— Я знаю. Спасибо, Шарлотта.
Уж кто-кто, а Эрин прекрасно сознавала, как много Питер может дать. Она пока что не дала Питеру ничего, кроме возможности постоянного общения с сыном. И еще Эрин не могла отделаться от ощущения, что все усилия Питера были устремлены к одному — «подсластить» ее согласие на этот брак.
Он хотел заполучить Джека.
Но хочет ли он ее? Она не была уверена.
Питер ни разу не попытался вновь разжечь — как выразилась Шарлотта — пожар любви… ни единым поцелуем. Ни на секунду не допустил какой-либо интимности. Эрин это беспокоило. Наверное, он никак не может простить ей ложь. Она очень волновалась: а чем обернется для них сегодняшняя ночь, каково быть не только матерью его ребенка, но и его женой?
— Нам пора, Эрин, — сказала Шарлотта. — Ты готова?
— Да.
Она готова скрепить обещанием их союз… «на горе и радость». Со дня рождения сына Питер подводил ее к этому моменту. Обратного пути нет. Чему быть, того не миновать.
Они спустились вниз.
В большом фойе ее ждал отец, чтобы сопровождать в шатер в парке, где должно состояться бракосочетание. Эрин задумалась. Когда ей было семь лет, он практически бросил ее, а вот Питер никогда не поступит так с Джеком.
Она должна сделать все от нее зависящее, чтобы их брак с Питером стал счастливым.
Принцесса… потрясающе красивая принцесса. Сердце у Питера подскочило, когда он увидел, как Эрин шла к алтарю навстречу ему.
Его невеста.
Женщина, которую он хочет больше всего на свете.
Но Эрин не улыбалась. Ее глаза смотрели прямо на него. Она даже не взглянула на гостей, стоящих по обеим сторонам красной ковровой дорожки. Эрин высоко держала голову, выражение лица было настолько решительным, что Питера охватило сомнение.
Прав ли он, вовлекая ее в брак с ним?
Но поздно что-либо изменить.
Да он и не хочет этого.
Эрин, Джек… они оба принадлежат ему. Он сделает все от него зависящее, чтобы она это поняла и поверила ему.
Но отделаться от сомнений Питер не мог. Они одолевали его и во время бракосочетания, и после, во время приема. Он старался выглядеть веселым. Эрин тоже делала радостное лицо, так что перед гостями они изображали счастливую пару.
Питеру не удавалось снять с себя напряжение, и он чувствовал, что Эрин тоже это не удается. Наконец часы показали десять — в это время Эрин должна незаметно уйти, чтобы покормить грудью Джека. Праздничный обед закончился, речи произнесены, свадебный пирог разрезан, и теперь гостям подали кофе.
— Я с тобой, — сказал Питер и взял Эрин под руку.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Это вовсе не обязательно. Тебе не стоит оставлять своих друзей, Питер.
— Я хочу.
Пусть Эрин предпочитает побыть одной, но он решил не отступать. Она его новобрачная, его жена, и, черт возьми, он не собирается отпускать ее от себя даже на минуту.
Эрин нервно сжала его рукав, но возражать больше не стала. Когда они оказались на дорожке, ведущей в оранжерею, она, почему-то тяжело дыша, произнесла:
— Спасибо за эту свадьбу, Питер. Все было замечательно… так красиво.
На миллиарды можно купить красоту, цинично подумал Питер, но не сердце женщины. Во всяком случае, Эрин вышла за него не из-за денег — это он знал точно.
— Я хотел создать для тебя волшебную сказку, Эрин. Чтобы все соответствовало принцессе… как тогда в парке.
Эрин остановилась, и Питер заметил, как на ее лице промелькнул страх. Что с ней? Она смотрела на него, и в ее прекрасных зеленых глазах он увидел такую ранимость и незащищенность, что у него сжалось сердце.
— Ты был моим принцем в тот день, Питер. Мне бы очень хотелось вернуть этот миг. Я ужасно сожалею, что не сказала тебе о том, что пишу сказки. Я боялась спугнуть волшебство. А кончилось тем, что я все испортила. Мне так жалко… так жалко…
— А я подумал, будто ты решила немного пофлиртовать со мной, да и только, — ответил он.
— Так оно и было.
Его словно ударили под дых.
