– Наглядишься в другой раз, когда мы не будем тырить чертов видак, – прошипел я.
Я подергал за ручку; как и следовало ожидать, класс был заперт. И все же недаром говорят: «Кто постучится, тому отворится». Я велел Крысе встать на четвереньки, чтобы я мог взобраться ему на плечи. Он оперся о дверной косяк, мы оба покряхтели, и вот я уже находился на уровне маленького окошка прямо над дверью.
Это окошко я заприметил еще в первый день в Гафине и сразу понял, что открыть его – плевое дело. Оно состояло из четырех тонких пластин матового стекла, которые поворачивались в вертикальной плоскости, открываясь и закрываясь как жалюзи. Днем раньше, когда все обедали в столовой, я воспользовался случаем, вскочил на ближнюю к двери парту, как следует все рассмотрел и обнаружил, что в открытом положении пластины легко вынимаются из пазов. Я слегка повернул их, а затем присоединился к одноклассникам в столовой. Шатаясь на плечах у Крысы, я видел, что они стоят так же, как вчера, и что их без труда можно полностью открыть.
Я осторожно вытащил первую пластину и опустил ее вниз, Крысе.
– Смотри не разбей, на хрен, – предупредил его я, потом вытащил оставшиеся три пластины и нырнул в окошко.
Спрыгнув на пол в темном классе, я не мешкая приступил к делу. Сперва подвинул стол к двери, влез на него и забрал у Крысы все четыре стеклянные пластины, затем передал ему через окошко высокий узкий табурет, который стоял у доски.
Крыса благополучно проник в класс, после чего я аккуратно втянул табурет обратно при помощи бечевок, заранее привязанных к ножкам, и вставил оконные пластины в пазы.
На все про все у нас ушло чуть больше пяти минут. Для меня – не самый выдающийся результат, зато теперь я знал, что без труда могу попасть в любое помещение на любом этаже, так как все двери в школе были сделаны одинаково – с окошечком и поворачивающимися пластинами.
– Ни черта не вижу, – пожаловался Крыса.
– Все нормально, я спер у нашего очкарика немного огоньку, – ответил я и щелкнул зажигалкой.
Мы подошли к учительскому столу. Надо же! – магнитофон стоял на месте.
– Подержи. – Я вручил Крысе зажигалку и занялся проводами.
Через полминуты я избавился от всех кабелей и сунул видак под мышку, а Крыса спрятал в карман провода. Понятное дело, держать магнитофон у себя в спальне мы не могли, его нужно было толкнуть, причем сегодня же вечером. Этот момент был самым сложным, но ничего другого нам не оставалось.
Я распахнул низкое горизонтальное окно, пригнулся и шмыгнул наружу. Крыса передал мне добычу и выбрался вслед за мной. Наши силуэты скрывала темнота, – Двинем на главную улицу, – шепнул я.
Мы перелезли через стену и начали подниматься по хол-му. Я примерно представлял, где находится главная улица, потому что старик вез нас по ней оба раза, когда мы приезжали в Гафин. Я прикинул, что до нее – минут пятнадцать, пешком, но мы потратили на дорогу немного больше, потому что ныряли в кусты всякий раз, когда слышали звук приближающегося автомобиля. Сами понимаете, если двое подростков бредут куда-то поздним вечером да еще с видаком под мышкой, выводы напрашиваются вполне определенные. Мы благополучно добрались до центральной улицы и украдкой заглянули в окна двух-трех пабов. Заведения уже закрывались, хозяева принимали последние заказы – идеальное время, когда посетители особенно расположены к сомнительным сделкам. Мы выбрали самый облезлый паб на всей , улице и укрылись в тени автостоянки, ожидая, когда потенциальные покупатели нетвердой походкой направятся в нашу сторону.
– Не желаете ли приобрести видеомагнитофон? – спрашивали мы выходивших из паба.
Один тип окинул взглядом видак и поинтересовался, где мы его взяли.
– Нашли, – сказали мы, что отчасти было правдой, и тогда он спросил, где именно.
– Просто нашли и все, – пожал плечами я, и на этом интерес к покупке у чувака пропал.
Что ж, его можно было понять. Мы не продумали легенду как следует. То есть, если магнитофон действительно валялся на дороге и мы просто его подобрали, значит, он либо неисправен, либо вообще представляет собой муляж – пластиковый корпус, обмотанный скотчем, внутрь которого для тяжести положили кирпич. Конечно, желающих заплатить за такую туфту не найдется.
