Она уговаривала себя быть умницей, не впадать при виде его в такое волнение, от которого начинаются колики в животе и учащается пульс. Он, слава тебе Господи, всего-навсего мужчина и, кроме того, ее клиент. Который будет с ней расплачиваться.
И который целовал ее так, будто ее губы смазаны медом.
Прикосновения Уэйда напомнили ей, что миновала целая вечность с того времени, когда она чувствовала себя желанной.
Взяв сумочку, Линда вышла из машины и с бьющимся сердцем направилась к дому. Как она и предполагала, дверь отворил сам Уэйд. Но она не предполагала, что вопреки ее самовнушениям при виде Уэйда у нее опять закружится голова.
Но кто же в этом виноват, как не он? Чтобы свободный мужчина под сорок был настолько хорош собой! Обычно такие красавцы женаты или помолвлены, одним словом — заняты. Свободными же остаются или уродливые, или с вредными привычками.
— Доброе утро, — произнес Уэйд, оглядывая ее туфли, джинсы и заплетенные в косу волосы. — Выглядите замечательно, — улыбнулся он.
— Благодарю вас. — Она нарочно произнесла эти слова как можно более легким тоном, стараясь не выдать удовольствия, которое доставил ей комплимент. — Надеюсь, я не слишком рано.
— Нисколько. Как приятно видеть женщину, пришедшую точно в назначенное ею время… Ох, этого, наверное, не надо было говорить.
Ли покачала головой.
— Такого прямодушного человека, как вы, я еще не встречала.
— Это хорошо или плохо?
— Хорошо.
— Благодарю тебя, Господи, за все твои благодеяния, — с шутливым вздохом облегчения заключил Уэйд.
— Ваши родные согласились встретиться со мной? — поинтересовалась Ли, следуя за ним в кухню и стараясь восстановить душевное равновесие. Его не поймешь: то он улыбается, то хмурится…
— Майра Джо и мой брат Джонатан пошли со стариками в церковь. Мы договорились встретиться на ленче у мамы. Надеюсь, вы не ели?
— Только утром, легкий завтрак. Но мне бы не хотелось быть в тягость вашим родителям.
— Доверьтесь мне. Для мамы нет ничего приятнее, чем угощать кого-нибудь. Похвалите ее стряпню — и завоюете ее сердце навеки.
— Ну, если так…
— Должен вас предупредить. Вы считаете прямодушным меня, но от отца можно ожидать чего угодно. Лучшая самозащита при этом — делать вид, что вы не шокированы.
— Запомню. — И Ли в который уже раз подумала, что, кажется, влипла в историю.
— Прекрасно. Раз у нас есть еще время, давайте я покажу вам окрестности. А потом поедем прямо к маме. Хорошо?
Ли согласилась, скорее из любопытства, чем из вежливости. Будь она повнимательнее, она бы поняла по чрезмерно безмятежному выражению лица Уэйда, что он что-то замыслил. Но лишь выйдя через дверь черного хода во двор, увидела,
— Я тоже, — кивнул Уэйд.
Тон, каким были произнесены эти слова, заинтриговал Линду.
— Даю пенни за то, чтобы узнать ваши мысли.
— Полагаю, вы переплатите, — улыбнулся он. — Я думал о северном участке моей земли, где надо починить изгородь. Это лучшее пастбище. Сенатор Брэдфорд долго носился с проектом дорожного строительства, который лишал меня этого участка, но мне удалось заблокировать законопроект.
Ли кивнула — она хорошо помнила ту историю, попавшую в печать и произведшую на нее большое впечатление. Корреспондент, узнав о победе Уэйда, обрушил на сенатора Брэдфорда разгромную статью, после которой на перевыборах тот чуть было не потерял свое кресло. Уэйд, очевидно, при необходимости мог стать грозным противником.
