Согласно полученной от горничной информации, мистер Ротман работал брокером на фондовой бирже на Уолл-стрит. Он уходил на работу каждое утро в девять, чтобы поспеть к десяти к открытию торгов. Домой приходил раньше, чем обычный обыватель, – биржа закрывалась в три тридцать, и по большей части бывал дома уже к четырем тридцати или к пяти. Миссис Ротман не работала. Ей был шестьдесят один год. Обычно по утрам с десяти до двенадцати она отсутствовала дома – выходила в Центральный парк на прогулку. Это в погожие дни. В дождь она никогда не покидала квартиры, на что особенно жаловалась аферисту горничная. Но, кроме этого двухчасового променада по Центральному парку, миссис Ротман редко выходила из дому даже в солнечные дни. Получалось, что Алекс должен посетить эту квартиру между десятью и двенадцатью. Это был очень маленький промежуток, хотя он в точности знал, где находится сейф.
Генри рассказал ему, что в доме есть привратник и лифтер. Алекс, конечно же, захотел это проверить, а также хотел посмотреть, не ошиблась ли горничная насчет того, что мистер Ротман уходит из дому в девять, а миссис Ротман совершает свой моцион в десять. Ему дали отличное описание четы Ротманов, но он не собирался строить свои расчеты только на описании внешности – кто знает, вдруг он примет за Ротманов кого-то еще. Были и более простые способы проверить, действительно ли квартира пустует с десяти до двенадцати по четвергам. Алекс уже наметил для дела четверг – в четверг у горничной был выходной.
Он приехал к дому в семь тридцать утра в понедельник, прошел мимо него по другой стороне улицы, чтобы просто ощутить место. Привратник стоял на тротуаре у стеклянных входных дверей под зеленым навесом, закрывавшим тротуар аж до обочины. В этот утренний час почти никакой активности не наблюдалось. Алекс прошелся до Парк-авеню, перешел улицу, поднялся по Семидесятой, обошел весь квартал и теперь двинулся мимо дома по той стороне улицы, на которой он находился, футах в пяти от привратника, все еще стоявшего у стеклянных дверей. Ему было где-то за шестьдесят. Дюжий краснорожий мужик с необъятной задницей. На нем была серая униформа с узкими голубыми лампасами на каждой штанине. Он едва глянул на Алекса, но тот понял, что слишком часто проходить мимо дома не следует, чтобы рано или поздно не привлечь внимания этого типа.
Алекс снова обошел квартал, на сей раз вниз по Шестьдесят восьмой, и вышел на Мэдисон. Затем, вместо того чтобы опять идти по этой улице, он пересек Мэдисон-авеню и остановился на углу по диагонали напротив дома, где он мог рассматривать здание, не привлекая внимания привратника. Было семь сорок пять.
Стоя на углу, он временами сигналил газетой проезжавшим такси, но только тем, в которых заведомо был пассажир. Как только появлялось свободное такси, он засовывал газету под мышку. То и дело он поглядывал на часы, словно бы боялся опоздать на работу. Он проделывал это как бы между прочим, хотя и знал, что всем в этом проклятом Нью-Йорке наплевать на остальных. Что до прохожих, то он мог бы лечь под колеса, пытаясь поймать такси, и никто не обратил бы никакого внимания. И все же он пытался запоминать, кто проходит мимо, поскольку ему не хотелось, чтобы какая-нибудь старушонка заметила, что он полчаса торчит тут на углу, пытаясь поймать это чертово такси. На улице сейчас народу было все равно немного, хотя к восьми часам, когда люди уходят на работу, стало пооживленнее.
Напротив дома на другой стороне улицы был подземный гараж, и многие выходившие из дома люди шли прямиком туда, вниз. Алекс насчитал шестнадцать женщин, покинувших дом между восьмью и восьмью тридцатью. Все они были хорошо одеты, и он автоматически решил, что они идут на работу, поскольку женщина, собирающаяся за покупками, никогда не выйдет из дома так рано и настолько хорошо одетой. Такие обычно выходят этак в десять тридцать – одиннадцать. Те, что идут пофлиртовать, появляются около полудня. Он всегда знал, когда женщина собирается завалиться с кем-нибудь в постель – что-то этакое было у них в походке. Он наметил себе этот дом для будущих заработков. Шестнадцать работающих женщин – вероятность того, что шестнадцать квартир с девяти до пяти пустуют.
Однако сейчас он был здесь не затем, чтобы присматривать себе дом на следующий июль, а затем, чтобы подготовить все для работы во вторник. Он слишком долго простоял на углу – человек с двумя черными пуделями на поводке уже дважды прошел мимо. К тому же время близилось к восьми сорока и привратник все чаще выбегал на Мэдисон-авеню, свистя проезжающим такси, а затем махая рукой тем жильцам дома, которые просили поймать машину. Алекс покинул свой пост.