— Я не верила, что у нас с тобой что-нибудь получится, — торопливо пояснила Эрин. — Но мне очень хотелось стать для тебя необходимой…
— А сейчас, Эрин? Сейчас ты веришь в то, что у нас есть будущее?
— Ты все преобразил… я даже не ожидала…
— Преобразил в лучшую сторону?
— Да, да! — воскликнула она с таким жаром, что к нему снова вернулась надежда.
Он правильно поступил!
— Я так хочу, чтобы у нас с тобой все получилось, Эрин!
— И я тоже.
— Значит, так и будет, — уверенно заключил он.
Питер едва удержался, чтобы тут же не обнять Эрин и не овладеть ею прямо здесь, на дорожке в парке. Его остановила лишь мысль о плачущем от голода Джеке. Он схватил Эрин за руку и, пока они шли к дому, не отпускал, весь горя от желания.
В детской их встретила няня с Джеком на руках. Она похлопывала малыша по спинке, чтобы он не хныкал. Эрин поспешно сбросила вуаль, расстегнула молнию на платье, и лиф упал вниз. Сняв белый кружевной бюстгальтер, она подошла к креслу-качалке. Все это она проделала спиной к Питеру. Взяв полотенце, висевшее на подлокотнике кресла, Эрин набросила его себе на плечо и села, протянув руки к сыну.
Няня передала ей ребенка, и Джек с такой силой мгновенно присосался к груди, словно от этого зависела его жизнь. А Питер подумал: «Вот бы мне так же легко добиться Эрин, как это удается сыну».
Эрин раскраснелась. От неловкости, что он смотрит, как она кормит ребенка? Прежде он себе этого не позволял, боясь посягнуть на столь интимную сторону ее жизни.
Питер отпустил няню, сказав, что ее позовут, когда ребенок поест, и устроился в соседнем кресле. Конечно, раньше у него была и другая причина, чтобы не заходить в детскую во время кормления: наблюдать эротическую сцену, когда крошечные ручки теребят набухшую молоком грудь, было невыносимо до боли. Это странно и непонятно, но он ревнует к своему сыну. Вероятно, это потому, что у него очень давно не было близких отношений с Эрин.
— Он всегда такой голодный? — спросил Питер.
Голос от избытка чувств прозвучал глухо.
— Да. — Эрин бросила на него быстрый взгляд, в котором, как ему показалось, промелькнуло отчаяние.
Он взволновался.
— Тебе неприятно, что я сижу рядом?
— Нет.
Она очень скрытна, подумал Питер. Вероятно, это идет от детства — Эрин привыкла таким образом защищать себя от стресса из-за развода родителей. Питер все прекрасно понимал, но от этого легче ему не стало.
— О чем ты думаешь?
Эрин медленно отвела взгляд от Джека и посмотрела на Питера. В зеленой глубине ее глаз он прочел неуверенность. Сделав глубокий вдох, словно для храбрости, она произнесла:
— Питер, скажи, что ты до сих пор меня любишь. И не потому, что я — мать Джека, а просто… меня…
Питер был поражен. Она сомневается! Да разве всеми своими поступками он не доказал, что она ему нужна, что он не может жить без нее? Но, очевидно, Эрин не уверена в его ответе и поэтому больше не отваживается на него взглянуть, а все внимание переключила на сына: подняла его на плечо, потерла спинку, чтобы он отрыгнул, затем приложила к другой груди. И лишь тогда взглянула на Питера.
— Ты как-то спросила, ревнивый ли я. А я сказал, что нет. Но сейчас я ревную тебя к собственному сыну, потому что хочу быть таким же близким для тебя, как он, — с легкой усмешкой произнес Питер, с трудом владея собой.
Она опять покраснела. Но ему все равно, смутил он ее или нет — он выложил ей правду.
— Даже после того, как ты ушла от меня, Эрин, я не переставал хотеть тебя. Моя мать сказала, что у тебя должен быть замечательный склад ума, раз ты написала такие сказки. Мама прочла их все, и я тоже купил твои книжки и прочитал. Поэтому полностью согласен с мамой. Я взялся продюсировать фильм, надеясь, что тем самым завоюю тебя и ты снова меня захочешь.
У Питера так сильно сдавило грудь, что он не мог выдохнуть. А Эрин не сводила с него глаз, тревожных глаз, которые, казалось, молили: «Говори еще!»
