Шумил Павел
ЖЕСТОКИЕ СКАЗКИ
СКАЗКА N3
– Между делом, – сказал Антон задумчиво.
– Между делом ли? ЕН 7031 числится в плане
исследований…
– Да, ты говорил об этом. Экспедиция не
состоялась.
– Экспедиция не состоялась. А между тем,
ЕН 7031 находится в списке звезд, лежащих
на гипотетическом пути Странников.
Аркадий Стругацкий
Борис Стругацкий
ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
… Бор вернулся из драйва, положил тяжелые кулаки на стол и сказал:
– Все! Я в эти игры не играю.
И тогда мне стало страшно. Потому что Бор был десантник от бога. Потому что, если он сломался, то что же с нами будет?
Тон хотел свести все на шутку.
– Куда же ты пойдешь? Ты ж кроме десанта ничего не знаешь.
– Отдохну, осмотрюсь. Баб трахать буду. Детей заведу. Я последний в роду. Мне род продолжать надо.
А Мета сказала:
– Я под тебя лягу и рожу тебе ребенка. Не уходи из десанта.
Все знали, что Бор и Мета терпеть друг друга не могли. Бор долго-долго на нее смотрел, а потом сказал:
– На что ты мне такая нужна? Нервы портить? Пройдешь психоформирование с импринтингом, с оптимизацией под мой психопрофиль, тогда подумаю.
– Пройду. Какой глубины?
– Ноль восемьдесят пять.
Люди нашей профессии всякого повидали, но тут наступила тишина. У нас в десанте имеется много разных штучек, о которых простым смертным лучше не знать. Психотроника – одна из таких игрушек. Согласиться на оптимизацию под чужой психопрофиль – это значит потерять себя. Стать новой личностью. А с импринтингом – это значит стать рабом. В данном случае – рабыней. Идеальной рабыней для Бора, имеющей лишь 15% свободы воли.
– Мета, прекрати, – неуверенно проговорил Тон.
– Я серьезно. Мало нас что-ли в драйвах гибнет. Считайте, что усохла в драйве. Если Бор вернется в десант, значит жила не зря. Всем понятно?
Мета заводная. Я смотрел на нее и думал, останется ли она такой же красивой, если Бор не отступит. Черт возьми, конечно останется. Ее красоту даже шрамы не портят. Напротив, загадочности придают. Хочется провести по ним пальцем, взять лицо в ладони… Тьфу! О чем я думаю! Бор должен отступить. Неужели он не понимает?..
Бор не отступил.
– Сниму психопрофиль. У тебя полчаса, – сказал он и вышел.
– Ты на фонтан села? – зло спросил Ген. – Тебе по голове настучать или по заднице? Я торможу Бора.
Апельсин врезался в дверь рядом с его головой. И разлетелся как снежок. Ген остановился, медленно развернулся и стер ладонью брызги с лица.
– От винта, Ген. Спасибо за заботу, но я уже в драйве. Парни, у кого есть, чем горло промочить?
Я достал из заднего кармана фляжку с коньяком, и оказался третьим. Мета обвела релаксационную взглядом, выдернула нож из ножен в голенище сапога и разрезала пять апельсинов пополам. Потом, взяв половинку, воткнула над вазой нож в мякоть, провернула, вырезав лунку.
– Чем не стаканы? Сом, наливай.
Мы разобрали импровизированную посуду.
– За Мету, – сказала она. – Славная была девчонка, хотя и стерва немалая. Если кому-то копыта отдавила, не держите на нее зла.
Я выпил коньяк и закусил апельсином. Пальцы стали липкими от сока. Вкуса не почувствовал. В голове две мысли: «Бор остается в десанте» и «Нельзя же так, в самом деле!»
– Проглоты! Какого черта посуду съели? Вам же хуже! Мне больше достанется, – обругала нас Мета и приложилась прямо к горлышку. – А помнишь, Ник, как ты нас с Геном вытаскивал?