Выше по Уэстбери в квартале отсюда было кафе. Он зашел туда, заказал чашечку кофе и тосты по-английски. Затем пошел к телефонной кабинке, отыскал в списке номер Джерома Ротмана с Восточной шестьдесят девятой улицы, опустил в прорезь десять центов и набрал номер. На том конце после нескольких гудков сняли трубку.
– Алло? – спросил женский голос.
– Пригласите, пожалуйста, мистера Ротмана.
– К сожалению, он уже ушел, – ответила женщина. – Ему что-нибудь передать?
– Вы не скажете, я могу застать его на работе? – спросил Алекс.
– А кто это, простите?
– У меня есть номер, я попытаюсь дозвониться, – сказал Алекс и повесил трубку. Затем вернулся к столику, где его уже ждали кофе и тосты.
Телефон, естественно, является существенным орудием взломщика наравне с отмычкой, фомкой и прочими инструментами, которые он потом принесет в своем дорогом кожаном кейсе. В правом верхнем кармане его пальто будет королевский флеш – десятка, валет, дама, король и туз червей. Эти карты в пластиковой оболочке годятся для того, чтобы открыть любую дверь с пружинным замком. А если его случайно остановит коп и не удосужится заглянуть в его кейс, Алекс всегда сможет сказать, что носит эти карты с собой как воспоминание о том единственном случае в жизни, когда ему довелось набрать королевский флеш. Он понимал, что это слишком притянуто за уши – любой коп, что остановит его, непременно заглянет в его кейс и найдет кучу воровского снаряжения, а для вскрытия замка вполне годится и табличка «Не беспокоить» из отеля, просто Алексу нравилось воображать себя в каком-то смысле игроком. Он и на самом деле отлично играл в покер, что было неудивительно, поскольку большая часть его времени уходила на запоминание деталей, но он никогда не играл в сумасшедшие игры, где все зависело только от случая. Вероятность. Все зависит от вероятности.
Вероятность того, что мистер Ротман заподозрит что-нибудь по поводу утреннего звонка, была практически нулевой. Никто никогда не подозревает, что затевается ограбление, особенно если к телефону просят кого-нибудь, кто действительно живет в этой квартире. Он обезопасил себя, сказав, что знает рабочий телефон Ротмана и повесил трубку прежде, чем миссис Ротман успела задать хотя бы один вопрос. Алекс никогда не поверил бы, что она
В Синг-Синге в библиотеке он просматривал старые журналы и наткнулся на хорошую статью о грабеже. В ней были весьма интересные шуточные стихи, написанные парнем, который работал окружным прокурором Манхэттена. Стихи были не о взломах, а о грабеже. Но тогдашним сокамерником Алекса был один тупой ублюдок из Арканзаса, который вляпался в штате Нью-Йорк, ограбив газозаправочную станцию – с пистолетом времен войны Севера и Юга, никак не меньше. Алекс решил, что стихи об ограблении приведут его в восторг, и потому запомнил их наизусть, а ночью, после того как погасили свет, прочел их соседу. Краснорожий, конечно же, не врубился, но Алекс до сих пор помнил их:
Большинство грабежей без ружья и ножа —
Ограбления класса Один или Два.
Если двое ограбили – класса Один,
Если только один – это будет класс Два.
Есть еще кое-что, что зовут классом Три,
Классом Раз или Два это не назовешь.
Только как назовешь – я и сам не скажу,
А скажу только то, что и это грабеж.
– Что за хрень? – буркнул краснорожий. – Как это, когда грабит один, может получиться класс два?
Тупой ублюдок.
Всю ту неделю Алекс сам пытался написать стихотворение о взломах, основываясь на том, которое он прочел в старом журнале. Школу он так и не закончил, но слова всегда давались ему легко, и он решил попробовать. А что еще делать в тюрьме? Однако писать стихи оказалось куда труднее, чем он поначалу думал. Но это было только поначалу, поскольку со времен его детства определения наказаний изменились, и у него в голове была мешанина старых и новых названий. Но наконец он добил-таки стихи и решил, что они вполне хороши и даже лучше, чем у того бывшего окружного прокурора.
Нужен ключ для взлома Один.
Нужна еще ночь для взлома Один.
С собой еще пушку надо взять
Иль в морду в квартире кому-нибудь дать,
Упомянутой пушкой его напугать,
Вот тогда ты добьешься взлома Один.
Нужен дом для взлома Два,
Но ночь не нужна для взлома Два,
Но если в доме ты пушку достал
И если кому-нибудь в морду дал,
Упомянутой пушкой ему угрожал —
Вот тогда ты добьешься взлома Два.
Неважно, что важно при взломе Три.
Неважно, ночь ли при взломе Три.
Неважно, взял ли ты пушку с собой,
Неважно, устроил ли ты мордобой,
Но дом есть дом при взломе Три —
Взломал и вошел – получай взлом Три
Как видите, главное в этом во всем,
Что дом и квартира – всегда есть дом.