— Затем… Джек. Это меня едва не сломило. Ты решительно выбросила меня из своей жизни, а я имел право знать о ребенке… о нашем ребенке. — Он подался вперед. — Не объяснить словами, что я тогда почувствовал. Я знаю, что потом использовал Джека самым бесстыдным образом, чтобы заполучить тебя. В то время мне было безразлично, нужен я тебе или нет. Я хотел, чтобы и ты, и Джек жили со мной, и был готов сделать для этого что угодно.
— Я рада, Питер, — вдруг произнесла она.
— Рада, что я влез в твою жизнь?
— Да. Я больше не хотела оставаться одна, но не знала, как… как все наладить. Только на мне лежит вина в том, что мы расстались. Я была дурой… тешила свое самолюбие, хотя оно уже привело меня к краху отношений, которые у меня были с другими. Но ты не такой как все. В тот день в парке я подумала, что ты «большой» человек не только в физическом смысле и что мне следует довериться интуиции. А твоя семья… твоя семья — это для меня открытие. Я им интересна, не безразлична… И мне нравится, что я — часть твоей семьи.
Какое облегчение услышать такие слова, идущие от сердца!
— Значит, я тебя не разочаровал.
— Нет. — Ее лицо осветилось улыбкой. — Питер, ты мой принц.
Как только ему удалось усидеть в кресле! Джек никак не мог насытиться, поэтому придется обуздать себя, но говорить-то он может и хоть таким образом излить свои чувства.
— Помнишь тот первый вечер на балконе моей квартиры?
— Как я могу не помнить.
— Эрин, ты меня околдовала, и избавиться от колдовства мне не под силу. Я так безумно тебя хочу, что едва могу дождаться, пока наш сын насытится. Я хочу тебя, хочу сейчас. А еще я хочу, чтобы ты испытывала ко мне то же самое. Чтобы ты дала мне то, что я уже вкусил раньше.
Из приоткрытых губ Эрин вырвался прерывистый вздох. И тут же ее глаза засверкали, словно радость вырвалась наружу.
— Позови няню, Питер, — сказала она, отнимая Джека от груди.
— Он наелся?
— Пока хватит.
Джек не заплакал в знак протеста, и Питер не стал спорить с Эрин. Он вскочил и нажал на кнопку звонка. Сердце у него готово было выпрыгнуть наружу, и он сжал кулаки, чтобы успокоиться.
Пришла няня, и Эрин передала ей Джека. Как только у нее освободились руки, она подхватила с кресла вуаль и лифчик и, не натягивая верх платья, прикрыла голую грудь полотенцем. Улыбнувшись Питеру, она сказала:
— Я оденусь у себя.
Они быстро, почти бегом, миновали коридор, и Эрин распахнула дверь в спальню. Едва они вошли внутрь, как она оказалась в объятиях Питера. Он ногой захлопнул дверь и уткнулся лицом в черный шелк ее волос, а она обвила его руками за шею и притянула к себе. Жадный поцелуй скрепил их примирение.
— Питер, на тебе столько всего надето. — Возбужденный взгляд Эрин дразнил и манил. — Если ты мне поможешь снять подвенечное платье, то я тебе тоже помогу.
Питер радостно засмеялся, развернул ее и расстегнул до конца молнию на платье. Когда он стянул юбку вниз, она переступила через подол и предстала его взору в белых полупрозрачных трусиках и кружевном поясе с тонкими шелковыми чулками. Питер не мог отвести глаз от грациозного изгиба спины, округлых ягодиц и стройных длинных ног. У него напряглась каждая жилка, и он, не дожидаясь, когда это сделает она, начал срывать с себя одежду.
Пиджак упал на пол, руки тянули концы галстука, но тут Эрин повернулась к нему и стала расстегивать пуговицы на рубашке, потом ее ловкие пальцы переместились на брюки. Обоим было не до чувственных ухищрений — им не терпелось как можно быстрее раздеться. Она хотела его. Он хотел ее. Необходимость ощутить друг друга рвалась наружу.
В постели Эрин обвила его ногами, выгнулась под ним, предлагая ему свое тело. Он не заставил ее долго ждать и в ответ получил восторженный крик:
— Д-а-а!
Они двигались в унисон. Им казалось, что нет предела счастью, они растворялись друг в друге. Питер был на верху блаженства. Любимая женщина отдается ему с неудержимой страстью и упивается наслаждением, которое получает от него.