Для того, чтобы загнать видак, нам следовало быть пооткровенней с клиентами и постараться убедить их, что товар не дефектный, а ворованный. Какая ирония, да? Люди охотней купят краденую вещь, нежели поломанную – по крайней мере они будут знать, что если кого и обвели вокруг пальца, то не их.
Автомобиль, свернувший на стоянку, поймал нас светом фар. Через несколько секунд водитель выключил освещение, заглушил мотор и вышел из машины. Он бегло, но внимательно оглядел нас, и я решил попытать счастья.
– Дяденька, игрушка не нужна?
Чувак приблизился к нам, взял магнитофон в руки, повертел, встряхнул и отдал мне обратно.
– Чья вещь? – спросил он.
– Наша, – заявил я.
– Ладно, задам вопрос по-другому; чья она была раньше?
Мы с Крысой переглянулись, и я понял, что мы застрянем здесь на всю ночь, если не рискнем выложить правду. В общем, я сказал тому типу, что мы сперли видак из школы.
– Не волнуйтесь, у нас там еще много таких, – заверил я.
Он расхохотался и снова осмотрел видеомагнитофон со всех сторон.
– И сколько вы за него хотите?
Я назвал цифру в сто фунтов. Он опять посмеялся и сказал, что даст двадцать.
– Пятьдесят! – начал торговаться я, но тип покачал головой и молча вернул видак. Я сбавил цену:
– Хорошо, сорок.
– Двадцать пять, – предложил он.
– Вы хотели сказать, тридцать?
– Двадцать пять, и точка.
Поломавшись для виду, я поздравил чувака с покупкой. Мы в любом случае оставались в прибыли, а величина куша – да без разницы.
Мы сунули магнитофон в багажник того типа, он отсчитал двадцать пять фунтов и вручил их Крысе. Я освободил приятеля от бремени денег, дабы он не надорвался под их тяжестью, и спрятал купюры подальше, в задний карман.
– Ну, будьте здоровы, ребятки, – подмигнул чувак. – Меня зовут Мартин, вот номер моего телефона. Звякните, если вдруг в вашей школе найдется еще какая-нибудь ненужная аппаратура.
– Ага, счастливо, – сказали мы и на том распрощались с нашим новым приятелем (позже мы стали его звать Барыгой Мартином).
– Целый четвертак! – довольно улыбнулся Крыса. – Получается по двенадцать с полтиной на каждого.
– Это ты так посчитал; в жизни, братишка, все немного сложнее, – отозвался я.
Лицо у Крысы вытянулось, поэтому мне пришлось объяснить ему законы этого мира. Не буду приводить полностью свой монолог, так как он был слишком цветистым (и почти всю пургу, которую я гнал, не разобрал бы никто, включая меня самого). Коротко скажу, что Крыса получил свои десять фунтов, а я, соответственно, пятнадцать. Это же сразу было ясно, правда?
– Идем, – сказал я, – надо еще порыться в урнах.
Следующие пятнадцать минут мы выбирали из мусорных баков шуршащие пакеты из под чипсов и обертки от конфет, расправляли и разглаживали их. Набрав достаточное количество, мы отправились обратно в Гафин. Фантики были нужны для осуществления второй части моего плана, и очень важной, благодаря которой мы рассчитывали выйти сухими из воды. Впрочем, об этом чуть позже.
Мы вернулись в школу тем же путем, которым покинули ее, вылезли из класса через верхнее окошко и, очутившись в коридоре, аккуратно поставили на место пластины из матового стекла. Потихоньку поднявшись на второй этаж, мы обнаружили, что все по-прежнему не отлипают от телевизора.
– Перемотай туда, где его прокручивает через мясорубку! – послышались голоса, и я заметил, что счетчик магнитофона для удобства обнулен на начале именно этой сцены, чтобы ее можно было пересматривать вновь и вновь.
– О нет, нет! Что вы делаете? Нет, не трогайте эту кнопку! А-а-а-а-ааа!!! – орал герой фильма, в который раз превращаясь в котлету.
– Обалдеть, – восхищенно пробормотал Шпала, ухмыляясь во весь рот.
– А где Бочка? – спросил я, обводя взглядом гостиную.
