— Ты помнишь свое настоящее имя?
— Нет.
— У тебя были братья и сестры?
— Да, но я уже не помню, как их звали.
— Может быть, ты вспомнишь, откуда ты?
Он вспомнил название «Блонье». И тут же в его памяти встали пекарня и его отец, освещенный пламенем печи. Он увидел соседнюю кузницу, дом и маленькую лавку пани Станьяк напротив. Он пытался различить лица людей. Вот его дед с длинной седой бородой, а вот мать, но ее лица он не мог вспомнить. Ему казалось, что он узнаёт лица своих братьев и сестер, но и они оставались размытыми, словно проступали сквозь туман, и ему так и не удалось вспомнить их имена. Потом он вспомнил, как отец лежит в кровати, спит и тихонько храпит таким смешным храпом, который иногда переходит в свист, похожий на свист паровоза. Увидел, как он сам влезает на отцовскую кровать, вытаскивает соломинку из матраца и щекочет отца по его маленьким усикам. И вдруг лицо отца превратилось в серое, заросшее щетиной лицо с картофельного поля, и Юрек увидел горящие глаза, впившиеся в него, и услышал его голос: «Ты должен выжить, Юрек». Нет, он не сказал «Юрек». Он сказал какое-то другое имя. Но все равно — вот, он выжил, хотя для этого ему пришлось забыть собственное имя, и имена своих братьев и сестер, и даже лицо своей матери, которое вдруг исчезло в той пустоте, что раскрылась в его сердце тогда, в Варшаве, в тот миг, когда он приподнялся над мусорным ящиком и увидел, что ее нет.
Юрек сел и вытер рукой слезы. Потом попробовал в отрывистых словах пересказать пани Раппопорт то, что увидел в своих воспоминаниях.
— Блонье, ты говоришь? Ты узнаешь это место, если мы приедем туда?
— Да, — сказал он, — я узнаю дом, и пекарню тоже. Там рядом была кузница.
— Ты готов поехать туда сейчас?
Им дали тот самый маленький пикап, в котором его привезли в детский дом, и они вдвоем втиснулись на сиденье рядом с водителем. Пани Раппопорт положила ему руку на плечо — может быть, просто от недостатка места, — но эта ее близость согревала Юреку сердце. Он даже пошутил:
— Видите, как хорошо иногда не иметь одной руки.
Она не засмеялась, только еще крепче обняла мальчика.
Они пересекли Вислу и примерно через час въехали в Блонье. Сначала они двигались среди деревенских домов под соломенными крышами и небольших приусадебных хозяйств, но вскоре потянулись улицы с невысокими жилыми домами, построенными из дерева или дерева и кирпичей. И вдруг Юрек закричал:
— Пекарня!
Пикап остановился. Дверь пекарни была закрыта. Он побежал в кузницу, но там не оказалось ни души. Место выглядело покинутым. Он схватил пани Раппопорт за руку и, не раздумывая, потащил за собой. Через несколько минут они стояли перед полуразрушенным домом.
— Здесь мы жили, — сказал Юрек, и сердце его сжалось.
Он посмотрел на другую сторону улицы, и лицо его просветлело.
— Вот лавка пани Станьяк! — закричал он и опять потащил пани Раппопорт за собой.
Они вошли. За прилавком стояла пожилая женщина. Она увидела Юрека, и у нее широко раскрылись глаза. Испуганный крик вырвался у нее:
— Давид!
Пани Станьяк побледнела, схватилась за сердце и тяжело прислонилась к прилавку.
— Давид, ты жив?
Теперь он вспомнил свое имя. Да, его звали Давид. Давид, а не Юрек Станьяк.
Пани Станьяк заперла лавку и привела их к себе домой. Она подала чай с коржиками и села с ними за стол.
— Пани Станьяк, — спросила пани Раппопорт, — не помните ли вы фамилию Давида?
— Конечно. Это все равно как если бы вы меня спросили, как меня зовут. Фридман была их фамилия. А что, он сам не помнит?
— Нет. Он называет себя Юрек Станьяк.
Пани Станьяк рассмеялась:
— Кто дал тебе это имя?
— Отец, — сказал Юрек.
