— Думаю, она в любом случае это сделает. Удар в челюсть — не самый лучший способ отблагодарить человека за то, что он спас тебе жизнь.
— У меня не было выбора. Иначе она, рискуя своей жизнью, пыталась бы в одиночестве добраться до границы.
Он забрался в кабину, усадил Ронни на заднее сиденье и пристегнул ремень.
— С ней все будет в порядке? — спросил пилот. — Она упала как подкошенная.
— Ты ее довольно сильно ударил, — укоризненно сказал Дэн.
— Заткнись и залезай в кабину, — огрызнулся Гейб.
Дэн запрыгнул в кабину и захлопнул дверь. Когда вертолет поднялся в воздух, он повернулся к Гейбу:
— Я полагаю, у тебя были причины для этого. Почему она не хотела ехать с нами?
— Не знаю точно. Она говорила, что якобы не хочет светиться, не хочет оказаться в центре внимания.
Он аккуратно повернул ее голову, так, чтобы ей было удобно. Синяк уже начал выступать на ее нежно-розовой коже. Гейб чувствовал себя одним из тех извергов, которые издеваются над женщинами. Ему повезет, если, очнувшись, она не убьет его на месте.
— Кто нас будет встречать в Марасефе?
— Там, конечно, будут наши журналисты. Ну и, — Дэн скорчил недовольную физиономию, — нам пришлось сообщить ЦРУ, что тебя освободили, чтобы они смогли вывести своих людей из опасной зоны. Это значит, что информация просочится и в другие информационные службы.
— Другими словами, там будет целая толпа журналистов.
— Да, но наши будут впереди, — быстро ответил Дэн. — А как только официальные власти увезут тебя во Франкфурт для медицинского осмотра…
— Никакого Франкфурта.
— Ты же знаешь, что все пленные отправляются в больницу для обследования.
— Но это вовсе не значит, что я тоже туда поеду.
Он повернулся к Ронни. Она выглядела такой же хрупкой, как фарфоровые куклы, которых когда-то коллекционировала его тетя.
Он наклонился вперед, к Дэвиду.
— Поворачивай на юг. Мы не летим в аэропорт.
Ее несли по длинному коридору, стены которого были отделаны слоновой костью с позолотой. Мимо проплывали удивительные картины в резных рамах с орнаментом.
— Музей? — прошептала Ронни. — Как я оказалась в музее?
— Это не музей. Это дворец, — ответил Гейб.
Он внес ее в комнату, такую же роскошную, как и коридор.
— Спасибо за помощь, Дэн. А теперь уноси ноги, пока не поздно.
— С удовольствием, — ответил тот. — Увидимся позже.
Ронни положили на что-то шелковое и мягкое. Затем Гейб куда-то исчез. Через несколько секунд она почувствовала на щеке холод и открыла глаза.
— Не дергайся, — тихо сказал Гейб. — Дай мне приложить лед, чтобы опухоль поскорее спала.
И вдруг Ронни поняла, что с ней произошло.
— Это ты ударил меня?! — Она задыхалась от ярости.
— Я не мог поступить иначе. У меня не было выбора.
От сильного удара в живот у него перехватило дыхание.
Преодолевая боль, Гейб разогнулся.
— Спасибо, что не взвела курок.
— А надо было бы, — жестко сказала Ронни. — Ты это заслужил.
— Подожди! — перебил ее Гейб. — Я согласен, что заслужил наказание. Делай, что хочешь. Хочешь — ударь меня еще раз. Я не буду сопротивляться.
Ронни медленно разжала кулаки.
— Ты не должен был этого делать. У тебя не было права.
— А у тебя не было права ставить меня в безвыходное положение. Ты думаешь, мне нравится бить женщин?
— Откуда мне знать? — Она осторожно дотронулась до щеки. — Между прочим, ты довольно сильно меня ударил.
— Я не думал, что ты так долго будешь без сознания. Рассчитывал, что ты очнешься в вертолете.
— Тебе не следовало этого делать, — снова повторила она.
Ронни обвела взглядом огромную комнату, в которой они находились. Убранство по стилю представляло собой нечто среднее между азиатским стилем и элегантным стилем французской провинции. Роскошный турецкий диван, белый мраморный пол, покрытый кремово-голубым ковром, французские окна…
— Это гостиница? — спросила она.
— Нет, это дворец.