Руки Эрин гладили его по спине, по ягодицам, пальцы впивались в кожу.
— Питер, не останавливайся, — побуждала его она. — Я хочу тебя.
А он и не мог остановиться. Их тела сплелись в умопомрачительном экстазе и наконец замерли. Питер целовал ее нежные мягкие губы, а она запустила пальцы ему в волосы и ласково перебирала пряди. Питер перекатился на бок, голова Эрин покоилась у него на плече. Сколько они так пролежали, трудно сказать. Питер был счастлив и знал, что она тоже счастлива.
— Думаю, нам надо вернуться на праздник, — вздохнув, произнесла Эрин.
Черт! Питер совсем забыл про свадебный прием. Разве имеет значение, что их хватились, что гости шепчутся по поводу исчезновения новобрачных?
Но у них с Эрин вся жизнь впереди. Совместная жизнь. А сегодня они должны разделить свое счастье с друзьями.
— Да, надо идти, — согласился Питер. — Я хочу танцевать с тобой, Эрин.
— И я… наш свадебный танец.
Они скоро будут опять двигаться в унисон… и не только в танце.
На фотографии, появившейся на следующий день в газетах, были запечатлены невеста с женихом. Они смотрели друг на друга и улыбались. И ни у кого из увидевших эту фотографию не возникло ни малейшего сомнения, что Питер Рэмси и Эрин Лавель счастливы.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Лос-Анджелес, четырнадцать месяцев спустя…
Толпы фанатов размахивали руками и кричали, приветствуя кинозвезд. Лимузины растянулись длинной вереницей по направлению к театру, где должна происходить церемония награждения премиями Американской киноакадемии. Эрин удивляло, что люди готовы ждать часами, лишь бы хоть мельком увидеть знаменитостей.
Она вспомнила, что такой же ажиотаж царил четыре месяца назад на премьере «Волшебных коней Мирримы», когда дети тащили родителей посмотреть на Эрин Лавель, потому что она сочиняла их любимые сказки. До брака с Питером она не выносила, когда на нее глазеют, как на обезьянку в зоопарке, но он научил ее не обращать на это внимания.
«Просто будь собой, Эрин, тебя не должна трогать та шумиха, которую устраивают люди, когда видят свою любимую писательницу. Думай о том, что для них это праздник».
Эрин даже дала несколько интервью, чтобы разрекламировать фильм, и вполне справилась с этой задачей, потому что послушалась советов Питера и говорила только то, что хотела.
«Если беседа начнет идти по нежелательному руслу, бери инициативу на себя».
Уж кто-кто, а Питер умел общаться с интервьюерами. Она узнала от него много полезного о том, как выходить из ситуации, когда хочется замкнуться либо вообще сбежать — что она раньше и делала. Питер всегда рядом, и ей достаточно одного его вида могущественного защитника, чтобы справиться с волнением.
Эрин помнила их разговор по поводу ее затворничества и его насмешливое замечание: «Миллиардерам тоже приходится выступать в роли обезьянки в зоопарке. Но дело в том, что я научился уживаться с этим зоопарком и не позволяю диктовать мне правила игры».
А она тогда ответила:
— Мне это не нравится. Тебя показывают как трофей, по поводу тебя язвят, потому что тебе улыбнулась удача, и все хотят, чтобы ты сообщила им формулу успеха, словно творчество можно скопировать.
— Видишь ли, замкнуться в себе — это самая что ни на есть негативная форма сопротивления публичности. И в первую очередь это неблагоприятно сказывается на тебе, — ответил он.
Эрин было не очень приятно услышать такое про себя. Выходит, что она трусиха? На самом деле она не хотела стать жертвой людского любопытства и старалась избежать этого.
Но Питер вовсе не считал ее трусихой. Он все понимал и сочувствовал ей.
— Эрин, я с этим родился. Отец и мать научили меня, как пропускать мимо излишнее внимание к себе, чтобы оно глубоко не задевало. Но я не проснулся в один прекрасный день знаменитостью, как ты. Если ты дашь мне возможность тебе помочь, я смогу расширить твою сферу общения, и тогда тебе будет легче выносить то, от чего ты прячешься, чтобы ничто не помешало действительно важным для тебя вещам.