– Пошел подрочить, – сообщил Тормоз, не отрываясь от экрана.
Краем глаза я заметил в углу Четырехглазого, подозвал его к себе и сказал, что пришло время для обещанного дельца.
– Вымани Бочку из нашей комнаты и задержи на пять минут, понял?
– А как мне его выманить? – заморгал Четырехглазый.
– Не знаю. Спроси, например, не его ли пятьдесят пенсов закатились под диван в гостиной.
– Какие пятьдесят пенсов? – Очкарик оглянулся на диван.
– Да нет там никаких денег! Сделай так, чтобы он полазил под стульями, перебрал все подушки, заглянул под ковер… в общем, задержи его, лады?
– Лады, Бампер! – От гордости, что ему дали задание, Четырехглазый даже покраснел.
Он отправился в нашу комнату, чтобы прервать приятное занятие Бочки (увы, зазря), а когда тот вышел в коридор, незаметно проскользнули в спальню и сделали все необходимое.
– Отличная работа, мистер Макфарлан, – сказал я и пожал Крысе руку.
– Согласен, отличная, мистер Банстед, – согласился Крыса, и мы порадовались удачному завершению дела. Черт побери, порой жизнь не так уж и плоха!
8. Сладкое возмездие
Честно говоря, я рассчитывал, что назавтра разразится скандал. Крики, вопли, поиски, тумаки – короче, я ожидал, что денек будет горячим, но утро началось спокойно. Решив, что пропажу еще не обнаружили, я, как обычно, встал с кровати, натянул на себя одежду, побрызгал в лицо водичкой и спустился вниз на завтрак.
Чьи-то жадные лапищи уже почти опустошили миску с глазированными хлопьями, поэтому мне пришлось довольствоваться обычными. Я положил себе хлопьев, щедро сдобрил их сахаром, размешал в ледяном молоке и сел за стол напротив Крысы.
Несколько минут спустя к нам присоединились Трамвай и Четырехглазый, и мы принялись набивать хлебальники в непривычном молчании. На голове у Четырехглазого темнела ссадина. По-видимому, таким образом Бочка выместил свое недовольство по поводу ненайденного полтинника. Я перебросил Четырехглазому монету в один фунт и посоветовал ему побаловать себя коробком спичек.
Увидев, как Четырехглазый поймал монету, Бочка за соседним столом подозрительно прищурился, гадая, за какие это заслуги я дал очкарику денег.
– Потерпи немножко, скоро все узнаешь! – подмигнул ему я.
Бочка в замешательстве похлопал глазами. Он уже понял, что скоро что-то должно произойти, но не предполагал, что именно.
– Всем отнести посуду и немедленно собраться в классе у мистера Грегсона! – рыкнул Фодерингштайн.
Мы с Крысой обменялись многозначительными взглядами.
– Главное, не дрефь и все отрицай, что бы ни случилось, ясно? – сказал я, и Крыса понимающе кивнул. – Все будет путем. Никто ничего не знает, а если и знает, то нас не выдаст, поэтому не какай в штаны и ни в чем не сознавайся.
Иначе всем будет только хуже, особенно тебе, а уж мне – тем более, поэтому не раскрывай варежку.
– Хорошо, не буду.
– Смотри у меня! Ладно, пошли послушаем, что скажет Грегсон.
По правде говоря, подобные процедуры были мне не в новинку. В предыдущих школах я пропускал всю эту лабуду мимо ушей, однако тогда в подозреваемых числился только один человек – ваш покорный слуга. Здесь же, в Гафине, можно было ткнуть пальцем в любого, и за ним непременно нашелся бы грешок, поэтому я ничуть не сомневался, что удивленная физиономия сделает меня похожим на всех остальных и поможет смешаться с толпой. Как выяснилось, я сильно ошибался.
Да, я выглядел изумленным, и Крыса тоже, но наше изумление было совершенно искренним и тем более подозрительным. Видеомагнитофон стоял на месте! Под телевизором, откуда мы его стащили. Та же марка, та же модель.
Крыса раззявил рот до самых гланд. Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и хлопнуть его по спине, намекая на то, что хавальник неплохо бы и прикрыть.
Грегсон, Фодерингштайн и Шарлей так и зыркали глазами – следили за реакцией каждого из нас. Поправить что-либо я уже был не в силах, поэтому шлепнулся за парту, почесал в затылке и постарался прикинуть, где же мы с Крысой прокололись.