Ронни не помнила, чтобы Гейб когда-нибудь упоминал что-либо о дворце.
— Что за дворец?
— Королевский дворец Седихана. Ты так упорно не хотела появляться перед журналистами, что Дэвид по моей просьбе высадил нас на территории дворца, а не в аэропорту. Я связался с шейхом Бен Рашидом и получил его разрешение. Он также обещал охранять наш покой и не пускать сюда никого, пока мы окончательно не придем в себя.
У нее появилась надежда предотвратить катастрофу.
— Значит, никто пока не знает, что я здесь?
— Пока нет. — Он помолчал. — Но я не буду врать тебе. Нам придется сообщить властям, что я нахожусь здесь. Кроме того, Дэн сообщил твое имя ЦРУ как инициатора операции.
— А они могли сообщить его прессе! — Она глубоко вздохнула, пытаясь сосредоточиться. — Но все еще можно исправить, если уйти прямо сейчас. — Она огляделась. — Где моя сумка?
— Она осталась в вертолете, — ответил Гейб. — Я считаю, что тебе нет смысла уходить. Возможно, кто-то и услышит о тебе, но никто не сможет добраться до тебя, пока ты здесь.
«Действительно, нет смысла, уходить. Слишком поздно», — подумала Ронни.
— Ты должен был оставить меня в Саид-Абабе, — попыталась она возразить еще раз.
— Поздно. Что сделано, то сделано. Ты уже здесь. Прекрати ныть.
— Ты прав. Нет смысла плакать над разбитым стаканом. Надо просто убрать осколки.
— Предоставь это, пожалуйста, мне, — сказал Гейб. — Но прежде объясни, что именно необходимо предпринять и чего ты так боишься?
— Это тебя не касается.
— Не могу с тобой согласиться. Я привез тебя сюда, а значит, несу ответственность за все, что будет происходить дальше. Думаю, что прежде всего тебе необходимо выспаться. Да и мне не помешает отдохнуть.
Ронни взглянула на королевскую кровать, стоявшую в другом конце комнаты под прозрачным балдахином. Ей вдруг вспомнилась та кровать, на которой они спали с Гейбом в ту ночь, у Фатимы.
Будто угадав ее мысли, Гейб сказал:
— Ты не можешь не согласиться, что я создал для тебя гораздо более шикарные условия, чем ты для меня недавно.
Ронни бросило в жар. Он что, думает, что сегодня они опять будут спать вместе? Она бросила на него отчаянный взгляд.
— Я ухожу. Мне нужно выспаться, — спокойно произнес Гейб.
Ронни испытала облегчение и разочарование одновременно.
— Я и не думала, что ты останешься, — безразлично ответила она.
— Нет, думала. И я думал. — Он отвернулся и пошел к двери. — Я разбужу тебя завтра около десяти. Мы позавтракаем вместе и поговорим.
— Я встаю в шесть.
— Тогда наслаждайся роскошью и бездельем, пока я не приду. А сейчас, извини, мне надо пойти засвидетельствовать свое почтение Его Величеству и попросить его о нескольких одолжениях. Завтра я собираюсь задать тебе ряд вопросов и надеюсь получить на них вразумительные ответы.
— Посмотрим, — уклончиво ответила Ронни.
— Я повторяю — мне нужны вразумительные ответы.
— Слушай, а что ты сделаешь, если я скажу, чтобы ты шел куда-нибудь подальше со своими проклятыми вопросами? Снова ударишь меня? — Она вздернула подбородок.
— Нет, я найду другой способ узнать их.
У нее было нехорошее предчувствие, что Гейб не остановится, пока не узнает все до конца. Ну и что с того? В конце концов, она и раньше сталкивалась с упрямыми мужчинами и всегда оказывалась победительницей. Но ей совсем не хотелось сражаться с Гейбом Фолкнером. Она уважала его, восхищалась им.
Ронни медленно подошла к окну. Она увидела уютный дворик, в центре которого возвышался мозаичный фонтан со специальной подсветкой. От этого вида веяло покоем и теплом. На душе стало легко. Впервые после нескольких недель, проведенных в Саид-Абабе. Ей следовало бы найти свою сумку и покинуть дворец, но она уже знала, что не сможет этого сделать. Не случится ничего страшного, если она проведет здесь всего одну ночь. Она устала, ей нужно принять ванну и выспаться.
