– Мистер Дикинс, вы играете в карты? – спросил Шарлей и вытащил из кармана колоду.
Вручив ее Бочке, он попросил того хорошенько рассмотреть карты, потом забрал колоду обратно и перетасовал.
– Сколько при вас денег, мистер Дикинс?
Бочка порылся в карманах.
– Три фунта и двадцать пенсов.
– Отдайте их мистеру Макфарлану.
Шарпею пришлось повторить распоряжение три или четыре раза, прежде чем Бочка наконец нехотя вручил свое богатство мистеру Макфарлану, более известному как Крыса. Вообще-то я считал, что за эту затяжку времени Бочке полагается хороший подзатыльник, но Шарлей был спокоен, как удав, и я злорадно потирал руки, предчувствуя, что Бочка видит свои три двадцать в последний раз.
– В колоде пятьдесят две карты плюс два джокера. Уберем одного из них, – сказал Шарлей, вытащил карту с нарисованным на ней джокером и кинул ее на парту мистера Дикинса. Еще раз тщательно перетасовав карты, он вручил их Бочке и попросил сделать то же самое, после чего разложил карты на парте и спросил:
– Каковы мои шансы вытащить второго джокера?
– Пятьдесят два к одному, – первым ответил Шпала, пока все остальные производили в уме сложный расчет.
– Совершенно верно. По словам мистера Уильямса, у меня есть один шанс против пятидесяти двух вытащить из колоды второго джокера. Я попрошу мистера Макфарлана воспользоваться деньгами мистера Дикинса и заключить со мной пари на то, что с первого раза мне это не удастся. После того, как мистер Макфарлан выиграет, он вернет начальную ставку мистеру Дикинсу и оставит себе выигрыш в размере, скажем, пяти пенсов. Деньги небольшие, но гарантированные, поскольку ставка в пари – пятьдесят два к одному. Понятно?
Все согласно закивали, за исключением Бочки, мечтавшем лишь о том, как бы поскорей вернуть свои три двадцать.
– О’кей, начнем.
Шарлей взял карты в руки и трижды снял колоду. Его лицо приобрело сосредоточенное выражение, пальцы легко гладили ребро каждой карты, словно он пытался различить на ощупь текстуру типографской краски. Я уже приготовился увидеть эффектный трюк, как вдруг Шарлей открыл глаза, перевернул карты картинкой к себе и, не торопясь, нашел среди них второго джокера.
– Та-дам-м! – торжествующе пропел он и шлепнул карту на парту перед Бочкой. – Внимание, почтеннейшая публика, фокус номер два: исчезающие деньги! – Три фунта и двадцать пенсов, некогда принадлежавшие мистеру Дикинсу, отправились в карман к Шарпею.
– Вы смотрели на карты! – ошеломленно и с возмущением выдохнул Бочка.
– Конечно, смотрел. А как иначе я бы нашел джокера? – пожал плечами Шарлей.
– Но вы не должны были подглядывать, это нечестно! – вопил Бочка, едва не выпрыгивая из штанов.
Обратите внимание, столь бурное негодование наблюдалось исключительно с его стороны, остальные катались по полу, рыдая от смеха, однако больше всех радовался я, довольный тем, что Бочку обнесли.
– Разве мне нельзя было смотреть? Лично я ничего такого не говорил. – Шарлей изобразил искреннее удивление. – Я всего лишь сказал, что попытаюсь достать второго джокера. Вы же видели, как я вытащил первого. По-моему, намек был весьма прозрачным.
– Так нечестно! – не унимался Бочка. Он колотил кулаками по парте и пронзительно визжал, как свинья в луже.
– Нечестно?! А кто сказал, что жизнь – честная штука?
Позвольте напомнить, что вы находитесь в школе для малолетних правонарушителей – бездельников, прогульщиков и хулиганов, и, стало быть, натворили достаточно, раз попали сюда, не так ли, мистер Дикинс?
Это было что-то потрясающее – Бочку развели на деньги да еще опустили ниже шахты, и все буквально за пару минут! Шарлей мгновенно вырос в моих глазах.
