Со стола, что стоял на веранде, она смахнула цветной губкой сосновые иглы, труху старых листьев. Затем накрыла столешницу скатертью и поставила на нее тарелки, положила салфетки, вилки и ножи. Для белого вина, бутылка которого как нельзя кстати обнаружилась в огромном холодильнике предусмотрительного лесника, впору оказались стеклянные стаканы, из них Дженифер и Бертолд вчера после возвращения с прогулки пили холодную воду.
Когда пламя в жаровне исчезло и пышущие жаром угли начали остывать, молодая женщина спустилась к озеру, к месту рыбной ловли, и увидела, что Бертолд уже вытащил трех окуней дюймов по двенадцать каждый.
— Вот бы твоя жена обрадовалась, увидев, какой ты замечательный добытчик. Наверное, вскрикнула бы как всегда: «Ой, Бертолд!» — несколько наигранно произнесла она, решив все же до конца прояснить для себя вопрос насчет его семейного положения.
Бертолд не обернулся, просто спокойно сказал, глядя на тихую темную гладь озера:
— Не закричит и не обрадуется. Барбара умерла два года назад.
Взмахнув бамбуковым удилищем, он забросил мушку под нависшую над водой ветку и стал осторожно подергивать леску. Через мгновение вода на поверхности озера забурлила. Кто-то попался на крючок. Поплавок исчез, вынырнул, вновь исчез...
Дженифер села в траву и стала смотреть, как Бертолд управляется с удочкой, заодно ругая себя. Не следовало действовать вот так, напролом, расспрашивая человека, которого не видела много лет, о семейной жизни. Как оказалось, с ним случилась беда, и он до сих пор не оправился от потрясения. Как же неудачно все вышло! — подумала она.
Единственное, на что ей оставалось уповать, так это на то, что он, настоящий мужчина, простит ее. Джен ведь не хотела ни обижать его, ни тем более делать ему больно.
А между тем Бертолд терпеливо и умело вытягивал из воды старого и сильного окуня. Удилище гнулось, казалось, либо оно сейчас сломается, либо леска лопнет, не выдержав напряжения. Но вот наконец под рыбину был подведен сачок, и она плюхнулась на берег. Бертолд взял ее, окинул взглядом, вынул крючок из нижней губы.
Окунь косил на него злобным желтым глазом и ловил момент, чтобы хлестнуть по рукам скользким хвостом.
— Ты хорошо боролся, старина, поэтому получай награду, — миролюбиво сказал ему Бертолд. — Заслужил свободу, ничего не скажешь! И, размахнувшись, он швырнул окуня обратно в озеро. Дженифер в удивлении покачала головой.
— Столько хлопот, столько борьбы — и ты его отпускаешь?
Он смотал удочку, положил на плечо.
— Понимаешь, в рыбной ловле главное не результат, а процесс. Для меня удовольствие состоит в том, чтобы перехитрить рыбу, предложив ей привлекательную приманку в нужное время и в нужном месте. А после этого я всегда выбрасываю тех, в ком нет больше нужды...
Сказано это было серьезно, и Дженифер вдруг подумала, а что если он имел в виду вовсе не рыбную ловлю, а свои отношения с женщинами? Но она тут же прогнала эту мысль, удивившись собственной фантазии...
— Эй, Дженифер! Ты что же, совсем меня не слушаешь? — Бертолд с удивлением посмотрел на нее.
Она вздрогнула.
— Нет-нет, разумеется, слушаю! Ты говорил, тебе важен не результат ловли, а сам процесс...
Бертолд показал ей ведро с тремя большими окунями и с гордостью заметил:
— Но от этого результата я в данном случае не отказываюсь...
Дженифер согласно кивнула, заглянув в ведро и убедившись, что улов на самом деле хорош. Что и говорить, Бертолд Гринвуд стал даже еще соблазнительнее, чем был много лет назад, вдруг невольно подумала она. Больше того, перед ней теперь стоял надежный человек, настоящий мужчина, добытчик, и за его спиной, за широкими плечами так хорошо было бы укрыться от невзгод и суеты повседневности. И еще: глядя на него, она опять невольно подумала о возможной близости с ним...