Однако Ронни понимала, что все это — только предлоги. Правда была в том, что она не могла расстаться с Гейбом Фолкнером. Он довольно долго был частью ее жизни. И теперь Ронни хотела, чтобы они расстались спокойно, без ссоры.
— Ну, наконец-то! — С этими словами Ронни обратилась к Гейбу, когда тот вошел к ней на следующее утро. — Я ненавижу, когда люди не пунктуальны. Да что с тобой? Ты выглядишь ужасно.
— Ничего. Просто я не выспался. Вчера долго не мог заснуть. Наверное, это последствие долгого нервного напряжения. Вот уж никогда не думал, что это может со мной случиться. Вообще-то я не отношусь к особо чувствительным.
«Но ты достаточно чувствителен в своих отношениях с другими людьми», — подумала Ронни. Она испытала прилив симпатии к этому удивительному человеку. И чувство вины. Гейб всегда выглядел таким сильным и мужественным, что она почти что забыла, что ему пришлось пережить.
— Ты так и будешь стоять? — спросила она. — Садись и поешь чего-нибудь. Она уселась рядом со столиком, который слуги недавно вкатили в комнату, и, положив на тарелку яичницу с беконом, протянула ее Гейбу. — Когда я была в заключении в Кувейте, то мне безумно хотелось бекона. Я просто умирала от желания. Иногда мне казалось, что я чувствую его запах. А у тебя не было никакого безумного желания?
— Было. Но я должен признаться, что это была не еда. Что же касается еды, то меня вполне устраивает биг-мак. Я привык к такой пище, когда стал корреспондентом и много ездил. Почти в каждой стране, где я побывал, был «Макдоналдс». Это как кусочек дома, что-то типично американское.
Гейб взглянул на нее.
— Синяк все еще виден.
— Ничего, у меня бывали и похуже, — с улыбкой сказала она. — И сама я тоже ставила синяки посильнее.
— Ты мне это продемонстрировала вчера. — Он дотронулся рукой до живота. — Хочешь посмотреть на свое произведение?
— Я думаю, не стоит. — Дрожащей рукой она налила кофе сначала Гейбу, затем себе. — Я прекрасно знаю свою силу.
Постепенно разговор коснулся опасной темы. Гейб так возбужденно рассуждал о сексе, что Ронни не выдержала.
— Я думаю, тебе стоит поскорее увидеться с Морой Ренор. Ты уже позвонил ей? Я уверена, она не заставит себя долго ждать и с удовольствием кинется к тебе в кровать.
— Чтобы «снять стресс»? Я уже говорил тебе, что не использую для этого женщин. — Он откинулся на спинку стула. — К тому же я не хочу Мору.
От этих слов Ронни почувствовала радость и удовлетворение.
— Почему?
— Может быть, я предпочитаю мою подопечную.
Она в замешательстве посмотрела на него.
— Что? Меня?
— Да, — ответил Гейб. — Именно тебя, и никого другого.
Он хотел ее. Может быть, это желание было спровоцировано той недавней близостью, но оно не исчезло с тех пор. Он хотел заняться с ней любовью. Она почувствовала уже знакомую истому, охватившую ее тело, как в ту ночь у Фатимы.
— Почему ты молчишь? — мягко поинтересовался Гейб.
Она поднесла чашку ко рту.
— Ты, наверное, самое похотливое животное на свете. Тебе нужна Годзилла, а не я. К тому же я не твоя подопечная.
— Но, к сожалению, ты и не Годзилла, — засмеялся Гейб.
Она пожала плечами, стараясь выглядеть как можно равнодушнее.
— У меня нет никакого желания залезать к тебе в постель и утолять твой накопившийся за год сексуальный голод. — Она сделала глоток. — Я, собственно, ждала тебя, чтобы попрощаться. После завтрака я уезжаю.
Улыбка исчезла с его лица.
— Это был незабываемый опыт, — продолжала Ронни. — Я надеюсь, у тебя все будет хорошо. Кстати, мне нужен мой фотоаппарат и та пленка, которую я тебе вчера дала.
— Ты готова уйти, захлопнув за собой дверь, толком не попрощавшись, но ты не забыла спросить про пленку, — язвительно сказал Гейб.
— Это все, что у меня есть, — просто ответила Ронни.
— И что я должен, по-твоему, на это ответить?
— Ничего. Просто верни мне фотоаппарат.
