========== Пролог. ==========
Клочья света из тусклой лампочки неравномерно выбеливают остроскошенные скулы Эрика; в забетонированном урбане Ямы, где всё черным-черно, даже люди, его скулы волей-неволей притянут магнитом заворожённые взгляды новобранцев. Они и притягивают, иначе быть не может.
Только одна «абитуриентка» не смотрит, потому что остерегается бросать на него прямые оценивающие взгляды; Эрик считает, что у неё инстинкт самосохранения на процентов тридцать выше, чем у остальных бесстрашных. Это и не плохо, и не хорошо. Это никак — безлико.
Эрику нравятся слабые и беспомощные подростки, они так красиво летят с неровноокаймлённых обрывов бескрылыми дезориентированными в пространстве воронами; ещё больше ему нравится задувать огонь жизни в застеклённых смертью глазах. Лиза одна из этих, потерявшихся в «шахтёрских джунглях», ворон; попросту балласт, набитый костьми и жиром.
Эрику не нужно иметь экстрасенсорных способностей, чтобы определить, что у неё в груди и у основания горла застревают каменные крошки страха и немого отчаяния. Ко всему прочему, разговоры о безутешных рыданиях Лизы в подушку в первую же ночь вышли за пределы «семьи»; слёзы — это слабость и излишний расход воды в организме.
— Вылетишь завтра, доброжелательная, — слова, перемолотые сквозь зубную кофемолку, достигают струнчатых рёбер Лизы и впитываются кляксами ненависти в тёмную майку.
Но Лиза не вылетает; ей невообразимо везёт переползти через барьерную черту, разделяющую лидеров и аутсайдеров.
Эрик сваливает это на удачу, которая сопутствует выродкам-доброжелателям, и за обедом, в споре, ставит незначительную сумму на прозябания её бренного тела в клане изгоев.
Лиза сидит за его спиной и с каждой секундой теряет аппетит; её желудок заполняют и растягивают рвотные массы отвращения, льющиеся изо рта Эрика. Какое уж тут овощное рагу и котлеты. Спасибо, сыта.
В кабинете тестовой симуляции светло и пахнет пустотой.
Лиза усаживается в комфортабельное кресло и совсем не смотрит в сторону Эрика, у которого скулы выделяются ещё резче, чем обычно.
Лидеру приходится притянуть её к себе за подбородок, чтобы она, наконец-то, взглянула на него с таким же омерзением, как он на неё; Лиза смотрит на Эрика с безразличием, покоящемся на дырявом дне ваксовых зрачков.
Это лишнее очко в её копилку.
Из страхов в Лизином арсенале имеется один — она боится оказаться в закрытой наглухо комнате, разрушающегося высотного здания, — так отражается на мониторе; и это нихрена не коллекция страхов, запечатанная в пыльной коробке головного мозга.
Лиза справляется с заданием за пять минут, и данный исход теста не удивляет Эрика; он уже отправлял пули в лбы подобных «гениев» и депортировал их тела на «Родину».
Она — дивергент с херовым повышенным инстинктом самосохранения.
Она — подобие человека с врождёнными дефектами.
Лиза отчаянно отторгает мысль о милосердии Эрика, потому что за спинами таких беспринципных ублюдков стоят полчище бесов и господствующие фракции.
На веку Эрика не было дивергентов женского пола, и это, несомненно, привлекает его.
К тому же он считает, что, та, которая уже сломана, не должна бояться сломаться; он хочет разломать её ещё сильнее. Так, чтобы она треснула по швам.
Эрик целует Лизу, забравшись ей в рот языком буквально до миндалин, и считает секунды до наступления «дивергентной» эйфории бесстрашия, но этот момент не наступает, и он отпускает «доброжелательную» ко всем чертям.
Поцелуй оказывается чересчур обычным, таких у него было сотни.
Лиза вспыльчива и неуправляема в вопросах пересечения ненавистным врагом интимной зоны: её пальцы обжигаются пламенем на скулах Эрика. Она даёт ему увесистую пощёчину.
Он не отвечает. Он отпускает её ко всем чертям, как и планировал.
У Лизы кончается в лёгких воздух, его выпаривает путём кипения Эрик, зажимающий её рот ладонью.
