— Они запечатаны так же, как и входной люк, — сказал Магнус, добравшись до перекрестка четырех одинаковых коридоров. На стенах красно-золотыми письменами было обозначено, какой из них куда ведет.
— Вы можете прочесть? — спросил Азек.
— Нужно время, — ответил примарх. — Это наречие погибших Драконьих Народов.
— Атхарва был просто одержим теми краями, — припомнил Т’Кар.
— Возможно, интерес к восточным империям заставил его забыть об осторожности, — предположил Ариман.
Повелитель Сынов кивнул в сторону выцветших эмблем на переборках у потолка: крылатый посох, обвитый змеем[80].
— Тут находилась медпалуба.
Стены здесь также были запачканы высохшей кровью — артериальной, судя по густоте и ширине дугообразных следов. Помедлив, Циклоп приложил к стальной переборке ладонь и ощутил слабую, но регулярную пульсацию. На него накатила волна чьего-то застарелого ужаса, воспоминания о жуткой боли, однако определить источник эмоции Магнус не сумел.
— Сюда, — велел он, следуя в один из проходов по линии световых шаров.
Продвинувшись дальше, воины Тысячи Сынов обнаружили, что все коридоры приблизительно одинаковы, лишены обозначений и наводят на мысли о древней эпохе космоплавания. Легионеры не нашли ни архивов, ни останков членов экипажа — только очередные пятна крови. По дороге им попадались инфотерминалы, но устройства не были запитаны, и к тому же никто не знал, как получить к ним доступ. Тишину в корабле нарушали только отзвуки шагов Астартес и треск вокс-помех в их шлемах.
С каждым вдохом примарх ощущал, как усиливается нескончаемая боль, словно бы запертая внутри космолета. Для госпитального судна в этом не было ничего странного, однако Циклоп воспринимал не только память о боли.
Он чувствовал продолжающиеся мучения.
Воины шли за путеводной нитью световых шаров и перебитых кабелей, минуя покинутые отсеки, уставленные пустыми каталками, ряды небрежно сваленных друг на друга машин и складские помещения, где валялись на полу громоздкие комплекты герметичной экзоброни. Чем дальше легионеры углублялись в недра корабля, тем сильнее тянуло запустением и тем настороженнее вел себя Магнус.
— Столько реликвий… — произнес он.
— Барахло, — бросил Т’Кар.
— История, — возразил Ариман.
— Тогда почему отсюда ничего не вынесли?
Ответа ни у кого не нашлось. Звездолет был сокровищницей невероятных артефактов далекой эры, «капсулой времени», где могли содержаться бесценные сведения о Золотой эпохе человечества. И все их оставили здесь, под землей.
Полоса световых шаров закончилась в гулком сводчатом отсеке, в котором находились гигантские механизмы и похожие на гробы капсулы со стеклянными крышками. Каждый резервуар заполняла стоячая жижа, явно протухшая и непрозрачная. Когда-то она подавалась по витым шлангам, с которых сейчас на палубу сочились вязкие капли. Вдоль стен были выстроены тысячи таких криоконтейнеров; их ряды уходили вдаль и терялись во мраке. В нескольких модулях виднелись дыры, похожие на пробоины от выстрелов, но множество других действовали до сих пор. Их поверхности покрывал иней, изнутри вылетали струйки охлажденного воздуха.
Магнус двинулся вперед, и его сыновья построились наконечником стрелы, острием которого стал примарх.
Под каждым блестящим цилиндром находилась металлическая каталка, привинченная к полу, с прочными кожаными ремнями и фиксатором черепа, усеянным иглами. Если остальной корабль ощущался заброшенным, казался чем-то вроде каркаса для поистине важного отсека, то зал криокапсул по-прежнему функционировал. У него было предназначение.
И Магнус ненавидел его.
Чутье просто визжало, призывая спасаться, пока еще есть шанс. Мышцы напряглись — тело реагировало на угрозу, готовясь бить или бежать. Примарх считал себя выше таких животных реакций, но, как видно, ошибался.
— Что происходит? — спросил Ариман, уловив изменения в его ауре. — Где опасность?
— Ее нет, — ответил Магнус, хотя слова показались ему горькой ложью. — По крайней мере, я ее не вижу.
— Чем они тут занимались? — Фозис, опустив болтер, подошел к одной из каталок. Встав на колени, легионер вытащил из-под нее какой-то ящик и откинул крышку. Оказалось, что сундучок доверху заполнен кольцами, ожерельями и всевозможными ювелирными изделиями, мерцающими подобно кладу скупца.
