— Ты знаешь, что я здесь делаю.
— Разве? — невинно удивилась она. — Да нет, право.
— Это я писал те письма.
Теперь следует притвориться глупой. Тут и стараться особо не надо. Она всю жизнь так себя вела.
— Какие письма? Ты писал мне письма?
Ее глаза приросли к зеркалу, отыскивая возможность выпрыгнуть из машины. Рука дернулась к ручке дверцы. Внезапно затылка коснулось что-то холодное. Инстинктивно она поняла, что это пистолет.
— Я не вскрываю свою почту…
— Плохо. Заводи машину и поезжай. И без глупостей.
Она уже сделала глупость. Бросила Рэнда и уехала одна.
— Ты меня похищаешь? — спросила она, пытаясь поддерживать разговор, заставить его обращаться с ней, как с человеком, а не с тем, чем она стала в его сознании.
— Что-то вроде.
— Прибыли можешь не ждать. Взгляни на газеты. — И осторожно подала ему одну из них.
Он едва взглянул.
— Меня не волнует подобная чушь.
— Тебе все равно, что я в действительности не Кинг?
— Я похищаю тебя не из-за денег, лапочка.
Лапочка? Еще хуже, чем Челси.
— Тогда зачем? — Словно содержание тех ужасных писем не разъяснило ей. Но следует притворяться, что она ничего не знает о письмах.
— Разве тот факт, что ты не Кинг, делает мои шансы выше? — прорычал он, и сам ответил: — Нет.
— Твои шансы на что?
— Видишь? Ты никогда не будешь думать обо мне так. Я всегда буду уборщиком. Слугой для тебя…
— Я никогда не думала о тебе, как о слуге, — торопливо заверила она. — И вообще, подыскала отличный подарок твоей сестре от меня. Шарф. Настоящий шелк. Красный. Вера Ванг.
Сразу выяснилось, что в части притворства она дилетантка по сравнению со своим пассажиром.
— У меня нет сестры.
Ей захотелось напомнить ему, что он сам просил сувениры для сестры. Но еще ей хотелось выжить, и потому она промолчала.
— Езжай.
И Челси поехала, пытаясь лихорадочно найти выход, но ничего путного в голову не приходило.
Ничего.
— Сюда.
Дорога казалась темной и страшной — ответвление в сторону мрачных гор. Возможно, ей и правда суждено умереть. Челси стало жаль отца. Человека, которого она привыкла считать отцом. Ему придется справляться с двумя ударами: обнаружить, что она не его дочь, и потом…
Мне все равно, что пишут газеты. Я Дочь Джейка Кинга. Он — мое сердце, а я — его. Если он не дал мне жизнь, то наградил мужеством и всем тем, что я обнаружила в себе в последние несколько дней.
Отец послал ее сюда, потому что знал об этих письмах. Хотел защитить ее. Знал ли он, что она изменится здесь? Если б он мог видеть ее!..
Челси подумала о Рэнде и позволила себе ощутить сожаление. Она так и не поцеловала его. Не поддалась соблазну пересечь коридор и войти в его комнату. Если б она поступила так — согласно велению сердца, а не правилам, установленным им, — она не была бы здесь. Рэнд, конечно, придет за ней. Но может быть слишком поздно…
И вдруг она поняла. Если Рэнд явится ее спасать, то у него закрепится шаблон поведения: он будет думать о себе как о ее спасителе. А о ней, Челси, — как о своей работе. Она между тем хочет быть равной ему — его товарищем, компаньоном, партнером по покеру, любовницей…
Значит, как это ни нелепо, она тут одна не случайно. Что бы стал делать Рэнд на ее месте? Он анализировал бы ситуацию, был настороже, искал возможность спасения. А не ждал помощи извне!
Не надо ждать, пока другие спасут ее. Ее завели сюда собственные глупые поступки, и надо самой держать за них ответ.
— Эй! Я велел тебе свернуть.
Не поедет она по этой жуткой дороге с не менее жутким человеком, написавшим ей жуткие же письма. Просто не поедет! Может стрелять в нее, если хочет. Потом ей пришло в голову, что он не станет стрелять, пока она за рулем, — и чем быстрее она будет ехать, тем меньше вероятность, что он выстрелит, потому что тогда его собственная драгоценная жизнь подвергнется опасности.
Челси надавила на газ, а когда машина выехала на шоссе, резким рывком направила ее назад, к Фаревеллу. Бертона бросило к дверце машины.
