В некотором смысле жизнь в деревне чревата большими трудностями, чем в Париже, не только для прислуги, всегда с радостью отправляющейся в обратный путь, но и для хозяев, которые обязаны постоянно заниматься гостями, не забывая при этом о повседневных заботах: уход за огромным имением плюс организация охоты. Но это дела маркиза! Для его супруги, помимо визитов, которые нужно принимать и наносить, остаются все обязанности, связанные с благотворительностью и выпадающие на долю владелицы замка. По приезде она обходит всех бедняков и новорожденных, для которых у нее припасено приданое, а также подарки для их матерей, не забывает она и пожилых людей. Одиноким матерям, если такие находятся, она читает назидания, дарит четки и молитвенник и старается уладить дело. Иногда ей удается убедить строптивого молодого человека взять на себя всю полноту ответственности. Наконец, ей надлежит поддерживать отношения с г-ном кюре, который, по крайней мере, раз в неделю обедает в замке, и выполнять все другие религиозные обязанности, требующие немало времени.
Только дети имеют право на настоящие каникулы, такие, как их описывает графиня де Сегюр. Даже если им и нужно заниматься с фрейлейн, то уроки уже не так насыщены, и потом есть целая ватага кузенов и кузин, приглашенных детей, сопровождаемых также учителями и гувернантками, но с которыми можно организовать полдники в парке, прогулки, рыбную ловлю и, наконец, поездить верхом. В замке есть конюшни и манеж, где младшие д'Аркур учатся держаться в седле, где они, под присмотром строгих конюхов, совершенствуют свои навыки до тех пор, пока не смогут участвовать в псовой охоте, не опозорив родителей. Сент-Эзорж никогда не знал ни донжонов[1], ни подземелий. Это скорее относится к Сен-Фаржо кузенов Буасжелэн. Речь идет о поисках некой картины, написанной Луи Давидом, и исчезнувшей сто лет тому назад.
Хорошо известна история Мишеля Ле Пельтье де Сен-Фаржо. В эпоху Революции он был избран президентом Ассамблеи, а до этого являлся депутатом знатного сословия в генеральных штатах. Он проголосовал за смерть королю и был убит на следующий день одним из телохранителей. Его тело было торжественно выставлено в Пантеоне, а затем перевезено в часовню замка. Давид сделал портрет, где изобразил Ле Пельтье с бюллетенем для голосования в пользу цареубийства. Единственная дочь, мадам Ле Пельтье де Мортефоитэн предложила художнику купить у него картину и уничтожить ее, чтобы стереть воспоминание, оскорблявшее ее роялистскую преданность. Художник отказался, но его наследники позднее отдали картину за огромную сумму, предложенную мадам Ле Пельтье, взяв с нее обещание не уничтожать картины. Она дала такое обещание, но приказала замуровать картину и тайну этого места унесла с собой в могилу.
Так до сих пор никто и не нашел картину-обвинительницу…
Одним из самых больших событий в Сент-Эзорж был праздник, данный в честь двадцати пятилетия супружеской жизни хозяев замка. По этому поводу из Парижа прибыли все обитатели, «стены д'Аркур», плюс все родственники из Нормандии, плюс многочисленные приглашенные, которых нужно было частично поселить в Сен-Фаржо или Пон-Шеврон. Почетным гостем был герцог де Шартр, крестный отец младшей дочери Мэй. Этот удивительный человек, страстно любивший лошадей и фотографию, никогда не ездил в гости без внушительной фотоаппаратуры. Он горел желанием в торжественный день сфотографировать все семейство на ступенях замка. Довольно эксцентричный, он любил поражать окружающих заглатыванием пауков. Красавец-мужчина, он охотно волочился за горничными. После сказочного обеда, куда были приглашены все слуги, начался большой бал, открытый герцогом и Леони, в то время как маркиз пригласил одну из кастелянш. Кучер Жан Шабо мучился вопросом: должен ли он пригласить маркизу? Человек большой рассудительности и достоинства, он решил воздержаться от этого шага, полагая, что есть все-таки «границы, через которые не следует переступать».
Фантастический фейерверк, ради которого из Парижа приехали братья Рюжжери, озарил освещенный парк и ночную деревню, после чего всем приглашенным и просто присутствующим — деревенским жителям и прохожим, привлеченным ярким зрелищем, было подано шампанское.