Дом равен квартире в глухой ночи —
Значит, взлом номер Два получи.
Квартира есть дом при ясном свете,
А значит, получится номер Третий.
И что это за чушь – кто сумеет ответить?
– Да что это за хрень гребаная? – спросил грабитель, и это был последний раз, когда Алекс пытался заниматься стихотворчеством в тюрьме или на воле.
Он посмотрел на часы. Было десять минут десятого. Пора снова приниматься за дело.
На юго-западном углу Шестьдесят девятой и Мэдисон-авеню находился ресторан, но в его окне было выставлено объявление, что он начинает обслуживать только с половины двенадцатого. Не слишком удачно, поскольку для Алекса не было бы ничего лучше, как сесть за столик у окна и оттуда наблюдать за домом. Ему не улыбалось снова торчать на углу, ловя воображаемое такси или слишком часто проходить мимо здания, поэтому он третьим путем обошел квартал, сел на переднем крыльце одного из особняков, снял ботинок и начал массировать ногу. Если кто-нибудь выйдет и станет его гнать, он извинится и скажет, что ему свело стопу. Он хорошо одет, в руке у него кейс, так что ему поверят. А пока он спокойно понаблюдает за домом напротив через улицу.
Через полчаса начали прибывать горничные. Алекс пришел к такому выводу, так как они были чернокожими и почти все с хозяйственными сумками. Интересно, подумал он, какого черта все черные горничные всегда ходят с хозяйственными сумками? За это время швейцар выбегал на Мэдисон-авеню в общей сложности четыре раза. В одном случае ему потребовалось десять минут, чтобы поймать такси. Это хорошо. Алекс мог надеяться, что он будет даже чаще, чем сейчас, отлучаться от входной двери. Что касается лифтера, то он Алекса вовсе не волновал. У всех лифтеров, как говорится, бывают свои взлеты и падения, и Алекс понимал, что некоторое время ему придется поболтаться где-то между этажами, пока старая Толстая Задница не выскочит ловить такси.
Почтальон пришел в девять сорок пять.
Для Алекса это было очень важно.
Почтальон пробыл в здании семь минут, затем вышел и пошел вверх по улице. Алекс подождал еще десять минут, надел ботинок и завязал шнурки. Чуть позже десяти он прошел мимо парадных дверей и покинул эту улицу. На сегодня он узнал достаточно. Завтра утром, точно в пять минут одиннадцатого, он снова позвонит Ротманам.
Во вторник дождило. Это просто бесило Алекса, поскольку означало, что миссис Ротман не выйдет на прогулку в парк. Если она не выйдет, он не сможет позвонить в квартиру, чтобы выяснить, действительно ли она уходит в десять утра каждый день, как это должно было быть в солнечные дни. Он надеялся, что уж в четверг-то точно дождя не будет. Какая польза от того, что горничной нет дома, если из-за дождя старуха не выйдет на свой традиционный променад? Ладно, если в этот четверг будет дождь, то дело придется отложить до следующего четверга. Он и так уже наполовину был готов все отложить. Ему еще кое-что нужно было сделать здесь, в первую очередь в вестибюле, и сможет ли он управиться со всем к четвергу, он не знал. Единственной пользой от сегодняшнего дождя было то, что швейцар будет занят больше обычного, ловя такси, потому Алекс решил, что ему лучше пойти в дом прямо сейчас, не дожидаясь, когда дождь прекратится.
Алекс поставил будильник на восемь, зная, что ему не придется сегодня вставать на рассвете. Он планировал быть в городе к десяти, вскоре после этого позвонить в квартиру Ротманов и пойти проверить почтовые ящики и вестибюль. Правда, если миссис Ротман не пойдет на прогулку, сегодня проверять почтовые ящики бесполезно. Черт, этот дождь прямо-таки шило в заднице. Он ведь рассчитывал на почтовые ящики как на лишнее подтверждение, он намечал проверять их в течение двух дней до ограбления. Но завтра уже среда, и таким образом остается только один день для проверки.
Стоя под душем, он раздумывал, стоит ли ему отправляться на дело прямо в нынешний четверг. Беда была в том, что ему нужны были эти чертовы деньги. Последний раз он ходил на дело в марте, когда Вито устроил ему дельце на три тысячи баксов. Но полученные деньги он уже спустил и теперь сидел на мели, а занимать у ростовщика не любил, так как эти гады драли по двадцать процентов в неделю. Занимаешь у них «косую», а потом оказывается, что ты должен им уже две «косых», и уже вскоре ты работаешь на дядю. А пропустишь срок, так появится какой-нибудь громила и вежливенько спросит, не хочешь ли ты, чтобы тебе завтра вечерком переломали ноги? Нет уж. На сей раз он получит верных девять тысяч, и чем скорее, тем лучше. Он знал репутацию Генри, знал, что тот заплатит ему сразу же, не дожидаясь продажи камней. Черт, ну почему же сегодня пошел этот дождь?