Он вырывает её за руку из постели, словно тряпичную куклу, и тащит к спортивному залу, в котором тлеет свет в электрических лампочках. Лиза ломает о зататуированные плечи лидера отросшие ногти, когда он закидывает её на спину.
— Задавленное чувство страха, так ведь, дивергент?
— Именно.
Эрик рвёт на ней одежду; материал податливо расходится под его пальцами и оседает чёрной пылью на матах. Лиза чувствует, что ей жить остаётся совсем чуть-чуть, и совсем не стесняется своего обнажённого вида.
— Тебе осталось пару часов.
— Я знаю.
Односложные ответы никак не расстраивают Эрика, пока он перевязывает тело Лизы верёвками; лёгкая отсылка к БДСМ-у, даже не пришлось долго обдумывать месть за пощёчину, разрешение конфликтной ситуации лежало на поверхности.
— Только крысы сдают людей.
После отождествления его с крысой, он туже затягивает верёвки на её бёдрах.
— Я всего лишь служу системе.
— Продажно служишь.
Эрик уже не слушает пустые обвинения Лизы, он подвешивает её за петель верёвки так, что она не может достать пальцами ног пола; её тело уже начинает гореть подожжённым терпентинным маслом от трения верёвки о тело, и теперь ей точно хочется спрыгнуть с обрыва.
— У тебя есть четыре часа до подъёма, чтобы выпутаться, иначе тебя могут выебать утренним стояком.
========== Часть I. Добро пожаловать в игру. ==========
Лиза буквально выдавливает своё тело, как зубную пасту из вздутого тюбика, только из кокона верёвки. Её ногти и подушечки пальцев стесываются до мяса от слишком тесного взаимодействия с крепкими, хитросплетёнными узлами, а тело покрывается алыми полосами железнодорожных рельс; по крайней мере, она чувствует себя так, будто по ней прошлись товарные поезда.
Когда её ноги касаются твёрдой поверхности, она даже поначалу не может поверить своей удаче, которая целует её в босые пятки, вжимающиеся в маты; она стоит на матах и кривит губы в нервной усмешке. Её тело едва подрагивает, она ещё не может справиться с той физической и моральной нагрузкой, что до сих пор бьёт её ударными барабанными палочками по окоченелым внутренностям.
Должна уже была привыкнуть за семь часов, проведённых в паутине паука-птицееда, но если голова не смирилась с выпавшей по судьбе чёрной картой, то тело и подавно — она всё ещё не может унять дрожи в коленях и переулках мозга. Это землетрясение с ней надолго.
Из зала Лиза уходит абсолютно голой, потому что из спортинвентаря нет ничего такого, за чем можно спрятать свою наготу, а обернуться верёвкой то же самое, что снова загнать себя в ночной кошмар.
В серых коридорах доброжелательная встречает человек девять, не меньше, но никто не удивляется её внешнему виду; в их густо чёрных зрачках виднеется скука, а под глазами залегает тяжесть бессонных ночей — им нет дела до заблудившегося неофита. Бесстрашные уже давно привыкли к общим спальням, туалетным комнатам без дверей и голым соседям в душевых. Но, несмотря на устоявшиеся, закоренелые привычки, слухи об изнасилованиях периодически передавались из уст в уста. Обо всех этих тонкостях ей рассказал старый знакомый из фракции Доброжелательности, которого Лизе удалось выцепить из бесконтрольной толпы в столовой и перекинуться с ним словами в день инициации. Ещё он призывал быть её осторожной и хитрой; ей так и не удалось протестировать это на себе, наоборот, она ушла в ощутимый минус.
— Ты лунатик-эксгибиционист? — хохот девушек-новобранцев впечатывается в её грудную клетку, как только Лиза переступает порог спальни.
Лиза улыбается в ответ, потому что хочет сохранить в себе те осколки доброжелательности, которые были переданы ей с молоком матери; когда-то в ней было целое зеркало доброжелательности и человеколюбия, а теперь осталось лишь пару осколков. Наверняка, к восемнадцати годам кровь выведет из её организма все остальные, зацепившиеся за капилляры и жилки, осколки.
— Ты такая дурочка, Лиза. Одевайся быстрее, пока парни нежатся в душе, — ей бросают в лицо одежду, что ныне аккуратно лежала на подушке.