Вчера мы залезли в класс, вынесли школьный видак и продали его какому-то типу из паба. Что еще требовалось, чтобы сегодня утром Грегсон проснулся бывшим владельцем видеомагнитофона? Что за фигня вообще творится?
Я грыз ногти, как всегда в минуты волнения, и наспех перебирал возможные варианты. Увы, в голову приходило лишь одно объяснение: неужели наша вчерашняя вылазка мне просто приснилась?
Я поднял глаза. Все трое –Фодерингштайн, Шарлей и, самое неприятное, Грегсон – в упор смотрели на меня. Можно было не сомневаться: они все знают. Ч-черт.
Однако же не пойман – не вор. Отрицать все до последнего всегда было моим девизом, так что я решил срочно расправить плечи, убрать с лица хмурое выражение и закусить губу, пока события не получили дальнейшего развития.
– Итак, джентльмены, кое-кто из вас вчера вечером был чрезвычайно занят, не так ли? – холодно улыбаясь, сказал Грегсон.
Класс растерянно переглядывался, Крыса, конечно же, переигрывал и был похож на злодея из немого кино.
– Может быть, виновные сэкономят наше время и сами поднимут руки?
Грегсон нетерпеливо побарабанил пальцами левой руки по локтю правой. Мы с Крысой сидели, будто приклеенные.
– Видите ли, юноши, дело в том, что личности преступников нам уже известны. У нас есть запись с камеры слежения, показания свидетелей и отпечатки пальцев, так что мы все знаем. Советую не тянуть кота за хвост и признаться добровольно.
Крыса вопросительно посмотрел на меня, в ответ я испепелил его самым жгучим «не-смей-этого-делать» взглядом и схватил за руку, которая уже было двинулась вверх.
Если Грегсон знает, кто стырил видак, – отлично, мы никуда не денемся, но только пусть он сам назовет наши фамилии. Мы здесь, у него на глазах, так что ему мешает взять нас за шкирку? Я имею в виду, если Грегсон действительно имел на руках все доказательства (как он утверждал), вряд ли мы с Крысой сидели бы сейчас на этом показательном уроке двойного блефа.
Нет. Грегсон хотел взять нас на понт, вот и все. Старому лису придется попотеть, так легко подцепить меня на крючок ему не удастся!
– Ладно, не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Мистер Фодерингей… – Он не договорил, потому что Тормоз вдруг поднял руку. – Э-э… слушаю вас, мистер Дженкинс. – Грегсон, казалось, слегка удивился. Надо заметить, его удивление не было и вполовину таким сильным, как мое.
– Я подглядел только один разочек, сэр, но ничего не видел, честное слово, – промямлил он, и мы все затаили дыхание.
– Подглядел? Ах, да. Может, расскажете обо всем до конца? Кто еще был с вами? – Грегсон быстро сориентировался.
– Бобби, Алан и Терри, – ответил Тормоз, сдавая, соответственно, Рыжего, Шпалу и Неандертальца.
– Ну, гад, я тебя по стенке размажу! – вскочил из-за парты Неандерталец.
– Всему свое время, мистер Томлинсон, – промурлыкал Грегсон и жестом велел Фодерингею воссоединить Неандертальца с его стулом. – Продолжайте, мистер Дженкинс.
Нам очень интересно, что же вы видели.
От смущения Тормоз залился краской и начал корчить рожи, но потом, наконец, раскололся. Вчера вечером он, Рыжий, Шпала и Неандерталец подсматривали за мисс Говард, когда та раздевалась у себя в комнате.
– Что? Как?! – вырвалось у Крысы, и я, не в силах сдерживать напряжение, захохотал.
Оказалось, что ребятки из комнаты № 3 ухитрились снять со своего окна решетку и подвесили Тормоза за лодыжки (как самого мелкого и легкого из четверых). Пока Шпала и Рыжий держали его, Тормоз должен был засечь процесс раздевания мисс Говард. Неандерталец со своим весом в девяносто килограммов пожелал быть следующим на очереди. Колоссальный ум, правда?
– И что ты видел? – Крыса едва не трясся от возбуждения.
– Ничего, правда, совсем ничего, – уверял Тормоз, не вольно спасая от переломов восемнадцать ученических хребтов и клумбу в Гафине.