— Я тебя пристрелю!
— Давай! — Челси уже видела огни магазина и автозаправки. И нажала на газ сильнее. Ее мысль работала, просчитывала варианты. Она застегнула ремень безопасности, он — нет. Очко в ее пользу. Она стала лучше играть в покер, чем неделю назад.
И Челси направила машину в столб.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Голова жутко, жутко болела. Слышались приглушенные голоса. Знакомые голоса. Ее сестры. Она попыталась открыть глаза и, ослепленная, тут же закрыла.
Послышался другой голос, глубокий, низкий. И тоже знакомый. Она подумала, что спит. Или, может, умерла, потому что Рэнд не знаком с ее сестрами.
Мысль, что она может быть мертвой, подтолкнула ее снова открыть глаза. Любопытно, как выглядят небеса и почему там оказались любимые ее люди. Не значит ли это, что они все умерли?
Челси открыла глаза и слабо улыбнулась. Нет, все живы, даже она сама. Комната белая и чистая. Больничная палата. Везде цветы.
Любовь. Она окружена любовью. Сначала Челси увидела Брэнди, потом Джесси и потом… Рэнда. Нахмурилась. Он сильно отличается от ее Рэнда. Беспокойство в глазах, широкие плечи опущены. Они все казались измученными и очень, очень обеспокоенными.
— Эй, — сказала она, желая подбодрить их. — Я в порядке. Не волнуйтесь. Спасибо, что любите меня.
Но «эй» вышло слабовато, наподобие хрипа, а на остальное сил не хватило. Но все-таки они услышали, подошли к кровати.
Брэнди и Джесси сели с одной стороны, Рэнд — с другой. Он взял ее руку, нежно отвел волосы с лица.
— Надо сходить за доктором. — И ушел.
Брэнди заметила ее взгляд.
— Не волнуйся, он сейчас вернется.
Но когда пришел доктор, Рэнда с ним не было. Не появился он и после ухода врача.
— Вот крыса, — сказала Челси.
Сестры смешливо переглянулись.
— Кто, доктор? — поинтересовалась Джесси.
— Какой доктор? Рэнд!
Теперь они выглядели слегка смущенными.
— Он дни и ночи проводил тут. Не отходил от постели.
Он меня любит, с удовлетворением подумала Челси.
— Он чувствует себя таким виноватым, — сказала Брэнди.
— Более того, — информировала Челси сестер.
— Что?..
— Этот человек напуган до смерти.
Теперь они наверняка подумали — она бредит.
— Он не похож на тех, кого легко напугать, — осторожно заметила Джесси.
— Ну да. Он знает, что я собираюсь целовать его до бесчувствия, как только он окажется достаточно близко, — объявила Челси.
— Поцеловать его? Не думаю, что это хорошая идея, дорогая.
— Почему нет?
Джесси наклонилась поближе и прошептала:
— У тебя губы, как у изрядно побитого боксера, продержавшегося десять раундов.
Челси коснулась губ и моргнула. Ее обокрали! Ей еще долго не придется никого целовать…
— Я выгляжу ужасно? — прошептала она.
Сестры переглянулись, и стало ясно, они планируют ее обмануть. Она вздохнула.
— Я выгляжу ужасно, — и провалилась куда-то.
В следующий раз Челси проснулась, когда в комнате было темно и она была одна. По какой-то причине в мозгу билось «я выгляжу ужасно». Несмотря на боль, раскалывающуюся голову и безобразную ночную рубашку, она выбралась из кровати и пошла в ванную.
— А ну вернись в постель!
Она подпрыгнула. Рэнд сидел в кресле у окна.
— Я хотела посмотреть, на кого похожа. И я не подчиняюсь твоим приказам!
— Посмотри, что с тобой случилось, когда ты вздумала не подчиняться моим приказам!
— Ты не уточнял, что мне нельзя покидать дом.
— Вернись назад в постель, пока ты не упала, Челси. Достаточно определенно я выразился?
Несмотря на головокружение, она непокорно уставилась на него, продолжая стоять. Он мигом оказался рядом. С невероятной нежностью, противоречащей суровому выражению лица, подхватил ее, пересек комнату и уложил обратно в постель.
— Я хочу знать, как я выгляжу! — сказала она, но не так громко, как раньше. Голова кружилась, но от чего, Челси не знала: то ли от ее состояния, то ли от ощущения его рук, обнимавших ее только что.