Замок д'Аркуров
В этом месте нашего исследования следует сделать кое-какие уточнения. Было бы ошибкой считать, что недавно построенные замки Сент-Эзорж и Пон-Шеврон единственные, принадлежащие семье д'Аркур. Семья имеет нормандские корни, и именно там находятся лучшие из ее замков. Но сначала немного истории.
Основатель рода Бернар, прозванный Датчанином, в сопровождении своего родственника Роллона, однажды утром сошел с борта своего корабля. Его первый нормандский дом скорее походил на жилище викингов. Эти суровые предки были одновременно моряками и воинами, и неудивительно, но на протяжении многовековой истории семьи среди ее представителей было четыре маршала Франции и три адмирала. Естественно, Гийом Завоеватель пересекал Ла Манш в окружении многочисленных членов своей семьи. Некоторые из них, после битвы при Гастингсе, полюбив английский климат, станут основателями рода лордов Аркур, представители которого вернутся во Францию в качестве посланников. Удивительная вещь: между двумя ветвями, английской и французской, всегда будут существовать родственные отношения, временами они будут достаточно натянутыми, но никогда не дойдут до разрыва. И это на протяжении целого тысячелетия! Где можно найти другой такой достойный пример, разве что семейство Ротшильдов?
Со своей стороны, французы в XV веке разделились на две ветви: старшая, так называемая ветвь Олоидов, к которой принадлежат интересующие нас маркизы д'Аркур, и младшая ветвь Бёвронов, в которой немного позднее появятся герцоги: Людовик XIV в ноябре 1700 года присвоил герцогский титул Анри д'Аркуру, маркизу де Бёврон, ставшему соответственно правителем Нормандии.
Имея предназначение олицетворять с этого времени славу Короля-солнца, их замок Тсори-Аркур, построенный при Людовике XIII, заметно увеличился в размерах и превратился в одно из красивейших строений этого края. Когда в 1777 году граф д'Артуа, будущий король Карл X, посетил эти места, то он не мог скрыть, насколько он был поражен тем образом жизни, который вели обитатели замка:
«Дом герцога д'Аркура был великолепен: рота стражников в красной униформе с галунами, наподобие той, что носит королевская стража, большое количество офицеров с жезлами, оруженосцы, пажи, благородные господа и дамы. Все они жили в замке. Здесь были музыканты, охотничьи экипажи. В своей резиденции маршал д'Аркур сумел соединить высочайшее достоинство, огромное состояние, удивительную простоту и трогательную скромность…»
К концу следующего столетия из этого описания следует убрать лишь военные атрибуты; все остальное осталось по-прежнему, только благородные господа делятся на постоянных обитателей, если речь идет о членах семьи, и гостей, но все комнаты также заняты. Вот красноречивый перечень постельных и кухонных принадлежностей, сделанный накануне войны 1914 года: 270 пар простыней, из которых 32 для взрослых и 12 для детей украшены вышитой короной; 478 наволочек, из которых 86 украшены кружевами ручной работы; 326 дамасских скатертей с гербом д'Аркуров; 1036 столовых салфеток; 478 фартуков, из них 255 белых для горничных и шеф-повара.
Было бы любопытно узнать о количестве прислуги, в наши дни только редкие английские замки, принадлежащие принцам и принцессам, имеют такой штат слуг.
Почти полное уничтожение этой благородной усадьбы, ее богатств, особенно архива с ценными нормандскими документами заставило герцога обратить свое внимание на другой сказочный замок, который в разные исторические периоды также принадлежал семье д'Аркуров. Замок Ле Шан-де-Батай (дословно: поле битвы), его воинственное имя звучит как квартерон труб, но в его построении, величественном и просторном, размеренном и лаконичном, нет ничего от суматохи боя. Здесь все соразмерно и красиво. Что касается биты, о которой идет речь, ее история восходит к древности, когда славный викинг Бернард Датский во главе войск герцога Нормандии Гийома Длинная шпага должным образом потрепал Риуфа, графа де Котентэна и сразу стал властителем края, который ему принадлежал лишь частично. В нескольких километрах отсюда существует феод XI века, первый замок, носивший имя д'Аркур. Сегодня он служит лишь украшением дендрария, но напоминает о том, что еще до того, как д'Аркурам были присвоены громкие титулы, они вовсе не были малозначительными людьми.