Волосы Бертолда оставались все так же густы, как когда-то, хотя теперь на висках они подернулись сединой, которая особенно резко контрастировала с загорелой кожей. Нос, как и в далекие годы юности, оставался предметом восхищения Дженифер, а губы... На них она просто не могла спокойно смотреть, поскольку ей приходилось сдерживать в себе желание хотя бы слегка прикоснуться к ним кончиками пальцев, не говоря уже о настоящем поцелуе.
— А второй раз ты не женился?
Этот вопрос случайно сорвался с ее языка. Она даже поморщилась и мысленно отругала себя за бестактность. Дженифер обычно не допускала подобных оплошностей, но стремление выяснить, свободен ли Бертолд, не давало ей покоя.
— Нет. Я пока еще не повстречал женщину, которая полюбила бы меня и моих дочерей — Стефани и Вивиан...
Надо же, у него две дочери! — подумала она.
— Подожди, еще повстречаешь. Поверь, что два года в этом случае — не такой уж большой срок. Бывает, люди ищут друг друга десятилетиями.
— Дело в том, что после смерти Барбары мое общение с женщинами не идет далее редких случайных встреч, — вздохнув, признался Бертолд. — Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Конечно, понимаю, — ответила Дженифер. — Имеется в виду то, что называют плотскими удовольствиями. Не так ли?
Он промолчал, пожав плечами, и швырнул улов на доску, приколоченную между двумя елями и представлявшую собой нечто вроде столика для чистки и разделки рыбы. И потянулся за ножом, поинтересовавшись при этом:
— А ты, я слышал, тоже осталась одна, овдовела?
— Да, так уж вышло, — подтвердила она грустно. — Муж был профессор-биолог, преподавал в университете нашего штата. А погиб совершенно случайно от укуса бешеной лисицы.
— Надо же... — сочувственно сказал Бертолд.
— Так что наши судьбы в чем-то схожи. Вот только, признаться, в отличие от тебя, я давно уже не испытывала того, что называется плотскими удовольствиями, — с грустью призналась Джен.
— Наверное, потому, что одинокой женщине с этим сложнее определиться, чем свободному мужчине, — предположил Бертолд и посмотрел ей в глаза.
— Ты прав... — сказала она, не отводя взгляда.
Если бы рядом оказался ее психоаналитик, мистер Бергман, то откровение своей подопечной он прокомментировал бы, по всей вероятности, следующим образом: «Вы хотите этого мужчину. Так не робейте, дорогая, действуйте. Новая обстановка, в которой вы оказались, вполне благоприятствует этому».
Бертолд улыбнулся, давая понять, что серьезная часть их разговора окончена, но Дженифер едва заметила это, потому что не сводила глаз с его пальцев. Они были длинные, сильные, красивой формы и на удивление хорошо ухоженные для человека его профессии.
— Я с радостью напомнил бы тебе о существовании этих удовольствий, — поддразнил он ее, продолжая потрошить и чистить рыбу.
— Напомнил? — переспросила Дженифер. — О чем?
— Об удовольствиях! — засмеялся он. — Имеются в виду плотские наслаждения, о которых ты так мечтаешь!
— Я не говорила, что мечтаю, с чего ты взял? — возмутилась она. — Куда больше меня сейчас волнует ужин.
Как ни странно, это тоже соответствовало действительности. Все-таки аппетит у нее явно улучшился с того момента, как Бертолд появился здесь, у лесного озера. Ее голодные глаза так и блуждали по сырым кускам рыбы, а сама она уже представляла себе, как эти ломтики жарятся, распространяя по всему дому ни с чем не сравнимый запах.
— Сама не знаешь, от чего ты отказываешься, — не отставал Бертолд.
— Охотно верю, что с этим ты можешь справиться ничуть не хуже, чем с тушением пожаров или с приготовлением ужина... А в общем, ты зануда, Бертолд Гринвуд!
Оба, посмотрев друг на друга, рассмеялись.
Рыба, которую он мастерски приготовил, оказалась невероятно вкусной. Стемнело, свет из окон кухни падал на террасу, где они все еще сидели за столом, закончив ужин и запив его бокалом белого вина. В темноте многочисленные озерные лягушки затеяли оглушительный концерт.
— А я-то думала, наш Линневорд — самое шумное место на планете, разумеется, если не принимать в расчет Нью-Йорк, — наивно призналась она.
— Шум бывает разный.
