Теплый июльский дождь, безобидно заморосив с вечера, к полуночи вдруг хлынул как из ведра. Сопровождаемый сердитым рычанием грома, он долго полоскал улицы Новосибирска и окончательно обессилел лишь перед самым рассветом. Яркое солнце, лениво всплыв над горизонтом, беспечно заискрилось в многочисленных лужах на мокром асфальте. Утро выдалось на редкость ясным и свежим.
Кассир хлебокомбината № 3 Сергутина появилась в этот день на работе раньше обычного — надо было выдать зарплату ночной смене. Часы показывали десять минут девятого, когда она, взяв у хмурой пожилой вахтерши ключ от бухгалтерии, торопливо выскочила из продуваемой сквозняками проходной, обогнула широкую лужу перед крыльцом хлебокомбинатовской конторы и, поскрипывая деревянными ступенями расшатанной лестницы, легко поднялась на второй этаж.
У закрытого окошечка кассы толпилась большая очередь. Дождавшись кассира, рабочие оживленно заговорили. Сергутина небрежно ответила на разнобойные приветствия, протянула ключ к замочной скважине и растерянно замерла — дверь бухгалтерии, через которую проходили в кассу, была приоткрыта. Распахнув ее шире, кассир испуганно ойкнула и со всех ног бросилась к выходу из конторы. Рабочие недоуменно засуетились. Молоденький розовощекий мукосей с заспанными глазами любопытно заглянул в бухгалтерию, резко отшатнулся, словно кто-то невидимый внезапно ударил его по лицу, и сорвавшимся голосом объявил:
— Сейф вспороли…
Оперативная группа, возглавляемая заместителем начальника отдела уголовного розыска горуправления милиции подполковником Моисеевым, прибыла на место происшествия через десять минут после тревожного телефонного звонка, поступившего в дежурную часть УВД. В густой испарине от ночного ливня, как и следовало ожидать, служебная собака Дик след не взяла.
Дверь бухгалтерии и кассы, судя по вмятинам на косяках, были взломаны металлическим предметом с плоским раздвоенным, как у плотничной выдерги, концом. Этой же «выдергой», похоже, вскрыли и сейф, который оказался вытащенным из тесного помещения кассы в просторную бухгалтерию и лежал опрокинутым с распахнутой дверцей. Возле него валялись несколько приходно-расходных ордеров, надорванный листок платежной ведомости, с десяток мелких монет и — все. Рядом с сейфом темнели широкие мазки, как будто грязной тряпкой пытались затереть на полу многочисленные следы босых ног. На взломанной двери кассы белел квадратик бумаги с жирной фиолетовой печатью, оказавшийся совсем пустяковым барьером для преступников.
По сбивчивому рассказу кассира, из сейфа похитили около пятнадцати тысяч рублей.
— Понимаете, вчера, ну это… день зарплаты у нас был, — нервно сжимая пальцы, говорила кассир. — Деньги я получила в Госбанке поздно. Приехали на комбинат, сразу стала выдавать. До восемнадцати сорока выдавала. Потом получила за себя и за мужа, спрятала оставшиеся деньги в сейф, замкнула его в присутствии главного бухгалтера, опечатала дверь кассы, — Сергутина показала на белеющую бумажку с печатью. — Вон, видите, можете убедиться сами…
— Кто, кроме вас, знал, что в сейфе осталась на ночь крупная сумма денег? — спросил подполковник Моисеев.
— Все комбинатовские знали.
— Сколько получили в Госбанке?
— Двадцать три тысячи шестьдесят три рубля, — без запинки ответила кассир.
— Какими купюрами?
— Сто штук, помню, по двадцать пять рублей. Пять тысяч пятерками — в пачках по сто штук, затем связаны в одну общую пачку и опечатаны пломбой. Десятками было десять пачек, по сто штук в каждой. Десять пачек по триста рублей тройками. Ну и еще россыпь разными купюрами…
— Сколько из этих денег выдали?
Сергутина тревожно посмотрела на эксперта-криминалиста, обрабатывающего сейф порошком для снятия отпечатков пальцев, пожала плечами:
— Не знаю… Наверно, половины даже не выдала. Народу у кассы было меньше, чем сегодня собралось.