Гейб отрицательно покачал головой.
— Как бы не так. У меня в руках оказался довольно ценный «заложник». Я, пожалуй, отдам его тебе в обмен на…
— На что? — осторожно поинтересовалась Ронни.
— На информацию. Я отдам тебе фотоаппарат, если ты мне расскажешь, чего ты так боишься.
— Ничего не выйдет. Я лучше куплю себе новый фотоаппарат.
— Да, но не такой, как этот. Он ведь с тобой уже давно и практически стал частью тебя.
Гейб был прав. Она копила деньги почти год, чтобы купить этот фотоаппарат, и она очень любила его.
— Ну, скажи мне, — упрашивал ее Гейб, — что мне нужно сделать, чтобы ты поверила, что я не предам тебя? Ради бога, ты что, не видишь, что я хочу помочь тебе?
— Ты не можешь помочь мне. Ты и так все испортил тем, что привез меня сюда.
— Тогда я хочу исправить свою ошибку. Пойми, Ронни, я не собираюсь причинить тебе вред.
Она никому не раскрывала свою тайну, даже Джеду. Было так тяжело хранить молчание, так хотелось с кем-нибудь поделиться.
— Ронни?
— У меня нет паспорта, — внезапно сказала она.
— И это все? — Его лицо просветлело. — Ты его оставила в Саид-Абабе? Никаких проблем. Мы тебе сделаем дубликат.
— Ты не понял. Я не потеряла паспорт. Он у меня поддельный.
Гейб замер.
— Поддельный?
— Да. Я купила его на черном рынке. И если кто-нибудь начнет копать, то выяснится, что он фальшивый. Как я вернусь в Штаты? Я журналист, черт возьми, мне нужно быть там, где что-то происходит…
— Подожди минуту, — прервал ее Гейб. — Давай по порядку. Почему тебе вообще понадобилось покупать паспорт? Почему ты не могла получить его?
— Да потому, что я не являюсь гражданкой США, — раздраженно ответила она. — Когда выяснилось, что мой отец не указал в иммиграционной анкете о преступлении, его депортировали и лишили гражданства. Это было еще до моего рождения.
— Понимаю, — сказал Гейб. — И тебе пришлось расплачиваться за его грехи.
— Не совсем. — Ронни мрачно улыбнулась. — Меня арестовали правительственные агенты в Эль-Сальвадоре за то, что я работала на Эвана в качестве шпионки. Ему, правда, удалось вызволить меня, но я все равно осталась преступницей.
— И сколько тебе было лет, когда ты совершила это ужасное преступление?
— Одиннадцать. Эван начал использовать меня, когда мне было восемь. Никому ведь не придет в голову подозревать ребенка. — Она посмотрела на него с убитым видом. — Ты зря иронизируешь. Это и было ужасное преступление. Эван говорил, что он всего лишь удовлетворяет вечный спрос на информацию. Если даже он и не будет этим заниматься, то всегда найдутся люди, готовые продавать и покупать.
— Ты делала то, что тебе говорил твой отец. Ты же была ребенком!
— Когда мне было пятнадцать, я сказала отцу, что не буду больше заниматься этим, но было уже поздно. Для иммиграционной службы возраст не имеет никакого значения. У меня были проблемы с законом, а значит, мое появление в стране не приветствуется. То же касается и моего отца. Серые личности не имеют права голоса.
— Никакая ты не серая личность, черт возьми! Насколько я понял, ты боишься, что пресса докопается до твоего неблагополучного прошлого.
— Конечно, и ты это прекрасно знаешь. Через две недели они уже будут знать обо мне все, вплоть до того, сколько у меня родинок. Твое освобождение — самая шумная история года. Сейчас все только и будут говорить об этом. Моя история может всплыть на этой волне.
— Мои сотрудники не пользуются методами желтой прессы.
— Ты говоришь так только потому, что чувствуешь себя виноватым за то, что привез меня сюда. До правды может докопаться любой журналист, и это вовсе не будет желтой прессой.
— Ну, хорошо, предположим, я признаю, что поставил тебя в неловкое положение. Что ты предлагаешь?
— Лягу на дно и не вернусь в Штаты. А Джед направит меня в новую командировку.
— В Югославию, например?
— Может быть.
— Ну уж нет, — яростно воскликнул Гейб. — Надо придумать какой-нибудь другой выход.