Одежда оказывается новой.
Чёртов Эрик.
Думать о дьяволе в грубой, неотёсанной упаковке человека совсем не хочется. Куда больше хочется восстановить свои энергетические силы, рухнувшие электростанциями внутри, и вгрызться зубами в шматок говядины.
И в горло Эрика.
***
— Я даже не знаю, поздравить тебя или пожалеть, — Эрик подсаживается к Лизе в столовой. — То ли ты спасла себя от вторжения инородного тела, то ли обрекла себя на не вторжение. Я подарил тебе шанс стать полноправной женщиной, но ты пренебрегла моим подарком, — улыбка на его губах какая-то ломаная, искажённая и совершенно неприятна взгляду. — Я бы вообще всех обязал к восемнадцати годам отмывать себя от девственности, а не делать выбор фракций. Многие идут туда, где они не нужны.
Тянущийся, как канцелярская резинка, монолог Эрика никто не слушает, в его сторону вообще стараются не смотреть, потому что это может быть фатально. Ему внимает только Лиза, если она не будет этого делать, то пуля ввинтится анкерным болтом в её голову при многочисленных свидетелях, которые воспримут смерть не вписывающегося в традиционное общество дивергента с радостью.
— Презираешь девственников? — она считает вопрос довольно безобидным, чтобы озвучить его.
— Всего лишь считаю, что сначала стоит выбрать место, где ему будет удобнее трахаться: нравится в поле — будь доброжелателем, нравится без зеркал и под одеялом — будь отречённым, нравится в библиотеках и химических классах — будь эрудитом, нравится с честным комментированием каждого действия — будь искренним, нравится с ноющими мышцами и ссадинами — будь бесстрашным, — разложив всю суть фракций по теории Фрейда, Лидер отпивает немного мутного чая из шестигранного стакана.
Эрик отвечает на её вопрос спокойно, но с рвотным сарказмом, и Лизу удивляет такой вид его благосклонности. Но это до поры до времени; ведь всё хорошее когда-то заканчивается.
— Но к тебе это не относится, хотя повертеть на хую приверженца всех пяти «религий», наверное, интересно, — на его лице она не замечает ни тени мечтательности, только пирсинг вросший двумя рогами над бровью. Воистину дьявол.
— Но ко мне это не относится.
— Как ты выпуталась?
— Развязала узел.
— Брамшкотовый?
— Какой был.
— Нужно тебе было руку сломать перед ночным испытанием, тогда бы точно осталась висеть там до тех пор, пока тебя бы не лишили девственности раз десять, — с этими словами он покидает Лизу. Покидает на неопределённый срок, она не может быть точно уверена, что он не вернётся, чтобы повторить «тест» для дивергента; она лишь надеется, что следующий «тест» не будет сугубо Фрейдовским.
***
Ветер, проходящий по шее острым лезвием ножа, залезает под куртку и режет татуировки гризли на лопатках.
Эрик смотрит на зацементированный грядой облаков горизонт и думает, почему бы ему не застрелить сегодня девчонку-дивергента в стерильно белом кабинете офиса Эрудиции. Почему бы? В его пистолете всегда есть патроны, в его голове всегда есть холодный расчёт, в его крови всегда есть куски необработанной стали. Нужно только найти Лизу и приволочь её за шкирку на другой конец города.
Но Эрик по натуре эгоист и ублюдок, он хочет поиграть с ней; он считает, что для начала должен удовлетворить своё любопытство и свои потребности, а уже потом передавать её вышестоящему руководству. Ему мало ночной игры, которую он, к слову, и не видел, ему хочется больше…
Лидер бесстрашия полагает, что ему стоит дать девочке определиться с выбором фракции самостоятельно, но с совершенно другой стороны. Всё равно в конечном итоге, сквозь дырку в её голове будет гулять ветер.
Эрик просто побудет чуть-чуть Богом и продлит её жизнь на пару дней.
— Добро пожаловать в игру, Лиза.
========== Часть II. Фракция Бесстрашия. ==========
Лиза часто глотает пенную слюну, затопившую язык, и ощущает явный дискомфорт в горле; словно гланды спрессовываются, утрачивая первоначальную форму, а потом снова распухают до безобразных размеров. Воспалительный процесс в организме начинает свой отсчёт. Лизе не дано подсчитать заранее, сколько по времени займёт её заболевание – час, сутки, неделю, — поэтому она идёт к тем, кому это подвластно.