— Он наверняка хотел, чтобы тебе легче было запомнить, — сказала пани Станьяк. — Я хорошо помню всю их семью. Хорошие соседи. Мы с мужем были однажды у них на пасхальном седере, а они приходили к нам смотреть, как празднуют у нас. Давид, ты помнишь, как вы приходили к нам смотреть на рождественскую елку?
Он улыбнулся. Он помнил. Он улыбнулся потому, что вспомнил, как брат ударил его, когда они вернулись домой от Станьяков, поглядев там на елку, украшенную звездой и свечами. Родителей не было дома, и брат взял кухонный молоточек и ударил Давида по голове в том месте, где у него образовался большой нарыв. Нарыв лопнул, и Давиду сразу стало легче.
— Твою старшую сестру звали Фейга. Когда началась война, она бежала с вашим дядей в Россию. Вторую твою сестру звали Малка, а твоих братьев — Берл и Иоси. А ты был маленький Давид.
И пани Станьяк улыбнулась ему.
— А как звали его мать и отца? — спросила пани Раппопорт.
— Его отца звали Гирш, а мать звали Ривка. Она была красавица.
Юрек снова попытался вспомнить лицо матери, но и на этот раз не смог. Однако лицо отца он помнил хорошо. Не то, покрытое щетиной, измученное лицо, что он увидел на картофельном поле. Теперь он помнил его настоящее лицо.
Они распрощались с пани Станьяк. Она поцеловала его и крепко пожала руку пани Раппопорт. На обратном пути, в пикапе, пани Раппопорт обняла Юрека и сказала:
— А теперь мы будем искать твою сестру Фейгу, Давид.
— Хорошо, — сказал он. — Но я хочу остаться Юреком.
— Я уважаю твое желание, — сказала она.
Всю обратную дорогу Юрек сидел, погруженный в воспоминания. Они искрами вспыхивали в памяти и танцевали перед ним. Вот кто-то крутит петуха над его головой. Вот чистят дом, высыпают из матрацев старую солому и насыпают новую. Он вспомнил, где стояли кровати в их комнате, и себя самого, спящего рядом с братом Иоси. Он вспомнил угол, в котором они мылись. А может, то был угол в доме Ковальских? Вспомнил и ведро, которое в зимние ночи ставили на веранде, потому что уборная была далеко во дворе — маленькое строение над выкопанной в земле ямой. Он вспомнил, как дедушка повел его к заике-шапочнику и купил ему шапку с одной пуговицей посредине. Он ясно видел перед собой шкаф с двумя дверцами и двумя ящиками внизу, в которых мама прятала пирог. Воспоминания смешивались, превращаясь в странный, путаный сон.
— Юрек, проснись.
Мама склонилась над ним, чтобы разбудить. Он тут же понял, что это сон и что он слышит голос пани Раппопорт. Но над ним все еще склонялось мамино лицо. Он видел его так ясно и четко, будто она на самом деле стояла над ним в эту минуту. Юрек жадно всматривался в него. Нет, он больше его не забудет.
— Мы приехали, — сказала пани Раппопорт.
Он открыл глаза. Теперь он помнил лицо матери.
Спустя неделю Юрек приехал попрощаться с семейством Ковальских. Он был взволнован. Уже во дворе он услышал удары молота и направился прямиком в кузницу.
— Я пришел попрощаться, — сказал он.
Пан Ковальский продолжал формовать раскаленное железо. Тадек глянул на Юрека и тоже продолжал работать. Юрек подождал.
Пани Ковальская увидела Юрека из окна и пришла следом за ним в кузницу. Наконец пан Ковальский положил молот, отер пот со лба и вытер руки.
— Он пришел попрощаться, — объяснил Тадек матери.
Юрек проглотил слюну и сказал:
— Я остаюсь в доме сирот.
— Желание человека заслуживает уважения, — сказал пан Ковальский.
— Храни тебя твой Бог, — сказала пани Ковальская и поцеловала его в голову.
— Их Бог и наш Бог — это один и тот же Бог, — сказал пан Ковальский.
Юрек машинально сунул руку под рубашку и пощупал свою грудь, но там уже ничего не было.
Пан Ковальский протянул левую руку и пожал руку Юреку.
Тадек проводил его на железнодорожную станцию. Тадек тоже не умел читать, и им опять пришлось спрашивать дорогу. Юрек купил билет до Варшавы. На платформе толпилось много людей. Когда пришел поезд, Юрек втиснулся в вагон и прошел к окну. Тадек стоял на платформе и улыбался ему. Юрек тоже улыбнулся.