— Ты, конечно, предпочитаешь здешний, лесной.
— А ты разве нет?
Концерт прекратился так же внезапно, как начался. И они вслушивались в ночь, затаив дыхание, пока наконец одинокая лягушка не завела снова свою однообразную песню. И через минуту хор ее многочисленных сородичей опять разбудил окрестную тишину.
— Пожалуй, нет, я все же предпочитаю шум города, — помолчав, призналась Дженифер. — Здесь отлично, но тут сказка, а не жизнь. В Линневорде меня ждет моя любимая работа. В Нью-Йорк же я люблю ездить, чтобы ощутить заряд всеобщей неукротимой энергии.
— И все же, согласись, нам, городским жителям, полезно хоть иногда послушать хор лягушек.
— Ты прав. Вот я и делаю это, — согласившись, улыбнулась она.
— И искупаться ночью в лесном озере тоже, пожалуй, не помешает. Когда в последний раз ты это делала, вспомни-ка?
Дженифер с удивлением подумала, что он опять же прав. Ведь ей еще ни разу в жизни не приходилось плавать ночью, да к тому же в лесном озере.
— Никогда не купалась ночью, — сказала она.
— Тогда идем.
— Что, прямо сейчас?
— А почему бы и нет? — спросил он, встав с плетеного стула и стягивая через голову рубашку.
— Ты шутишь!?
— Да нет же, я серьезен как никогда!
Он спустился с лестницы и пошел к берегу, расстегивая ремень на джинсах. Дженифер тоже встала, сошла по ступенькам на дорожку и направилась вслед за ним. Ей, как и ему, тоже захотелось искупаться прямо сейчас.
На берегу он стянул с себя джинсы, оказался в плавках и взглянул на нее, замершую в нерешительности.
— У меня нет купальника, — помолчав, призналась наконец Дженифер.
— Представь себе, я это заметил еще вчера, когда ты катала меня на лодке.
— Вот как?
Она сделала вид, что удивилась, хотя прекрасно помнила, как он смотрел, сидя напротив, на ее голые ноги.
— На мой взгляд, то, что на тебе было, вполне заменяет купальник.
— Правда? — зачем-то спросила Дженифер и тут же, удивившись своему вопросу, молча отругала себя, мол, не хватало еще принимать во внимание то, что Бертолд думает по поводу трусов и майки, в которых застал ее тогда, явившись на озеро...
— Да-да, не сомневайся, — заверил он. — Разденься и догоняй...
Подозрительно ласковый тон, каким все это было сказано, заставил ее повременить у кромки воды, но соблазн искупаться был столь велик, что она, стянув с себя шорты, в майке и трусиках все-таки шагнула в воду.
Бертолд уже плыл, мощными движениями рук рассекая черную гладь. А Дженифер, глядя, как он удаляется в темноту, медленно входила в озеро. И чем дальше входила, тем сильнее испытывала волнение. Вскоре ее уже окутывал страх, и, погрузившись почти до шеи, она в испуге остановилась, не зная, что делать: то ли вернуться назад, то ли плыть, догоняя Бертолда? Ей почему-то пришло на ум все мало-мальски неприятное, что было известно об обитателях озерных глубин, начиная от водяных змей, которые, по слухам, водились в водоемах штата, вплоть до Лох-Несского чудовища, чье присутствие тут было совсем уж невероятно...
— Бертолд! — позвала она. — Подожди!
Он остановился, повернулся к ней, махнул рукой.
— Плыви сюда, не бойся! Я жду!
В лунном свете его лицо белело на порядочном расстоянии от нее.
— Вообще-то купаться после еды опасно. Врачи не советуют.
Стоп, к чему все это было сказано? — тут же подумалось ей. Стоило ли входить в воду, чтобы прибегать затем к подобным суждениям?
— Мне кажется, гораздо опаснее стоять и ждать, пока я сам за тобой приплыву, — еще ласковее, чем прежде, возразил он.
И она устремилась к нему. Вода была заметно теплее вечернего воздуха. Дженифер перевернулась на спину и продолжала плыть.
Конечно, она решилась на опасное предприятие. Кругом копошилось полно черепах и водяных змей, лесное озеро было их родным домом, но разум подсказывал, что они боятся ее вторжения, гораздо сильнее, чем она их присутствия. Однако оставалась еще одна причина, заставлявшая ее все же быть начеку, — это сам Бертолд.