Лазарет в Яме находится далеко от «спальных районов», нужно протоптать тяжёлыми ботинками не один коридор, чтобы очутиться в медицинском кабинете, в котором пахнет пенициллином, аскорбиновой кислотой и хлорамином; пока доползёшь до стационара, вывалятся все загнивающие от боли внутренности. Лиза доходит до него за двадцать минут быстрым шагом, и ноздри изнутри уже разъедает острый запах дезинфицирующих средств, но чьи-то пальцы, вцепившиеся в её локоть, не дают переступить злосчастный порог кабинета.
Эрик.
Сердце пропускает целый караван жизненнонеобходимых ударов, и давление с привычных ста пятнадцати падает до девяноста семи, Лиза замирает загнанной ланью, на которую направлено дуло дробовика. Спустя секунды до неё доходит, что это совсем не Эрик, в локоть впиваются длинные ногти. Такие есть только у Брианы, перебежавшей из фракции эрудитов; видимо, библиотека знаний слишком сильно давила на череп книгами в жёстких обложках.
— Эй, ты чего такая пуганая? — Бри разжимает пальцы-ловушки.
— Ты возникла из ниоткуда, — растеряно отвечает дивергент.
— Враг всегда возникает из ниоткуда, — нотка назидания проскальзывает сквозь открытые слоги в словах.
— Нахваталась словечек у… — имеет ввиду властолюбивого Лидера, но не произносит его имя вслух; помяни чёрта, как говорится.
— Кстати, тебе сейчас стоит поменять свои планы. Эрик просил передать, что у него есть ровно полчаса на то, чтобы дождаться тебя в спортивном зале, — после переданной просьбы-бандероли, Бриана делает продолжительную паузу, а потом выдаёт на полувыдохе: — Провинилась или сосёшь у него?
— Я… я… ничего такого, — Лиза чувствует, как кожа лица и груди покрывается красными пятнами; пятна горячие и шипят, на них с лёгкостью можно поджарить глазунью. Вполне адекватная реакция на неадекватные вопросы.
— Всё ясно.
Её «ясно» звучит с издёвкой, и Элиза решает не переубеждать Бриану, которая провела все параллели и связала все ниточки так, как было выгоднее ей; задним умом она понимает, что отныне станет предметом скабрезных сплетен, но механизм уже запущен и его уже не остановить даже горным камнепадом.
— Я только за таблеткой зайду к медсестре.
— Нет, дорогуша, так не пойдёт, — когти Бри снова вонзаются зубцами вилки в руку дивергента. — Забыла сказать: опоздаешь хоть на секундочку, то вместо свободного вечера весь наш «отряд» будет отрабатывать силовые приёмы вместе с тобой. Я полностью полагаюсь на твоё благоразумие и ответственность.
В горле Лизы расползается ужами болезнь; горло распирают повреждённые дрянью гланды. Наверное, ангина или паратонзиллярный абсцесс, то и то мерзкая гадость. Ей приходится отсрочить встречу со спасительными антибиотиками и побежать трусцой до спортивного зала. Подставлять свою команду не хочется; это в ней говорит остаточная доброжелательность и человечность.
***
В «прихожей» зала на глаза давит полутьма, обступившая Лизу полукругом, и только слабый, мертвенно-бледный свет, растянувшийся прямоугольниками на вытянутых боксёрских грушах, приковывает взгляд; Лиза жадно выхватывает его, потому что побаивается темноты, это всё из-за страха погрузиться во мглу под завалами рассыпавшегося бетонными кубами здания.
Это нормально. Дивергенты же не безжизненные механизированные роботы; всего лишь модернизированный вид человека.
От нагуталиненой темноты отслаивается крупный силуэт Эрика; он во всём чёрном и со стороны кажется, будто у него голова сама по себе, без опоры на широкую шею, висит в воздухе.
— Молодец, что не притащила за собой шайку бесполезных, ни для чего не годных неофитов, — он напускно напрягает, расслабляет желваки и выгибает пальцы так, что хруст разносится спиралью по залу. — Ты не так безнадёжна, как могла бы быть.