– Итак, я преподал вам полезный урок, точнее, даже два.
Во-первых, пятьдесят два к одному – это вовсе не гарантия успеха, а во-вторых, все всегда подстроено заранее. Счет в футбольном матче, результаты скачек, партий в бильярд и дартс, вручение «Оскара» и Букеровской премии – все сплошное мошенничество. Дураков легко развести на деньги, запомните, – подытожил Шарлей, пряча карты в карман и возвращаясь к доске.
– По крайней мере это были не восемьдесят лимонов, – усмехнулся он. – Хорошо, так в чем заключался смысл моего урока? Ах, да, мы говорили о том, что шансы улизнуть после кражи из автомобиля составляют сорок против одного.
Шарлей написал обе цифры на доске и обвел «40» в кру– жок – за эту сумму вполне реально было продать украденную автомагнитолу пресловутому «первому встречному» из паба.
– Негусто, да? – Шарлей постучал мелком по доске. –
Эта сумма не обеспечит вам безбедную старость, не позволит бросить работу или смотаться на Барбадос. Вашего сороковника скорей всего едва хватит на полдня в зале игр вых автоматов и большую порцию жареной картошки. Стоит ли рисковать?
Целых полдня в салоне игровых автоматов плюс большая порция картошки, и он еще спрашивает, стоит ли? Учитывая, где я в данный момент находился, для меня перспектива выглядела очень даже заманчивой, так что здесь наши с Шарпеем мнения разошлись.
– Подвергать себя серьезному риску за этот ничтожный куш?
– Сорок против одного – не такой уж серьезный риск, сэр, – напомнил Трамвай.
– О да, вы абсолютно правы, мистер Купер, это вовсе даже и не риск. И, разумеется, вы пойдете на него только один раз, а потом – ни-ни, так чего бояться?
До меня постепенно начало доходить, куда клонит препод.
– Впредь вы больше никогда не будете воровать, так, мистер Купер?
Трамвай что-то промямлил, но Шарлей подчеркнул соотношение «40:1» жирной чертой и поинтересовался, сколько денег нам надо, чтобы завязать с криминалом.
– Восемьдесят фунтов? Сто шестьдесят? Тысячу шестьсот? Чистая математика: чтобы положить в карман тысячу шестьсот фунтов, занимаясь кражами автомагнитол, вам придется совершить это преступление сорок раз. Я не ошибся? По-моему, нет. Ну, кто-нибудь сообразил, что означает эта цифра?
Сообразили, конечно, все, но озвучить общую мысль решился только Шпала.
– Сорок к одному, сэр. Если вскрывать тачки сорок раз, когда-нибудь да попадешься.
– Неужели? Гм, возможно, вы правы. Но разве оно того не стоит? Вы уносите такую прорву деньжищ, да еще приятно проводите время! Что там какой-то судебный штраф, если вокруг полно легкой добычи? – Шарлей пожал плечами и крупно вывел на доске: «1600.00». – На сколько вам хватит этого запаса – месяца на три? И то, если вы не платите за квартиру и живете с родителями. А что вы будете делать потом, когда вновь окажетесь на мели? Правильно, опять пойдете бить стекла в машинах и таскать магнитолы, потому что это самый легкий способ обогатиться, а риска практически никакого. Опомниться не успеете, как набежит сорок раз. И вот вы уже опять под арестом, и на этот раз судья уже не назначает штраф, а приговаривает вас к общественным работам. Но что такое восемьдесят часов мытья женских сортиров по сравнению с нехилыми деньгами, которые вы поимели? Тьфу, пустяки! Увы, финансы опять заканчиваются, и… Опять тачки и магнитолы, опять риск и, наконец, тюрьма. Три месяца каталажки за полтора куска. Выйдя на свободу, вы хлопаете себя по пустым карманам и понимаете… что? Я вас спрашиваю, отвечайте: стоит ли оно того?
