привезли вовсе не в милицию.

— Твой папа тебя уже не отмажет, — медленно произнес Зудинцев, разминая «Беломорину». — Потому что дело об убийстве бизнесмена Каценельсона передано специальной бригаде Генпрокуратуры…

Георгий отчаянно блефовал, но перепуганный юнец верил этому бреду.

— Между прочим, гражданин Крохоняткин, я забыл представиться — начальник отдела городского управления уголовного розыска полковник Зудинцев! — И Георгий достал из кармана новенькие «корочки». — А беседуем мы не в моем рабочем кабинете, а на нейтральной территории только потому, что сейчас у нас встреча, так сказать, неформальная, без протокола.

— Жора-а, — спотыкаясь, влетел в кабинет в дупель пьяный Юрий Птичкин, размахивая ополовиненной бутылкой «Флагмана». — Мы еще не спели одну песню…

Подхватив служителя муз и отобрав бутылку, Каширин аккуратно вывел его.

— Вот, между прочим, следак из Генпрокуратуры, — моментально сориентировался Зудинцев. — Празднует успех предстоящего дела. Видишь, какие у нас коллеги, — у них сплошной праздник! Так что, Крохоняткин, будем говорить?

Тот кивнул.

— Только налейте водки…

Каширин плеснул Спайдеру «Флагмана» в пластиковый стаканчик: пей, сучонок…

— Черт-те что, — задумчиво сказал Георгий, рассматривая вынутую из сейфа портативную видеокамеру. — Я с этой хреновиной никогда в жизни дела не имел. А ты, Князь? Ты, Родион?

Мы честно признались, что и наш опыт общения с заграничной техникой невелик.

— Железнячка умеет! — воскликнул вдруг Каширин. — Позвать?

Нонна Железняк, которую только что оторвали от праздничной компании, все поняла правильно. Сделав воздушный поцелуй Спайдеру, уставившемуся на ее бесстыдно открытые ноги, она села напротив и включила камеру.

Крохоняткин-младший, допив водку, произнес дрожащим голосом:

— Это не я… Это все Фосген…

— Какой еще Фосген? — возмутился Каширин.

— Леха Бычков, у него прозвище такое. И пистолет его…

Как рассказал нам Виктор Крохоняткин, именно Фосген подбил его заняться уличными разбоями. Две попытки были успешными, только навар оказался небольшим — мобильник да мелкие суммы денег. А Каценельсона они пасли несколько дней. Знали, что тот от автостоянки до дома идет пешком. Тачка у него навороченная, денег при себе наверняка немало. Только вот молодые люди не рассчитали, что господин Каценельсон одного вида пистолета не испугается, и мужиком он окажется слишком здоровым… А Крохоняткин умудрится потерять на месте убийства свой мобильник.

— И кто же из вас двоих стрелял? — спросил Зудинцев.

— Он… Фосген…

— Иного ответа мы и не ждали, — захохотал Каширин. — Вот только ты все равно пойдешь как соучастник…

— Не пугай парня, Родион! — одернул его Зудинцев. — Нонна, у тебя камера работает? Так… Скажи-ка нам, Виктор Михайлович, ты сразу обо всем отцу рассказал?

Слайдер кивнул.

— Он меня чуть не убил… А потом отправил нас с Фосгеном к нашим родственникам в Крым на три месяца. Сказал, чтобы мы сидели тихо и не высовывались. Когда мы вернулись, оказалось, что это убийство уже повесили на каких-то бандитов…

— Пусть скажет, куда пистолет дели! — не выдержал я.

— Так…— успокоил меня жестом Зудинцев. — Слышал вопрос?

— Его Фосген спрятал. В котловане у станции Сортировочная. Могу нарисовать.

— Рисуй, — приказал Зудинцев. — Зачтется.

Руки пацана дрожали. Мне нисколько не было жалко молодого подонка.

— Нет, — покачал головой Зудинцев, глянув на каракули. — Так мы ни черта не найдем. Как ты со своим Фосгеном связь держишь?

Спайдер вздохнул:

Трубы у него нет, дома почти не бывает — боится. Мы обычно через чат общаемся — я с домашнего компа, а он в Интернет-кафе тусуется…

Зудинцев посмотрел на нас озадаченно:

— Коллеги, переведите!

— Серость ты, Жора! — рассмеялась Нонна и включила компьютер. — В это время твой Фосген бывает в И-нете?

Спайдер кивнул:

— Как раз только в это время и бывает…

Назад Дальше