— Для чего это? — Зачерпнув горсть перстней и браслетов, Т’Кар показал их примарху. — Они привезли сюда безделушки? Со Старой Земли?
Циклоп ощутил приступ странного необъяснимого головокружения. Сама мысль о прикосновении к драгоценностям показалась ему омерзительной.
— Положи назад. Сейчас же.
— Почему?
— Не спрашивай!
Фозис пожал плечами и, высыпав вещицы обратно в кучу, поднялся. В этот же момент Циклопа охватил удушающий страх, какого он не испытывал с тех пор…
…с тех пор, как увидел сыновей, раздираемых на части хворью, засевшей в их собственной плоти…
Образ был настолько искаженным и неполным, что казалось, будто воспоминание принадлежит кому-то другому. Оно походило на гнусную иллюстрацию к мельком услышанным россказням, фантастический вымысел на тему подавленного ужаса.
— Что они сотворили здесь? — произнес Магнус. — Трон Терры, что они наделали?..
Из тьмы ему ответил стенающий хор чудовищно сплетенных голосов, которые дрожали от сдерживаемой силы и непреходящей ярости.
— Вырвали нашу суть…
— Разрезали серебряную нить…
— Лишили нас способностей…
Резко обернувшись, примарх увидел, как в глубине отсека сливаются воедино потоки грозной пси-энергии. Те, кто испытывал здесь боль и страх, не упокоились с миром. И не собирались прощать.
В центре слияния возвышались шесть фигур.
Легионеров очерчивало жуткое сияние, из-за чего их силуэты мерцали, как при взгляде сквозь воду. Магнус знал их; они все были его сынами, но… измененными.
— Нужно уходить, — заявил Ариман. — Немедленно.
— Нет, — отрезал Магнус. — Еще рано.
— …поздно уходить, — заговорило одно из созданий, выходя из света.
Узнав его в лицо, примарх ощутил тошнотворный ужас.
— Слишком поздно, — повторил Атхарва. — Никто не уйдет от Шай-Тана.
Тьма была полной и незыблемой.
Десантный корабль завертело, Пертурабо мгновенно утратил ориентацию в пространстве. Первозданная мощь швырнула «Грозовую птицу» в пасть бури, корпус завизжал под натиском хаотических стихий. Рычаг управления вырвался из рук примарха.
— Оно порвет нас в клочья! — выкрикнул Фальк.
— Нет, пока моя сила со мной. — Железный Владыка вцепился в рычаг обеими руками.
Ручка дергалась, как дикий зверь на привязи, мешая Пертурабо выровнять машину. Гравитационные и электромагнитные поля толкали ее во все стороны сразу. Приборы стали бесполезны — гироскопы и бортовая электроника выдавали бессмысленные, противоречивые данные. «Грозовая птица» одновременно набирала высоту, пикировала, вертелась в штопоре, рыскала и переворачивалась через крыло.
Найти нужный эшелон было почти невозможно.
Но примарх не нуждался в приборах — его вела путеводная звезда. Сейчас Пертурабо не мог рассмотреть космическую аномалию, всегда следившую за ним издалека, но он чувствовал ее, ощущал присутствие знакомого круговорота, словно надежную опору, неподвижную точку отсчета, и в кои-то веки радовался этому.
Он увеличил тягу. Мышцы на руках вздулись буграми, однако Пертурабо удержал машину на верном курсе. Ему противостояли колоссальные стихийные силы, но он был Железным Владыкой и не сдавался.
И в единый миг шквалы отступили, словно осознав, что его не одолеть; десантный корабль ворвался в око бури.
Внезапное спокойствие после неистово бурлящего хаоса ошеломило всех. «Грозовая птица» облегченно вздрогнула, Пертурабо медленно повел ее вниз по дуге.
— Мать-Олимпия… — пробормотал Барбан Фальк. — Это что такое?
Примарх не знал.
Внизу до самого горизонта кипел океан, с клокочущей поверхности взметались гейзеры перегретого пара. Точно под машиной расстилалась исполинская, прикрытая силовыми щитами стальная агломерация, опоры которой уходили в глубину. По величине этот механический надводный мегаполис не уступал орбитальным верфям Юпитера.