7. Чувак из паба
Мы согласились, что при таком раскладе награда действительно не покрывает риск, но, черт побери, тут ничего не поделаешь. И вообще, разве кайф от удачно провернутого дельца не составляет смысл любого риска? Если бы мы хотели стать «чистенькими», то взялись бы за учебу в обычной школе, чтобы потом устроиться на приличную работу, но мы-то были другими, так чего добивался Шарлей? Чтобы мы до старости носили бумажные колпаки и насыпали в кулечки поп-корн, раз уж в свое время нам не хватило ума понять, что конченым двоечникам ничего лучше не светит? Нет, спасибо, я представлял свое будущее несколько иным, как бы ни старались меня убедить в неизбежности наказания. Я не сомневался, что существует способ обойти систему, его просто не может не быть.
Да, загреметь в тюрягу из-за куша в сорок фунтов мне вовсе не улыбалось, тем не менее сороковник – тоже деньги, поэтому я не видел ничего плохого в том, чтобы пару раз разбить стекло в чьей-нибудь машине и вытащить магнитолу, просто чтоб не сидеть без денег, а потом перейти на что-нибудь другое. В конце концов красть можно что угодно. Я не собирался искушать судьбу, до конца дней воруя дешевку типа автомагнитол.
Шарлей, однако, не обошел вниманием и другие виды криминала. Он познакомил нас со статистикой столичной полиции за последние несколько лет и объяснил общие тенденции для тех, кто не сумел разглядеть их самостоятельно. Естественно, цифры прыгали вверх-вниз, как умственно отсталый переросток в надувном городке, но процент раскрытий по разным преступлениям, как правило, оказывался примерно одинаковым.
Если интересно, могу привести некоторые факты. Как мы уже знаем, шанс быть арестованным за кражу магнитолы из автомобиля – один из сорока. Если вы решите прокатиться на том же авто, иначе говоря, совершить угон, вероятность попасться неожиданно возрастает: один шанс из одиннадцати. Хотите обчистить дом? Один против восьми. Желаете ограбить магазин или банк? Один к четырем. Уличное ограбление старушки – один к восьми. Кстати, если вы просто отберете у нее кошелек – у вас есть двадцать семь шансов смыться против одного, но если старушка при вашем участии испустит дух, я вам не позавидую: девять шансов против семи, что полиция вас сцапает, и так далее.
Основная идея этой статистики заключалась в следующем: чем мельче преступление, тем больше шансы улизнуть. Мелкие преступления невыгодны, поэтому, если хочешь что-то поиметь, их приходится совершать чаще, тем самым увеличивается риск быть пойманным. Соответственно, наоборот: крупное дело сулит более значительную прибыль, но и вероятность попасться на крупняке гораздо выше. Все очень просто, если вдуматься, а Шарлей явно не жалел времени, что)эы как следует втолковать нам эти вещи.
Если говорить начистоту, мы слушали его с интересом – без ерзанья, кряхтенья и сопенья, не отвлекались и не болтали между собой, потому что криминал, по большому счету, был той сферой, которая привлекала всех нас. Ну да, преподы старались наставить малолеток на путь истинный и внушить, что совершать преступления – плохо, но прежде чем перевоспитать кого-либо, надо его воспитать, а воспитательные беседы Шарпея строились на замечательном материале. В двух словах его уроки сводились к следующему: «Мелочевка? Нет смысла марать руки. Если уж собрались на дело, выбирайте рыбку покрупнее. Все остальное – напрасная трата времени».
Согласен на все сто. Однако масштабы преступлений для взрослого и несовершеннолетнего значительно разнятся. Для себя, например, я счел, что размеры шарпеевского видеомагнитофона вполне позволяют отнести его к «крупняку», и решил заняться им на ближайших же выходных. Во-первых, видак прямо-таки просился в руки, во-вторых, мне срочно требовалась практика. Я чувствовал, что совсем потеряю нюх, если и дальше буду смотреть криминальную хронику и слушать, как Шарлей, хлопая ладонью по доске, повторяет свое любимое «Каждый преступник сядет в тюрьму».
– Куда это вы собрались? – подозрительно спросил Четырехглазый, увидев, как мы с Крысой обуваем кеды.
– Никуда. И вообще, ты нас не видел, усек? – предупредил его я. Бочка и Трамвай, как обычно, курили травку в общей комнате или пялились в ящик, так что Четырехглазый был единственным свидетелем нашего с Крысой ухода.