— Помнишь, как я предложил тебе зачернить зуб, чтоб тебя не узнали?
Она кивнула.
— Теперь ты выглядишь еще хуже. Разбитые губы, зубов нет, сплошные швы и подбитый глаз.
— Нет зубов? — Она проверила языком. Все зубы на месте.
— Видишь, насколько приятнее теперь думать о подбитом глазе и швах? — Голос его смеялся, а глаза нет. Глаза не отрывались от нее.
— Что случилось с Бертоном?
Рэнд сообщил, что Бертон вылетел через ветровое стекло. Его доставили в центр травматологии, и, похоже, он оправится настолько, что вскоре предстанет перед судом. Помрачнев, он рассказал еще, как следил за ее машиной с вертолета. Если бы у него было еще несколько минут, то, возможно, Челси не пришлось бы врезаться в столб…
— Рэнд, что не так? — прошептала она.
— Я потерпел неудачу, — сказал он просто. — Моей работой было не допустить, чтобы тебе причинили вред, но я не справился…
Она видела, что он действительно переживает, и еще видела, что пытаться утешать его неверно. Ему нужна встряска, и именно сейчас!
— Я когда-нибудь злилась на тебя? — потребовала ответа она.
— Не раз, — сухо ответил он. — Помнишь сотовый телефон?
Сотовый телефон был в далеком, далеком прошлом!
— Тогда была разминка, — предостерегла Челси. — Не смей даже говорить о неудаче! Как ты можешь отвечать за мои поступки?
— Моя работа была защищать тебя, — упорствовал он.
— Рэнд, будь реалистом. Никто на свете не заставит делать меня что-то, чего я не хочу. Началось не с тебя, так что привыкай.
Он уставился на нее.
— Привыкать?
— Верно.
— С чего бы мне привыкать? Ты упрямая, любишь командовать, и, по твоему же признанию, тебя невозможно контролировать.
— Свежие новости — любовь невозможно контролировать.
— Кто говорил о любви?
— Даже не пытайся притворяться, что не любишь меня, — сказала она, разыгрывая самую важную партию в своей жизни и выкладывая карты на стол. — Так что лучше привыкай. Потому что ты меня любишь. Не этого ли ты боишься?
Его губы шевельнулись, но, наружу не пробилось ни единого звука.
— Думаю, теперь самое время тебе меня поцеловать, — сказала она.
— Неужели? Как я и сказал, у тебя командирские замашки. К твоему сведению, это был мой план — поцеловать тебя, как только ты мне попадешься. Зацеловать до смерти, если уж начистоту. Но как обычно, с тобой никакие планы не срабатывают.
— Почему?
— Если я сейчас тебя поцелую, ты можешь потерять сознание. Твои губы выглядят, как коллаген на стероидах.
— Ой! Тогда ты не можешь поцеловать меня куда-нибудь, где не больно?
— Знаешь, что меня в тебе смущает? Ты выглядишь, как ангел, а действуешь, как ротвейлер.
— Признавайся, что любишь меня. Потому что, Рэнд, я люблю тебя. Люблю. Ты был моей последней мыслью перед тем, как я врезалась в столб. И первой, когда очнулась. Ты.
Последняя карта. Хорошо она ее разыграла?
Он торжественно оглядел ее лицо, потом присел на край кровати. И поцеловал ее в кончик носа, в левую щеку, в мочку уха.
— Хочешь знать, что я поняла, когда пистолет прижался к моему затылку?
Он ткнулся лбом ей в плечо, вздрогнул, слегка кивнул.
— Ты, наверное, уже знаешь. В подобных ситуациях понимаешь, кто ты на самом деле. Просто прорыв в самоанализе. Я не избалованный ребенок. Не дурочка, не умеющая читать и писать. Я — сильная, жизнерадостная, самодостаточная женщина. Достойная тебя.
Он поднялся, заглянул ей в глаза. Она улыбнулась, несмотря на невероятную усталость. Глаза ее закрылись.
Он сказал «я люблю тебя» или ей приснилось? Коснулся губами ее волос, или это тоже сон?
В следующий раз она проснулась от звуков смеха. У окна стоял стол, а за ним Рэнд и сестры играли в карты.
— Он жульничает, — предупредила Челси.
— Я знаю, — ответила Джесси и поднялась из-за стола.