— Кто получал последним?
Сергутина опять дернула плечами:
— Не знаю… Помню, в окошко кассы заглянул наш комбинатовский охранник и спросил, долго ли буду выдавать деньги. Я ответила, что денег еще много. Охранник повернулся и ушел.
— Кто еще в это время находился у кассы?
— Никого не было. Я сразу закрыла окошко, убрала деньги в сейф, опечатала.
— Где ключ от сейфа хранится?
— У меня дома, вместе с ключом от кассы.
Недолго помолчав, Моисеев снова задал вопрос:
— Муж ваш тоже здесь работает?
— Да, здесь, на комбинате. Только он ночью никуда из дома не отлучался! — испуганно ответила кассир и мгновенно заговорила о другом: — А с работы я уходила вчера вместе с главбухом. В конторе уже ни души не было, только техничка убирала. Мы ей ключ от бухгалтерии отдали…
В это время начальник отделения уголовного розыска райотдела старший лейтенант милиции Ницак и инспектор ОУР горуправления лейтенант Шехватов в приемной директора хлебокомбината разговаривали с техничкой Быковой.
— Не волнуйтесь, Мария Ивановна, вспоминайте подробнее, — успокаивал Шехватов перепуганную случившимся пожилую женщину.
— Да чо мне волноваться… — пряча за спину дрожащие руки, техничка смущенно отвела в сторону глаза. — На работу вчера пришла в четыре часа дня. Получила деньги. Стала в первую очередь прибирать те кабинеты, от которых ключи не оставляют. Бухгалтерию прибирала последней. На дверях кассы, как всегда, белая бумажка с печатью была приклеена. Я внимательно ее разглядела — боялась, чтобы не повредить. Когда, значит, приборку закончила, сходила в цех. Булочку там взяла. Пришла сюда, где теперь вот сидим, и стала кушать.
В разговор вмешался Ницак:
— В какое время это было?
— Наверное, часов в девять вечера.
— Кроме вас, в конторе кто-нибудь был?
— Доедая булочку, услышала шаги по коридору. Подумала, что это охранник Пушков, и крикнула: «Не закрой меня!» Потом выглянула в коридор. Пушков проверял двери кабинетов, — дергал их, чтобы убедиться, что они на замки закрыты.
— Во сколько ушли домой?
— В десятом часу вечера.
— Подозрительных людей в конторе или на территории комбината не встретили?
— Нет, никого здесь уже не было, — техничка вытащила из-за спины руки и опять быстро спрятала их за спину. — Возле бараночного цеха видела охранницу Анну, фамилии не знаю. Она сказала, чтоб я оставила в проходной ключи от кабинетов. Так мы всегда ключи там оставляем.
— А кто двери конторы закрывал?
— Охранник Пушков обязан был это сделать.
Ницак повернулся к Шехватову. Тот, без слов поняв его, молча вышел из приемной. Через несколько минут он вернулся, пропустив впереди себя мрачного, по возрасту похожего на пенсионера охранника.
Разговор с Пушковым долго не клеился. Чувствуя ответственность, охранник явно перестраховывался. Не глядя собеседникам в глаза, он упорно доказывал, что несмотря на проливной дождь, почти через каждый час обходил ночью территорию комбината. Ничего подозрительного во время этих обходов не замечал. Догадываясь, что сотрудники милиции ему не верят, Пушков обреченно вздохнул:
— Свидетели могут подтвердить…
— Что? — быстро спросил Ницак.
— Как я обходы делал.
— Какие свидетели?
— Кочегары из котельной. Часов в одиннадцать я к ним заходил. Там еще слесарь бараночного цеха Сергей Дударев сидел.
— Кочегаров как фамилии?
— Одного фамилии не знаю. Высокий, рыжий, в очках. А другой — Сверчков.
— Кочегары вдвоем дежурят?
— Нет. Сверчков ошибочно пришел. Я еще его спросил: «Почему не в свою смену?» Он сказал, дескать, механик своевременно не предупредил.
— Смены когда меняются?
— В двенадцать ночи.
— И Сверчков, придя на смену по ошибке, так поздно засиделся в кочегарке?
— Получка вечером была, ясно дело…
— Что ясно?