Тему подхватил ежемесячный журнал «Техас мансли», посвятив Уэйду полосу. Автор материала был не иначе как близким другом сенатора Брэдфорда. И потому не преминул сообщить, что на выпускном балу своей дочери Уэйд щеголял во взятом напрокат фраке. Но в подписи под фотографией сделал комплимент Майре Джо: она, мол, не грешит отсутствием чувства стиля, в отличие от своего папаши.
Эта история совпала по времени с многочисленными свадьбами, которые устраивала Ли, и везде только и было разговоров что о выпаде техасского журнала.
И Ли поняла, что Уэйд Маккей — человек, горой стоящий за свое семейство и ведущий весьма уединенный образ жизни, чего никогда не могут простить человеку средства массовой информации. Ей вспомнилось: тот журналист упоминал, что отец Уэйда перенес два инфаркта и коронарное шунтирование.
— Сдается мне, вы не из числа любимчиков сенатора Брэдфорда, — заметила она.
— Да уж, конечно. Я с ужасом жду того дня, когда он настроит против меня Майру Джо. — Уэйд натянул поводья, заставляя лошадь повернуть назад. — Прямо он, ясное дело, на это не решится, но придумает обходной маневр — попросит, к примеру, меня поддержать какой-нибудь из его проектов. И тогда Майра Джо окажется меж двух огней.
Ли, совершенно не зная сенатора Брэдфорда, не могла ничего возразить.
Желая повернуть свою кобылу, Линда повторила все действия Уэйда: натянула поводья и цокнула языком, правда, не так умело, как он.
— Мы едем обратно? — спросила она.
— Да, я сделал круг, но сейчас мы недалеко от дома моих родителей. Они давно уже отдохнули, переоделись, так что врасплох мы их не застанем.
Ли заерзала в седле и заметила, что Уэйд усмехнулся. Но она ни за что не призналась бы, что нижняя часть ее тела совсем затекла.
Вскоре они подъехали к дому, до которого от усадьбы Уэйда было около мили.
— Подождите секунду, я вам сейчас помогу, — сказал он, останавливаясь.
Это был один из тех моментов, когда Ли прекрасно отдавала себе отчет в том, что нечего выказывать свою самостоятельность, ибо это плохо кончится. Тем не менее она не смогла совладать с порывом, сорвавшим ее с седла.
Приземлилась она довольно удачно, но откуда ей было знать, что после часа в седле ноги не смогут ее удержать. Уэйд предупреждал ее, просил подождать, но не-е-ет, она, видите ли, лучше профессионального наездника знает, что ей делать!
Ноги Ли подогнулись, она схватилась за луку седла, но не удержалась и плюхнулась в пыль, к ногам самого красивого из мужчин.
— Ли! — Уэйд испуганно склонился к ней. — Вы ушиблись?
— Нет, нет! Только расстроилась.
— Вы уверены?
— Ах, Уэйд, и так мое самолюбие пострадало, не лишайте меня последних крох чувства собственного достоинства.
— Простите. Не хотел вас обидеть.
Приняв поданную ей руку, Ли поднялась, он же начал отряхивать ее джинсы, и Ли уговаривала себя не обольщаться, потому что он точно так же вел бы себя с дочкой. Когда Уэйд, отряхивая с нее пыль, принялся за спину, она почувствовала его пальцы на тонкой майке и отпрянула в сторону.
— Спасибо, Уэйд, спасибо. Теперь все в порядке.
Она чувствовала, что выглядит глупее глупого, и нагнулась, делая вид, что счищает с себя остатки грязи.
Когда они наконец вошли в дом, Майра Джо бросилась им навстречу, обняла отца и влепила ему в щеку смачный поцелуй. Ли она тоже обняла.
— Ли! — начал Уэйд. — Познакомьтесь с Джонатаном, моим младшим братишкой.
Она обменялась рукопожатием с мужчиной, вылепленным, по всей видимости, из того же теста, что и Уэйд, но немного более плотным. Его рыжеватые волосы резко контрастировали с иссиня-черной шевелюрой старшего брата.
— Мадам! — Джонатан изогнулся в почтительном поклоне и только что не прикоснулся пальцами к полям воображаемой шляпы.