Именно в Шан-де-Батай в 1966 году герцог отметит тысячелетие своего рода. Это празднование заслуживает того, чтобы о нем поговорили отдельно. Сейчас же мы рассматриваем «золотой» век.
Чтобы быть абсолютно точной, я должна упомянуть еще один замок, принадлежащий д'Аркурам: замок в Шовиньи, недалеко от Пуашье, а также находящийся за Ла Маншем, очень аристократический замок Станшон-Аркур, недалеко от Оксфорда. Перечисленные замки являются самыми значительными, которые можно отнести к основным владениям, ибо семья Аркур, рассеявшись по всему свету, владеет еще и другими замками. Только в Нормандии их у нее три: Ошер, Мэзон и Бофосэ…
Сениориальная Нормандия
Большая провинция, некогда завоевавшая Англию, что позволило язвительному Клемансо сказать о ней Ллойд Джорджу «эта старая французская колония, сыгравшая такую злую шутку», занимает особое место в истории замков. Прежде всего потому, что в эпоху Революции эмиграция ее почти не затронула. Ради сохранения своих громких имен уехали только самые знатные семьи и последние представители родов, озабоченные их продолжением. Кроме того, между аристократами, привязанными к этой земле, и крестьянами, ее обрабатывавшими, существовали тесные узы. Проведенное исследование позволяет утверждать, что здесь почти не было разграбленных и сожженных замков, что банды горожан, творивших свое черное дело, часто должны были противостоять местным жителям. Сколько интендантов, фермеров, преданных слуг и даже кормилиц прятали гонимых хозяев и спасали их дома! Когда буря улеглась, жизнь стала возвращаться в былое русло, почти как при старом режиме, разве что сеньоры превращались в мэров, генеральных советников и других избранников народа.
Даже огромный замок Брольи, насчитывающий двести сорок два метра по фасаду, не был разрушен. Разграблен, да. Это произошло после смерти на эшафоте маршала, арестованного за то, что он покинул армию после казни Людовика XVI, и вынужденной ссылки его сына. Когда сын вернулся на родину, замок стоял на месте, но представлял совсем не радостное зрелище: «Замок, обстановка которого была распродана во время конфискации, был непригоден для жилья, не было ни перекрытий, ни рам. Я жил у нотариуса…»
Деревня гостеприимно встречала возвратившегося господина. К сожалению, в самый разгар катастрофы интендант вынужден был отдать архивы воинствующим молодчикам, иначе они грозились поджечь дом. Этим интендантом был отец Проспера Мериме. Сколь благородны были эти деревенские жители, не поддавшиеся соблазну незаконной наживы и беспорядков! Ничего общего с членами революционного правительства, продавшего английскому королю Георгу IV, заклятому врагу, севрский фарфор, принадлежавший Людовику XVI и Марии-Антуанетте. Нормандия, открытая всем ветрам, сурово хранила все, что ей принадлежало.
Она дорожила и своими богатствами, и своими великими именами, а они возникали на каждом повороте, ибо на этой земле на каждый квадратный километр приходится самое большое количество герцогов. Уже названный д'Аркур, а также Брольи, о котором я вскользь упомянула и вернусь к нему позднее, Куани с замком и тем же именем в Катентэн и еще один Франкето, породивший «Молодую пленницу», его брат спокойно вернулся после революции в замок и занялся там садоводством и разведением редких деревьев. Однако это герцогство вскоре перешло в женские руки: в конце XIX века графиня де Банар, последняя представительница рода, продолжала здесь семейные традиции.
Еще одно герцогство: Монморанси-Лаваль, владевшее несравненным Бомениль, из белого и розового камня с огромным мадреноровым кораллом. Безусловно, это самый красивый замок времен Людовика XIII во Франции… и самый разрушенный. Такому шедевру требуется целая армия слуг, примерно около ста, в то время как в конце века большие владения обычно обслуживали тридцать человек. Герцог Монморанси-Лаваль вел очень яркую жизнь, поддерживал постоянные контакты со своими соседями, часто принимая у себя соседа де Брольи и его супругу, которая была дочерью мадам де Сталь. Состояние «первых христианских баронов» позволяло по-царски содержать эту жемчужину, перешедшую после его смерти в собственность семьи Мэстр. Они жили в Бомениле до конца «золотого» века, а затем вынуждены были продать замок, но не кому-нибудь, а великому князю Дмитрию из России.