— Обмывали получку-то. Правда, врать не стану, рыжий вроде бы трезвый был, а Сверчков с Дударевым под заметным турахом находились:
Молчавший до этого лейтенант Шехватов неожиданно спросил:
— Каким путем, по вашему мнению, преступники проникли на второй этаж конторы?
Охранник тяжело вздохнул:
— Затрудняюсь сказать… Обе двери второго этажа я закрыл вечером, когда техничка здесь управилась. Ту, какая ведет в бараночный цех, верхним и нижним шпингалетами из коридора прикрыл, а входную, у лестницы, на висячий замок снаружи замкнул.
— Ночью свет в бухгалтерии или кассе не загорался?
— Нет, — твердо ответил Пушков.
Шехватов подошел к окну. Глядя на загружающийся у бараночного цеха автофургон с крупной надписью «ХЛЕБ», опять спросил охранника:
— Ну, а кто ж, по-вашему, совершил преступление?
Пушков нервно потер морщинистое лицо, несколько раз натужно кашлянул, словно у него вдруг запершило в горле, и только после этого неуверенно проговорил:
— Может, плотники…
Шехватов, резко отвернувшись от окна, перехватил ускользающий взгляд Пушкова:
— Кто?..
— Плотники, говорю, которые у нас тут склад строят, а на днях в красном уголке ремонт стали делать.
— Где этот уголок?
— Тут вот… На втором этаже, в конце коридора.
Красный уголок хлебокомбината был только-только подготовлен для ремонта. По стенам и потолку пестрели глубокие оспины отбитой штукатурки, на щелястом полу с пятнами облупленной старой краски беспорядочно громоздились оторванные трухлявые половицы, кругом — известковая пыль, древесная стружка, клочья пожелтевших газет, журналов. Инородным телом в этом хаосе казалось новенькое полированные пианино, рядом с которым на прислоненном к стене кособоком стуле лежали кусок зачерствелого хлеба и огрызок луковицы. Все окна были закрыты, отчего в помещении держалась плотная духота, насыщенная запахом иструхшего дерева.
Обойдя стороной оторванные половицы, Ницак и Шехватов подошли к окнам. Следом за ними робко двинулся охранник Пушков. Под самыми окнами ржавая крыша прикрывала какую-то пристройку высотою около двух с половиной метров от земли. Через двор, у дощатого забора, ограждающего территорию хлебокомбината, под простеньким навесом лежали, как сказал охранник, пустые баллоны из-под углекислоты. К наружной стороне забора вплотную примыкала усадьба с одиноким потемневшим от времени домиком.
— Наш рабочий, Бухтармин, живет, — показывая взглядом на домик, сказал охранник Пушков. — Вчерашним вечером с какой-то компанией до самой полночи бражничал.
— А ночью?.. — коротко спросил Ницак.
— Ночью тихо было, — охранник вздохнул. — Правда, дождик так здорово хлестал, что мог заглушить гулянку.
Шехватов медленно подошел к пианино. Заметив на задней крышке отпечатки рук, осторожно приподнял ее. На струнах лежала пустая бутылка с водочной этикеткой. Подозвав охранника, спросил:
— Это в порядке вещей?
— Так получка же вчера была…
— На комбинате что, традиция такая?
— Ну, нельзя сказать, что традиция, а вот… — охранник замялся. — Выпивают с получки отдельные несознательные личности.
— Начальство-то как на такое безобразие смотрит?
— Выговора в приказах пишет. Некоторых увольняют…
— Значит, считаете, плотники совершили кражу? — внезапно сменил тему разговора Шехватов.
— Почему считаю… Предположение высказываю.
— На чем это предположение основано?
— Ну, как объяснить… Подозрительные они какие-то. Больше перекуривают, чем работают. А то, бывает, и целыми днями на работу не появляются — матерьялу, видите ли, у них нету.
— Вчера, когда двери второго этажа закрывали, плотники здесь были?
— Нет, не было! Я специально сюда заглянул, — торопливо ответил Пушков, но взгляд его при этом так быстро ускользнул от взгляда Шехватова, что не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться: охранник, закрывая на ночь двери, в красный уголок не заглядывал.