Откуда берутся такие мужчины, как эти Маккей? — удивилась про себя Ли. Может быть, в их наборе ДНК есть неизвестная ей ковбойская хромосома? Скажем, лошадиная подкова в дополнение к хромосомам X и Y?
Джонатан улыбался с искренним радушием, большие голубые глаза его светились отнюдь не одной лишь вежливостью. Обычно, встречая красивого мужчину с притягательной улыбкой, Ли чувствовала, что ее сердце начинает биться быстрее, но сейчас, как ни странно, пульс оставался спокойным.
— Рада с вами познакомиться. Майра Джо говорила, что ее дядя… Как же она это сформулировала? — Ли постучала прекрасно наманикюренным пальцем по подбородку. — Ах, да… что ее дядя одним взглядом разит наповал.
Тут она поймала взгляд Уэйда, и ее веселого настроения как не бывало. У него было такое свирепое выражение лица, что Ли залилась краской стыда, словно ее поймали с поличным. И тут же стыд сменило раздражение, чему она несказанно обрадовалась: излишек лирики ни к чему хорошему не приведет.
Атмосферу разрядило появление в комнате женщины лет шестидесяти пяти, как поняла Ли — матери Маккеев. Время наложило свой отпечаток на внешность этой маленькой седой женщины, но отсутствие красоты с лихвой возмещалось теплом глаз и доброй улыбкой, не сходившей с ее губ.
Майра Джо вскочила со своего места и потянула Ли за рукав.
— Бабуля, это Линда Хьюстон. Познакомьтесь, Ли, это моя бабушка.
— Прошу вас, называйте меня Джолин, — с места в карьер заявила хозяйка.
— Только в том случае, если вы будете называть меня Ли.
— Прекрасно. Садитесь, пожалуйста, и скажите, что вы будете пить. Муж вот-вот подойдет.
Кухне, в которой они находились, могла позавидовать любая стряпуха. Посередине стоял огромный стол, напоминавший остров, вокруг него располагались высокие стулья, какие бывают в барах. Плита помещалась вдоль одной из сторон стола, так что хозяйка, помешивая ложкой в кастрюлях, могла общаться с членами своей семьи, сидящими у трех других сторон. Теперь Ли оценила по достоинству реплику Уэйда, который, говоря о матери, сказал, что она обожает кормить людей и, стряпая, чувствует себя в родной стихии.
— У вас прекрасная кухня, — сказала Ли.
— Да, я ее очень люблю. Уэйд и Джонатан построили этот дом для нас с отцом, и он стал для меня лучшим на свете. Мы вам его покажем, но только после ленча. Уходя в церковь, я поставила в духовку окорок, сейчас я его подам.
Ли села на придвинутый Уэйдом стул и разговорилась с Джолин и Джонатаном. Но когда несколько минут спустя в кухню вошел мистер Ирл Маккей, у нее перехватило дыхание.
Уэйд и Джонатан пошли, очевидно, в материнскую породу, так как, за исключением роста, ничем не походили на колосса скандинавского типа, вошедшего в комнату. Его льняные волосы казались почти белыми, а таких светло-голубых глаз Ли вообще никогда не видела. Вошел он очень тихо, но, казалось, заполнил собой все помещение.
К великому смущению Ли, на глазах у нее выступили слезы. Мистер Маккей был до того похож на ее собственного дедушку, что с успехом сошел бы за его родного брата. Жаль, что у дедушки не было братьев.
Все в мистере Маккее оживляло в ней воспоминания о дедушке. Та же гордая осанка, та же независимость во взгляде, ясно говорящем о том, что этот человек ни от кого не потерпит обиды. В то же время чувствовалось, что жизнь научила его снисходительности. Глаза бездонной голубизны излучали недюжинный ум. При виде мистера Маккея Ли охватила тоска по дедушке, преждевременно ушедшему из жизни. Ей так недоставало этого человека, умевшего выслушивать ее, понимать, ценить, соглашаться с ее решениями, и басом, в котором звучала нежность, давать дельные советы.