Послесловие
Пани Раппопорт неустанно проверяла все списки людей, возвращавшихся в Польшу из России. После долгих поисков она в конце концов нашла сообщение, что некая госпожа Фейга Фридман прибыла в Польшу из Советского Союза, но затем выехала в неизвестном направлении. Еще несколько лет спустя одна из женщин, работавших в варшавском детском доме, эмигрировала в Израиль. Перед отъездом она обещала Юреку поискать его сестру там. В Израиле эта женщина обратилась в отдел поиска родственников, и сестра Юрека действительно нашлась. Вскоре Юрек получил от нее письмо с фотографиями. На этих снимках он увидел Фейгу, ее мужа и их двух детей. К тому времени он уже давно умел читать.
Позже его перевели в детский дом в городе Лодзь. Он закончил восемь классов начальной школы за четыре года, а затем четыре класса средней школы — еще за два года. Потом он поступил в университет. Сначала он думал изучать историю и марксизм-ленинизм. Но его классный руководитель в школе, услышав об этом, рассердился на него:
— Ты что, с ума сошел? Зачем тебе эти глупости. Подумай, если ты когда-нибудь тоже уедешь в Израиль, что ты там будешь делать с польской историей и с марксизмом?! У тебя очень хорошие способности к математике. Иди учить математику!
Юрек внял его совету.
Все то время, что он учился в школе, он жил в доме для сирот. Но, поступив в университет, он получил место в студенческом общежитии, а также пособие по инвалидности. Вскоре Юрек стал получать еще стипендию как отличник.
Как-то на исходе субботы, по дороге в студенческий клуб, он увидел через окно трамвая красивую девушку в красном плаще, которая переходила улицу. Не долго думая, он спрыгнул с трамвая и пошел за ней. Она, видимо, почувствовала, что кто-то идет за ней, но боялась повернуть голову. Так они дошли до клуба, куда девушка направлялась. Но дверь клуба оказалась запертой. Она повернула обратно и только тут увидела того, кто все это время шел следом за ней. Она узнала Юрека — этот светловолосый еврейский юноша без руки был известен во всем университетском кампусе. Так они познакомились. Ее звали Соня. Они встречались целый год, пока она не уехала вместе с родителями в Израиль.
Юрек остался. Он закончил университет и был принят на работу ассистентом в Политехнический институт. Вскоре, однако, к власти в Польше пришел Гомулка, и начались преследования евреев. Их увольняли с работы и не принимали в институты и университеты. Многие польские евреи покинули Польшу в эти годы и эмигрировали в Израиль. Уехал и Юрек. В Израиле он впервые встретил свою сестру с ее семьей. И там же он женился на Соне. Через несколько лет у них уже было двое детей — девочка и мальчик.
По обычаю многих эмигрантов, Юрек сменил себе имя на израильское — Йорам. Он нашел работу преподавателя математики и классного руководителя. Учил детей и воспитывал их. А точнее сказать, воспитывал детей и учил их.
Как и в Польше, он отказывался сделать себе протез. Научившись в детстве управляться одной рукой, он и став взрослым вполне справлялся с любой работой. И свою домашнюю очередь готовить еду и мыть посуду не уступал никому.
В первые годы жизни в Израиле он пару раз рассказывал людям удивительную историю своего детства. Однако люди не очень верили ему. Но вот однажды в школу, где он работал, приехал с лекцией человек, который во время арабо-израильской войны 1973 года потерял обе ноги и одну руку. Этот человек рассказал детям, как был ранен и как в конце концов благодаря своей настойчивости и силе воли вернулся к нормальной жизни. Когда лекция закончилась, Йорам вдруг решился рассказать и свою историю тоже. На этот раз его ждала неожиданность. Все время, пока он говорил, в зале царила глубокая тишина. Все слушали, затаив дыхание, взволнованные до слез. Как и я.
Приложение
Декларация
Мы, нижеподписавшиеся, гражданка Квечень Анна и гражданка Фиркаль Бронислава, объявляем настоящим, что во время оккупации в 1943 году, летом, гражданин Фридман Ежи[1] находился на территории поселка Крумнов, где скрывался под именем «Станьяк Ежи» и во время работы у немца господина Германа потерял правую руку и был доставлен в больницу в Новы-Двур.