Отправив Пушкова за плотниками, которые, по его словам, должны были находиться «где-то здесь, в конторе», Ницак и Шехватов принялись осматривать окна. На одном из них верхний шпингалет оказался открытым, а нижнего вообще не было. Учитывая пристройку под окном, можно было думать, что преступники, совершив кражу денег, спустились со второго этажа именно через это окно.
Вскоре Пушков возвратился в сопровождении моложавой, но уставшей по виду женщины. Разведя руками, он, вроде бы извиняясь, заговорил:
— Время за десять перевалило, а плотников на комбинате до сей поры нет, — и мельком взглянул на женщину. — Вот Марию Гавриловну пригласил, возможно, она чего-нибудь дельное разъяснит по прошлой ночи, а со мной там следователь желает говорить. Однако пойду к нему.
Ницак утвердительно кивнул:
— Идите.
Мария Гавриловна Пересветова была начальником смены, которая работала в прошлую ночь с двадцати четырех до восьми утра. По ее заявлению, смена прошла «как в аду». Около двух часов ночи в хлебном цехе поломался четвертый шнек. Три дежурных слесаря никак не могли справиться с ремонтом, а четвертого из них — практиканта Кемеровского техникума пищевой промышленности Сергея Попова — долго не могли найти. Оказывается, придя на смену, он пристроился в кочегарке за котлом и проспал там почти до четырех часов. Вдобавок ко всему, когда маялись с ремонтом шнека, со смены загадочно исчезли практиканты-мукосеи, из-за чего возникла угроза остановки всей поточной линии…
— И долго их не было на смене? — спросил Ницак.
Пересветова машинально посмотрела на наручные часы:
— Минут пятнадцать, не больше. Иначе линия наверняка остановилась бы.
— Куда же они исчезли?
— Кто их знает, куда. Некогда было разбираться.
— Трезвые были?
— Да, иначе я не допустила бы к работе.
— А практикант Попов?
— Тоже трезвый.
— То, что он спал в кочегарке — это точно?
— Так, во всяком случае, сказал, когда отчитывать начала, — Пересветова тыльной стороной ладони поправила волосы. — Да, собственно, и видок у него был основательно заспанный.
— Что он собою представляет как человек?
— Мальчишка.
— А мукосеи?
— Такие же пацаны, тоже из техникума на практике.
— Не могли они в сговоре с Поповым совершить кражу?
Пересветова махнула рукой:
— Что вы!.. Они совеем еще дети, смелости на такое не хватит. Здесь опытный бандюга орудовал. Вся моя смена без зарплаты осталась. Сейчас вот только обсуждали. Главное, так тихо все обстряпано, что никто из смены ничего не слышал.
— И вы лично ничего не слышали?
— Я лично из цеха всю смену не выходила. А там машины гудят, да и сломавшийся шнек все нервные клетки у меня за ночь отнял. Ужасная смена досталась, такое у нас редко случается. Думаю: не специально ли это подстроено?..
Ницак попытался уточнить: кто и что мог специально «подстроить», однако Пересветова неожиданно заговорила с той хитроватой уклончивостью, которую принято называть «вокруг да около». В разговор дипломатично включился Шехватов, но и его старания ровным счетом ничего не дали. Казалось, начальница смены или брякнула свое загадочное предположение ради красного словца, или внезапно испугалась щепетильной перспективы оказаться в роли свидетеля, изобличающего преступников конкретными фактами. Чтобы долго не толочь в ступе воду, Ницак решил подойти с другого конца:
— Мария Гавриловна, а раньше на комбинате случались кражи?
Пересветова кончиками указательных пальцев потерла усталые глаза:
— Год назад вот из этого красного уголка новенькие шелковые шторы стоимостью в двести сорок шесть рублей украли. Я тогда председателем завкома работала. Первого июля к нам на практику пришли студенты торгового института. Занятия с ними проводила начальник ОТК Родионова Анна Сергеевна. Я ей ключи от красного уголка отдала. Через неделю как-то заглянула сюда, вижу, окна некоторые открыты и штор нет. Кольца от них аккуратно сложены на подоконнике. Почему-то подумала, что техничка сняла шторы постирать. Потом выяснилось: никто из техничек шторы не брал.