Я кивнул. Вытаскивать – моя работа. Но, чтобы я смог вытащить, десантник должен дойти до круга возврата. Они не дошли до него пяти километров. Это предельная дистанция. Сфера захвата сжалась до полутора метров и скакала как поплавок на волнах. Она и на самом деле была поплавком, так как штормило, с океана накатывали на берег четырехметровые валы, и я никак не мог скомпенсировать гравитацию от перемещения водяных масс в полосе прибоя. Ни один компьютер не может справиться с такой задачей, потому что у него нет интуиции. Человек тоже не может. Ему не хватает скорости реакции. Но все же, я их вытащил. Мокрых, истекающих кровью. Сжавшихся, чтобы облегчить мне работу. Обнявших друг друга. Клубок рук и ног вокруг коробочки маяка. Вытащил… Двоих из четверых. Бывало и хуже. До двух оставшихся маяков было двадцать семь и сто девять километров. На удалении двадцать семь я мог бы вытащить муравья. Но не человека. И координаты маяков оставались неизменными. Пока не сели аккумуляторы. Усохли парни…
Хирурги предпочитают не знать близко того, кого режут. Это не мой стиль. Я хочу знать, кто там. Чтоб бороться не за абстрактного представителя высших приматов, а за живого, теплого человека. Чтоб живот охватывало холодом и дрожали руки. Потому что, если я ошибусь, то как раз зарежу. Разрежу пополам. Вытащу половину. Как было с Томом.
Том почти дошел. Пять тысяч двести метров до круга. Он полз из последних сил и волочил за собой ногу. Там была ночь, тихая и безветренная. Океан застыл как стекло. Я мог очень точно нацелить сферу. Но Том в нее не вмещался. Если б он подтянул ноги… Мы с медиками час ждали, но он не шевелился. Тогда я принял решение. Сжал сферу до метра и первым захватом вытащил ноги. На десять сантиметров выше колен, чтоб не изуродовать коленный сустав. Вторым захватом – тело и два центнера пропитанного кровью песка.
Медики пришили ему ноги, залатали остальные прорехи в шкуре, но в драйвы он больше не ходит. Дежурит за пультом, подменяет эндеров, пока маяки далеко от круга. И уже третий год в этот день ставит мне бутылку. Утверждает, что будь на финише кто другой, ковылять бы ему на протезах. Хотя, как я уже сказал, погода в тот день была тихая. Любой эндер бы справился…
Бор появился в дверном проеме, но входить не стал. Так и стоял, засунув руки в карманы, прислонившись к косяку.
– Я настроил аппаратуру. Осталось надеть шлем и нажать кнопку. Все в твоих руках, Мета.
– Ты не знаешь, какая я стерва, Бор. Шлем я надену, но кнопку нажмешь ты. Тебя будет мучить совесть и ночные кошмары до конца жизни.
– Твоими стараниями конец наступит быстро. Назови хоть одного из наших, дожившего до сорока пяти.
Мета протянула ему фляжку.
– Хлебни для храбрости.
– Спасибо. Я нажму кнопку, но по твоей команде. Вдруг передумаешь. Я не обижусь.
Так, препираясь, они ушли в «психушку».
А мы остались.
Каждый думал очень о многом. И боялся поднять глаза. Чтоб не встретиться с кем-то взглядом. Любой хотел бы очутиться на месте Бора. Мы все слегка сходили с ума по Мете. Но кто пробовал целовать глыбу сухого льда? Впечатление острое и своеобразное. Вот так отшивала нас Мета. А Бору она достанется мягкая и послушная. Или, наоборот, острая и жгучая как перец. Но именно такая, какая ему нужна. Оптимизированная под него. Кто бы не мечтал об этом? Но Мета была одной из нас. Боевым товарищем. И мы боялись поднять глаза.
– Ник здесь?
– Что случилось?
– Лань вне круга.
– Сколько до нее?
– Три восемьсот. Но штормит и у них, и у нас.
– Что с ней? – это я спросил уже на ходу.
– Видимо, флайкер ультразвуком глушанул.
Лань была славной девчонкой. Мы много раз были с ней близки. Я прикинул ситуацию. Три восемьсот – это хорошо. Сфера захвата больше трех метров. Нет, чуть меньше. А то, что штормит и тут, и там, очень плохо. Придется гасить наложение колебаний. А я выпил пятьдесят граммов коньяку. Зараза! В такой момент…
Последние десять тысяч метров – самые опасные. Потому что устал. Потому что голая как стол равнина. Ты на ней – мишень. Потому что боекомплект на исходе. А часто – на нулях. Остается одно – двигаться с максимальной скоростью. Десять тысяч. Тридцать пять минут. Этого рекорда пока никто не побил. Беда в том, что все смертоносные твари двигаются раз в восемь быстрее.
Мой пульт уже включили. Я размял руки, взялся за джойстики, вдел указательные пальцы в кольца. Кто-то из молодых встал рядом, готовый выполнить любую команду.