Эту декларацию мы вручаем гражданину Фридману Ежи для представления властям в Израиле.
Налоговые марки
Подписи свидетелей
Президиум Общественного народного совета в Вилич-Туловски заверяет подписи гражданки Квечень Анны и гражданки Фиркаль Брониславы.
Вилич-Туровски, дня 12 июля 1962
Председатель Общественного народного совета
Налоговые марки на сумму 20 злотых пропечатаны в оригинале.
Районная больница имени доктора Теодора Свентицкого
Новы-Двур Мазовецкий
11. VII. 1962
Подтверждение пребывания больного в больнице.
Гражданин Станьяк Ежи 1934 г. р. Проживает Крумнов
Пребывал/а в местной больнице с дня 20. VIII. 1943 до дня 25. IX. 1943 в отделении хирургическом.
Диагноз: Раздробление правой руки с разрывом правого локтевого сустава. Произведена ампутация до середины правой руки.
Директор больницы. Доктор Францышек Швайд
Подпись
От переводчиков
Эта книга рассказывает о необычайной жизни и приключениях еврейского мальчика из Польши, который в восемь лет потерял обоих родителей, остался совершенно один на всем белом свете, не раз бывал на краю смерти и все-таки в конце концов выжил вопреки всем ударам судьбы. Читать эту книгу очень тяжело, потому что все время страшно за ее героя. Но в то же время она необыкновенно увлекательна, потому что все время радуешься, когда герой, благодаря своим смекалке, смелости и обаянию, одолевает все выпавшие на его долю невзгоды. Книга учит, как нужно бороться за жизнь и не впадать в отчаяние. А кроме того, она говорит, как важно искать и находить решения в самых, казалось бы, безвыходных условиях. Нельзя плыть по течению — нужно самому выстраивать свою судьбу, даже наперекор ее течению.
Герой нашей книги остался один посреди враждебной страны в разгар большой и жестокой войны, и это, казалось, сулило ему верную гибель. Описанные события происходили давно, больше 70 лет назад, во время Второй мировой войны. В те времена в Германии у власти были люди, которые считали, что виною всех несчастий, выпавших на долю этой страны, были три группы всемирных заговорщиков: во-первых, капиталисты всего мира, которые якобы хотят поработить Германию; во-вторых, коммунисты всего мира, которые якобы хотят завоевать Германию; и, в-третьих, евреи всего мира, которые якобы вредят всем людям других национальностей. Нужно уничтожить всех этих врагов, учили тогдашние германские вожди, и тогда жизнь сразу станет замечательной. И вот, чтобы уничтожить капиталистов, они развязали против них войну — она-то и называется «Второй мировой войной» — и поначалу даже завоевали почти всю Европу. Чтобы уничтожить коммунистов, германские вожди начали войну с Россией (которая тогда называлась «Советский Союз»). Но тут они просчитались. Россия, Англия и Америка объединились и разгромили Германию. Но для этого понадобилось несколько долгих лет и множество жертв.
Куда легче оказалось германским вождям воевать с евреями, потому что евреи жили рассеянно во всех странах, в особенности в Германии, во Франции, в Польше и в России. У них не было своей армии. Это были простые люди: мужчины, женщины, старики и дети. Много веков жили они в этих странах, честно трудились, и им не приходило в голову, что кто-то станет их уничтожать просто потому, что они — евреи. Но именно это решили сделать германские вожди. Какую бы страну они ни завоевывали, они немедленно сгоняли всех евреев в особые огражденные стенами районы, которые назывались «гетто», а потом из этих гетто увозили их в лагеря, где безжалостно уничтожали. Так погибли шесть миллионов ни в чем не повинных людей, в том числе около миллиона детей. Они не могли сопротивляться, потому что, как мы уже сказали, у них не было ни армии, ни оружия, ни даже своего государства, а население тех мест, где они жили, боялось прятать их от немцев, потому что за это немцы наказывали смертью. Поэтому еврею, а тем более — еврейскому мальчику, да еще совершенно одному, выжить в это время в Германии или Польше было очень трудно. И вот книга «Беги, мальчик, беги» показывает, как все-таки можно было выжить даже в этих ужасных условиях.