Очкарик почти не проводил времени в гостиной и постоянно сидел наверху, как сыч, что вызывало у меня неприятный холодок, поскольку я никогда не забывал о неравнодушии своего соседа к огню, а также об отсутствии пожарных ВЫХОДОВ.
– Можно с вами? – попросился он.
– Нет. Иди к остальным и не раскрывай хлебальник. Да, и не вздумай подпалить мои вещи, пока меня не будет, понятно?
Четырехглазый хмуро кивнул, и в награду я милостиво подбросил ему косточку:
– Короче, сиди здесь и смотри во все четыре гляделки.
Когда я вернусь, у меня может появиться для тебя кое-какое дельце, порукам?
– По рукам, Бампер, – расплылся в улыбке очкарик.
– Ну все, мы пошли.
Крысу я взял с собой по нескольким причинам. Во-первых, он должен был помочь мне забраться в класс и постоять на шухере, и во-вторых, ему не мешало слегка развеяться. Бочка отлупил его, пока я был в душе, и отобрал почти все Крысины деньги. Бочка таким образом решил возместить свои три двадцать, проигранные Шарпею, отчего Крыса окончательно замкнулся и стал еще более угрюмым, чем обычно. Видите ли, Крыса не мог начистить морду обидчику, так как Бочка был вдвое здоровей его. С другой стороны, он также не мог пожаловаться Грегсону и Фодерингштайн (это прозвище уже прочно закрепилось за Фодёрингеем), потому что преподы запрещали нам «стучать». Этот запрет они вдолбили в нас так глубоко, что ребята даже перестали рассказывать о чем-либо друг дружке. О том, что произошло с Крысой, я узнал только три дня спустя, когда рассказывал ему о себе, чтобы хоть немного подбодрить этого затюканного урода (чье уныние начало всерьез действовать мне на нервы).
Как старосте, мне следовало взять Бочку за шкирку и выбить из него деньги Крысы. Но тогда все сразу допетрили бы, что Крыса нарушил неписаное правило и донес на Бочку. И я решил по-своему отомстить Бочке и вдобавок поиметь немного денежек на стороне. Следовательно, мне нужен был Крыса.
Часы показывали десять вечера, шла вторая неделя нашего пребывания в школе. Большинство моих одноклассников уже привыкли к тихому, мирному распорядку: занятия, обед, футбол на школьном дворе, потом – сбор в общей комнате: телек, настольные игры, косячки с травой и даже пиво (Грегсон разрешал каждому выпивать по три банки «лагера», и первое время все охотно держались в рамках дисциплины, несмотря на то, что подчинение правилам превращало нас в жалких школяров), так что никто особенно не рыпался. В первую неделю Фодерингштайн не спускал с нас глаз, но поскольку уже заканчивался наш второй четверг, преподы немного расслабились. Им же хуже, злорадно подумал я.
Мы с Крысой бесшумно прошмыгнули по коридору, чтобы не привлекать к себе внимания; к счастью, в гостиной все были поглощены просмотром «Мстителя» третий раз кряду. Я подгадал наш выход к тому моменту, когда чудак на экране испытывает незабываемые ощущения, очутившись в мясорубке. В то время, когда его пятки вылезли с обратной стороны, мы уже одолели первый лестничный пролет.
На втором этаже мы замерли, прислушиваясь к звукам в преподавательских спальнях, но до нашего слуха доносились лишь крики и вопли из гостиной сверху. В комнатах Грегсона и мисс Говард горел свет, спальни Фодерингштайна и Шарпея были погружены во тьму. Мы не стали ждать и на цыпочках миновали коридор.
На лестничной площадке второго этажа я почуял что-то неладное. Обернувшись, я понял, что не ошибся: Крыса стоял на коленках, приклеившись носом к замочной скважине двери мисс Говард. Я пнул его под задницу и за шиворот оттащил от двери, угрожая кулаком всю дорогу до первого этажа.
– Извини, я просто хотел по-быстрому поглядеть, что там и как, – виновато шепнул мой напарник.