– Я в работе.
Сфера захвата перешла под мой контроль. Судя по тому, насколько четкая и подробная картинка была на мониторе, Лань пытались вытащить не менее четверти часа.
Все дело в том, что мы не знаем, что происходит ТАМ за пределами сферы захвата. Но комп лоцирует то, что внутри сферы. И, когда сфера мечется по всем трем осям, постепенно комп накапливает информацию о рельефе того места. Вроде того, как слепой ощупывает предметы пальцами. Неживая природа ведь, как правило, неподвижна. Если не считать волн. Океан, колыбель жизни, ети его…
Минуты две я просто присматриваюсь к мечущейся сфере на экране монитора. Пока не въезжаю в ритм. Все верно, наложение двух отнюдь не гармоничных колебаний. Левая рука сама по себе начинает подбирать ритм одного из них. Того, которое я условно назвал «вперед-назад». Указательный палец пока не использую. Это потом. Когда ритм зазвучал внутри, подключаю правую руку. Она гасит колебания «вправо-влево». Отлично. Теперь – подобраться к маяку. К телу. Лань лежит на спине, раскинув руки. Вот пакость! Броски сферы все еще составляют три метра. Теперь это беспорядочная вибрация. Ничего, перезимуем.
– Финиш-контакт, – командую я, и молодой вставляет мне в рот загубник с единственным контактом. Стоит сжать зубы, и произойдет захват. Почему зубы? Потому что от зубов до мозга путь короткий. Сигнал быстрей доходит.
Теперь я работаю не только джойстиками, но и кольцами. Сфера скачет, и я никак не могу ее стабилизировать. Мешает выпитый коньяк. Я вспоминаю, по какому поводу его выпил, и челюсти непроизвольно сводит. В последний момент успел рвануть сферу вниз и влево.
В приемный бассейн поступает полтора десятка кубометров сырого песка. Кажется, тело не задел.
Точно не задел. Теперь выждать пару минут, пока накопится энергия для следующего захвата, успокоить нервы и выяснить ситуацию.
Отлично! Грунт обвалился в каверну, которую я устроил, образовалась воронка, и Лань скатилась в нее. Головой вниз, но теперь она вдвое компактней. Можно работать. Ритм левой руки. Есть… Ритм правой руки…
Дьявольщина! Да что же это? Зыбучий песок?
И в ту же секунду я понимаю, что это. Воронку заливает. Еще две минуты, и Лань утонет. Скроется под водой, захлебнется. А я перестану видеть ее, видеть воронку. Останется плоская поверхность!
Холодный уж сворачивается в животе. Мне страшно. Руки живут своей жизнью. Сфера скачет как раскидай на резинке. Внезапно зубы сами собой сжимаются. Есть захват.
Закрываю глаза и расслабляюсь. Если не зарезал, одно из двух. Или она здесь, или там. Если там, у меня две минуты. На дозарядку. Если здесь, торопиться некуда. Если зарезал, тем более.
Крики. Радостные. Меня бьют по спине. Открываю глаза. Монитор уже погас, пульт отключен. Разжимаю сведенные челюсти, выплевываю финиш-контакт. Сколько народа вокруг. Все смеются, кричат. Зачем так громко? Кто-то рисует на доске схему. Сфера первого захвата на глубине трех метров, образование воронки, стрелочка показывает, как Лань сползает в воронку и складывается пополам. Сфера второго захвата. Оказывается, я изобрел новый прием. Компактор Ника. Никто не подумал, что Лань чуть не утонула.
– Тихо! – говорю я, и наступает тишина. – Никогда так не делайте. Это было глупо. Лань чуть не утонула. У меня не было времени на стабилизацию.
В зал входит Лань. Мокрая, грязная. Ее поддерживают под руки, а из носа идет кровь. И она еще не оправилась от ультразвукового удара.
– Кто меня тащил? – спрашивает она. Народ расступается, образуя живой коридор. Лань идет ко мне. Какой фортель сегодня выкинет?
Я тру ладонями лицо и вытягиваю вперед правую руку. Пальцы дрожат крупной дрожью. Лань встает на колени и целует их. Из носа прямо мне на ладонь падает капля крови. Лань смущенно улыбается и слизывает ее.
– Трудно было?
– Очень.
– Ты никогда так не говорил.