В замке Глизолль, который ныне не существует после пожара при странных обстоятельствах в 1939 году, жил герцог Гаспар де Клермон-Тоннер. Уклад его жизни соответствовал прекрасному замку. В замке Сасси жил и, слава богу, живет и теперь герцог д'Одиффрет-Паское, потомок знаменитого юрисконсульта Этьена Ласкье и Этьена-Дени Пасье, бывшего канцлером Франции в 1837 году, герцогом и мэром в 1844. Из белого и розового камня, как и Бомениль, но младше его на сто лет, замок де Сасси, расположенный на террасах и украшенный узорными цветниками, был предназначен для разведения лошадей с момента своей постройки, предпринятой графом де Жермини, капитаном драгунского полка, в 1761 году. Семья Одиффер-Паскье организовала здесь самый большой конный завод в Нормандии. Она поддерживала тесные связи с английской короной: последними гостями были Елизавета II и принцесса Анна.
Есть еще герцог Поззо ди Борго, которого никак нельзя назвать нормандцем, ибо у него корсиканские корни. Но это ему нельзя поставить в упрек в Нормандии, где семейство Брольи, приехавшее из Италии в 1658 году, играет важную роль, к тому же образ жизни ди Борго всегда отличался самым высоким вкусом. Недовольные старым поместьем XV века, купленным ими у семьи Ферриер, Поззо ди Борго тщательно его отреставрировали во времена «золотого» века и добавили к нему еще одну постройку XVII века, привезенную по камню из Сен-Клу. Этот герцог Шарль Поззо ди Борго был любопытным человеком, в нем уживались две страсти: строить и переезжать с места на место! Не успокоившись после переноса в Ёр клуалдийской постройки, он поступает еще лучше: в 1891 году в самом высоком месте бухты Ажассио он открывает свой замок Ля Пуита… который является не чем иным, как одним из трех центральных павильонов дворца Тюильри, сгоревшего во времена коммуны. Он также по камню был перевезен на Корсику. Чтобы осуществить этот проект, герцог, не задумываясь, строит семикилометровую дорогу. Злые языки говорили, что это был последний акт своего рода вендетты, столкнувшей с раннего детства из-за женской ссоры Наполеона и того, кто, будучи близок к царю, пришел во Францию вместе с его казаками. Надпись на замке гласит о другом: герцог хотел «сохранить для Корсики воспоминание о Франции».
Наконец с 1909 года здесь живут герцоги д'Альбюфера. В их роде сконцентрирована целая армия. Они восходят к четырем маршалам: Сюсие, Даву, Масена и Рей, обосновавшимся в Нормандии, в великолепном замке де База. Это величественное сооружение в духе итальянских дворцов было построено в середине XIX века на месте поместья маршала де Бель-Иль, сына суперинтенданта Рука, который после смерти отца сумел преодолеть предубеждение Людовика XIV против Бель-Иль, ревностно сохраняемого его матерью, госпожой Фуке. В поместье остались только конюшни и служебные помещения, но ансамбль не утратил своей грандиозности.
Эти роскошные, но принадлежащие другой эпохе поместья не были лишены простоты деревенской жизни. Здесь жили тесным кругом, принимали гостей, большей частью состоявших в той или иной степени родства. Приемы отличались точностью в соблюдении традиций и щедростью гостеприимства, что не исключало возможности использования гостей благодаря родственным связям.
Так, во время больших празднеств в том или ином нормандском замке было принято, чтобы приглашенные приезжали в сопровождении слуг, мужчин в парадных ливреях. Метрдотель сердечно и чинно распределял слуг: «вы, Монморанси, за десерт! Вы, Доде, занимаетесь столовым серебром! Вы, Бериберг, анонсируете!» В дни праздников изобилие выходило далеко за рамки поместья, и вся округа им пользовалась. То же самое относилось и к охотам. Например, в замке Бомон-лё-Роже, а также в Сен Фагю, маркиза Буажелин требовала от мужа точную сумму расходов на каждое мероприятие, связанное с охотой, на собак, лошадей, охотничьи экипажи для того, чтобы раздать такую же сумму беднякам.