У нее давным-давно исчезло желание близости с мужчиной. Но встреча с бывшим сокурсником внезапно все изменила. Дженифер уже не раз признавалась себе в том, что увлечена им и хочет, чтобы между ними было то, что обычно бывает между мужчиной и женщиной, когда они небезразличны друг другу. То, что Бертолд Гринвуд готов сделать решительный шаг в ее сторону, она понимала. Но, по ее представлениям, прошло слишком мало времени с момента возобновления их знакомства, чтобы можно было себе позволить пойти на сближение.
Она устала плыть, движения ее рук становились менее четкими, дыхание стало сбиваться. И только благодаря силе воли ей удавалось двигаться вперед.
— Эй, остановись, русалка! — послышался рядом его голос.
Дженифер повернула голову и увидела, что если бы сделала еще один взмах рукой, то врезалась бы в Бертолда.
От неожиданности она потеряла устойчивость в воде и, неловко барахтаясь, погрузилась с головой, но тут же снова вынырнула. И почувствовала его руку у себя на талии — он помогал ей держаться на плаву и улыбался...
— Видно, принцесса, зря я затеял, ночное купание. Думал, ты уверенней чувствуешь себя в этой стихии.
— Я держусь! — отфыркиваясь, выговорила она. — Это ты напугал меня! Слишком резко крикнул, чтобы я остановилась, вот и все!
У нее в голове и на шее чеканно стучал пульс. Дженифер, чтобы держаться на плаву, двигала ногами, но тут он обвил их своими, и она отчаянно рванулась в сторону... Высвободиться, немедленно высвободиться! — мелькнуло в сознании.
— Что с тобой? Ты, я вижу, совсем разучилась плавать! — засмеялся он, не отпуская ее.
— Нет, я умею!
Дженифер чуть не задохнулась от возмущения, поэтому слова получились едва слышными. Она слишком нервничала и трепыхалась у него в руках, как пойманная рыба. Нет, подумать только, что он вытворяет с ней?!
— Так в чем же дело? Или ты опасаешься, что я опять возьмусь за старое. Вспомни, это было! Вот так, да?
Дженифер не успела увернуться, хотя почувствовала, что это сделать крайне необходимо, как оказалась притянутой к Бертолду, и он в тусклом свете луны и мерцании звезд безошибочно отыскал ее рот. Поцелуй оказался с привкусом озерной воды.
Она рванулась из его объятий, возмущению ее не было предела, и сразу почувствовала, как вновь уходит под воду с головой.
Бертолд не ослабил кольца рук и не оторвал рта от ее губ. Он вместе с Дженифер отправился в гости к черепахам, рыбам и русалкам, а когда нащупал ступнями дно, оттолкнулся, и они оба снова всплыли на поверхность.
Руки Дженифер отчаянно сжимали сильные плечи мужчины, а его язык настойчиво пытался раздвинуть ее губы. В конце концов она вынуждена была уступить и сама раскрыла их. Вдобавок Бертолд обвил ее ноги своими, и теперь оба были настолько прижаты друг к другу, что молодая женщина ощущала каждое движение его тела.
Она неистово вцепилась в него, пытаясь вывести из равновесия и вырваться.
Их разделяла лишь ее тонкая хлопчатобумажная майка, и Дженифер с особой, какой-то новой для себя остротой чувствовала, как прижаты друг к другу их животы...
Она удвоила усилия, и ей совсем уж было удалось освободиться, выскользнуть, но Бертолд одной рукой обхватил ее за бедра и вновь притянул к себе.
Господи! Да он же хочет ее! Неужели это так?! — в пылу борьбы вдруг подумалось ей. Страсть мужчины невероятно возбуждала ее. Но Дженифер, по инерции продолжая противиться, все еще пыталась вырваться, отдышаться, улизнуть, но в результате лишь наглоталась воды.
Но вот его руки вдруг перестали двигаться. До этого она чувствовала, как он властно прижимал ее, и каждое его прикосновение отдавалось еще большим возбуждением в теле.
— Так лучше? — спросил он.
— Бертолд, не...
Он не дал договорить, снова прижав к ее рту свой, и ей пришлось молча обороняться от его соблазнительно настойчивых губ, от горячего, сильного языка.