Челси любовно оглядела сестер. Три принцессы. Одна храбрая. Одна умная. Одна красивая. Потом вспомнила, что узнала недавно.
— Это правда? То, что было написано в газетах?
Рэнд извинился и вышел, понимая, что это вопрос семейный и очень болезненный. Брэнди и Джессика сели к ней на кровать.
— У нас одна мать, — наконец сказала Джесси. — Мы сестры. Понимаешь?
Челси кивнула.
— Папа как?
— Он потрясен. Но единственное, что он хочет знать: счастлива ли ты. — Глаза Брэнди обратились к двери, за которой скрылся Рэнд. — А ты ведь счастлива, Челси?
Она тоже посмотрела на дверь. И кивнула.
На следующее утро к ней зашла тетя Хетта. Челси очень обрадовалась.
— Откуда вы? Как вы себя чувствуете?
— Думаю, вопрос в том, как ты себя чувствуешь?
— Я — хорошо. Счастлива, что выжила.
Хетта рассмеялась.
— И я тоже. Они пока меня не выпускают, но мы хоть в одной больнице. Посетителей у меня тьма. Занялась тут небольшим бизнесом, чтобы справиться с медицинскими счетами.
— Каким?
— Продаю твои фотографии с автографом.
— Но я не подписывала никаких фотографий!
— Я их сама подписываю, — без малейших признаков раскаяния ответила Хетта. — Какая разница? Если они достаточно глупы, чтобы тратить деньги на нечто подобное, то ничего другого не заслуживают.
— Вы можете продать автографы в газеты — вот где настоящие деньги.
— Еще чего! От меня они гнилой картошки не дождутся. Сколько грязи на тебя вылили!
— Они не могут изменить меня саму.
— Ты стала совсем другой с тех пор, как неделю назад вышла из машины около моего дома, — не без удовлетворения сказала Хетта.
— Да нет. Думаю, я просто научилась открывать себя настоящую. Как Бенджамин? И куры? Кто же за ними присматривает?
— А, Рэнд нашел мне одного милого молодого человека, Броди. Мне он нравится. Надеюсь, он останется на ферме, когда я выйду отсюда. Тем более мне придется идти на свадьбу.
— На свадьбу?
— Ой! — Хетта казалась смущенной, словно невзначай проболталась.
— Смешно, — сказала Челси, — что у нас одинаковый недостаток, хотя мы не родственники по крови.
— Возможно, он встречается чаще, чем думают. Но ты ведь собираешься тут что-то предпринять?..
— Откуда вы знаете?
— Дорогая, ты же бредила этим!
— Да? — Челси почувствовала, что ее щеки вспыхнули. — А я… упоминала какие-нибудь имена?
— Да. Снова, и снова, и снова.
Вошла сиделка и строго взглянула на Хетту.
— Мисс Кинг, весь ваш этаж вас ищет. — Хетта встала, похоже, она была очень польщена такой всеобщей тревогой.
Когда она вышла, сиделка повернулась к Челси.
— Она приносила вам фотографии на подпись? Я купила у нее две для внучек.
— Да, конечно, — невозмутимо согласилась Челси.
Вошли ее сестры.
— У нас для тебя сюрприз, — объявили они, — закрой глаза.
Челси закрыла глаза, услышала, как открылась дверь. Пожалуйста, пусть это будет Рэнд. С кольцом. Тетя говорила о свадьбе…
— Открывай, — мягко произнесла Джесси.
Челси открыла глаза. Рядом с ней стояла Сара Маккензи. Челси моргнула. Она так злилась на Сару — за ее воровство, за то, что та уехала, никому слова не сказав. Раз так, почему она так счастлива ее видеть?
Сара изменилась. Не из-за одежды — ее джинсы выглядели так, словно их купили в магазине удешевленных вещей. Но тем не менее Сара смотрелась королевой. Распрямились опущенные плечи, пропал взгляд украдкой. Сара взяла Челси за руку.
— Мне надо рассказать тебе длинную историю. Надеюсь, когда ты выслушаешь ее, то простишь меня. Ты в состоянии слушать?
Челси кивнула, и Сара присела к ней на кровать, не выпуская ее руки. Она заговорила о своем тяжелом детстве, смерти матери и издевательствах человека, которого считала своим дедом. О том, как нашла дневник. К тому времени, как она закончила, слезы струились по ее лицу.