– Да. Тебе сказали, что ты последняя? Час назад вернулся Бор. И уже накуролесил. Остальные – еще раньше. Удачный драйв. Я пойду, отдохну.
Лани все наперебой предлагают просмотреть запись. Это штрих. Такого обычно не бывает. Вернулся десантник, не усох, не зарезали – значит, порядок. Чего там смотреть?
Возвращаюсь в релаксационную, смотрю на часы. Господи, всего двадцать минут прошло. Все взгляды устремляются на меня.
– Удачный драйв, – говорю я, беру со стола свою фляжку и трясу над ухом. Пусто. Сую в задний карман брюк. Попадаю не сразу.
– У кого крепкое осталось?
Тон протягивает фляжку.
– Ребята, договаривались же здесь не пить. Второй раз сегодня. Нельзя же так, – укоряет Кон.
– Нельзя?! – ору я. – А работать за кругом можно?! А ты хоть раз работал при параллельных штормах? – срываю крышку и пью крепкое как воду. Коньяк течет по подбородку и за шиворот. Фляга пустеет.
– Ну вот, на тебя наорал, сразу на душе легче стало, – пытаюсь загладить неловкость. Все улыбаются, будто сказал что-то очень смешное.
– Тяжелый был финиш?
– Обычный, – отвечаю я, усаживаясь в кресло. – Удачный драйв. Все на финише, и все на ногах.
Прикидываю, что психопрофилирование Меты займет часа четыре. Значит, можно ненадолго отрубиться. Завтра тоже день свободный. Удачный драйв. Такого удачного давно не было. Все четверо – и ни царапины.
Надолго отрубиться не удается. Прибегает отмытая дочиста, лохматая, непричесанная, восторженная Лань.
– Ну, мужики, такого еще не бывало. Диспетчерская как улей гудит. Ник, ты король эндеров. Парни, можете не верить, но я сегодня второй раз родилась. Представляете, меня на подходе флайкер притушил. Лежу как усохшая, ручки в стороны, ножки в стороны. До круга четыре тысячи, а я конечности на два с лишним раскинула. Тут штормит, там штормит! Угадайте, что Ник сделал. Ни за что не угадаете! Вот кассета, но я вам ее не дам! Только из моих рук! Это теперь семейная реликвия.
Кассета скользит в щель вьюера, на стене загорается экран, кто-то притушил свет. Лань села рядом, завладела моей рукой, гладит пальцы.
– Это меня салажата достать пытались, – комментирует она.
Не хочу смотреть на экран, но смотрю. Ошибки молодых видны невооруженным взглядом. Сфера скачет мячиком, комп постоянно теряет точку. Зря я смотрю на экран. Волнуюсь, словно все еще за пультом. Ловлю ритм волн. Сжимаю Лани руку так, что девушка вскрикивает. А ведь она сильнее меня.
Зря я боялся. Мои ошибки не видны. О них знаю только я. Все слишком быстро, на грани темпа восприятия. А результат удачный. В смысле – не летальный. То, что в этом изрядная доля удачи – так какой же эндер без удачи? Все, проехали.
Достаю расческу и вкладываю в ладонь девушки. Намек понят. Хорошие у Лани волосы. Длинные, гладкие, блестящие. Как она их под шлем прячет?
Загорается свет.
– Помните старого Гая? Он тоже захват с лета делал, – вспоминает кто-то. Начинаются воспоминания. Приятно, когда тебя сравнивают с Гаем. А как, скажите, ему еще оставалось захват делать, как не с лету? Таких пультов, как сейчас, тогда не было. На той технике – в круге, и то опасно было захват делать. Черт! Зря запись смотрел. Опять весь мокрый, и руки дрожат.
Лань, неестественно оживленная, порхает по релаксационной. Традиция у них такая. Вернулся целый, нужно хоть на пять минут зайти сюда, отметиться. Им бы в койку, а они наглотаются стимуляторов, и сюда. Сейчас порхает, а завтра пластом лежать будет. Красивая у нее фигура. Жаль, в десанте служит. Жениться на десантнице – себе дороже. Нервы сожжешь, пока она в драйве… А с другой стороны, не будь она в десанте, стала бы она на меня смотреть… С такой-то фигурой. Это здесь я уважаемый человек. А снаружи – кто меня знает? Мерзкая штука – жизнь.
– А где Бор? – замечает, наконец, Лань. Ей рассказывают. Почему-то, это не производит на нее особого впечатления.