— У Моргенштерна была раньше космическая платформа вроде «Ваальбары» или «Родины»[81]? — спросил Барбан, все еще стараясь осознать масштабы увиденного. — Возможно, она рухнула? Может, мы наткнулись на нее?
— Это не остов упавшей орбитальной станции, — возразил Пертурабо. — Платформу построили здесь!
Десантный корабль облетел стоящие друг за другом башни, исхлестанные волнами и громадные, как жилблоки улья. Стены построек пульсировали титанической энергией.
Внутри очерченного ими круга диаметром в несколько сотен километров океан низвергался в бездонный провал, рядом с которым отвесные горные ущелья Олимпии показались бы крошечными трещинками.
Примарх направил машину вниз, решив осмотреть грохочущий водопад. Закладывая вираж, он увидел в гигантских стенах разлома слои породы из древних геологических эпох планеты.
— Последний раз эти скалы видели солнце миллионы лет назад, — заметил Фальк.
Железный Владыка понимал, что перед ним, но не верил своим глазам.
Он указал на расколы в осадочных пластах и ровные изломы между породами разных эонов.
— Перед нами край литосферной плиты, — объяснил Пертурабо, начиная осознавать, какую исключительную работу проделали здесь неизвестные строители.
За годы, проведенные в исследованиях хребтов Олимпии, примарх изведал устойчивость гор. Он понимал концепцию «глубокого времени»[82], знал, что для сотворения или разрушения планеты требуются миллионы лет. Но сейчас этот процесс совершался у него на глазах.
— Город-машина толкает одну тектоническую плиту под другую, — сказал Железный Владыка. Та часть его разума, что была сродни металлу и камню, анализировала чудовищные, невозможные события, происходившие на Моргенштерне. — Матосы геологикус давно предполагали, что сдвиг достаточно массивной континентальной плиты под ее соседку и далее в мантию приведет со временем к глобальному искажению геомагнитного поля. Правда, обычно скорость погружения не превышает пары сантиметров в год, и эффекты столь постепенного воздействия почти не заметны на протяжении жизни отдельного человека.
— Ну, здесь они вполне заметны, — отозвался Барбан.
Исполинские отвесные стены разлома уходили на сотни километров в недра планеты. Обширные камнепады сыпались в эту адскую пасть, глубины которой напоминали старинные представления о кошмарном подземном мире, где проклятые души претерпевали вечные муки.
— Они построили станцию с одной-единственной целью, — неверяще произнес олимпиец. — Уничтожить свой мир.
— Для ее создания наверняка потребовались колоссальные ресурсы, людские и материальные, — предположил Фальк. — Как эти фанатики из Сынов Шайтана сумели не только возвести платформу, но и скрыть ее от имперского командования?
Пертурабо уже какое-то время раздумывал над тем же. Когда он нашел ответ, тот оказался настолько очевидным, что примарх рассердился на себя за недогадливость.
— Им не нужно было прятаться, — буркнул Железный Владыка.
— О чем вы?
— Губернатор с ними заодно.
— Кто ты? — потребовал ответа Магнус.
— Ты ведь способен распознать собственную плоть и кровь? — спросило нечто в теле Атхарвы.
Легионера окружал световой ореол, будто сплетенный из множества фонарных лучей, каждый из которых отбрасывал на соседей грязно-бурую тень.
— Говоря через моего сына, ты не становишься им, — возразил Циклоп. — Прекрати этот поганый фарс. Как твое имя?
— Имя мне — легион, поскольку нас много, но ты будешь называть нас Шай-Тан.
— Шай-Тан? На Моргенштерне у этого слова свое значение.
Тело-марионетка вскинуло руки, как проповедник в церкви, и необузданная пси-энергия засочилась с его пальцев, подобно каплям ртути. Из ниоткуда подул ветер, тысячелетняя пыль на полу закружилась безумными вихрями.
— Так называется мой звездолет, — ответил Шай-Тан, проведя рукой по стене. На металле остались болезненно яркие борозды. — Корабль-сеятель давно погибшей империи Старой Земли, он вез по бескрайним просторам космоса десятки тысяч людей, надеявшихся на светлое будущее.
Голос принадлежал Атхарве, но сквозь него проступали и другие — голоса множества истерзанных душ, получивших наконец шанс выразить свою ярость.
— Что же с вами случилось? — осведомился примарх.
— Мы умерли! — взревел Шай-Тан, и буря кин-силы пронеслась по отсеку, словно ударная волна орбитальной бомбардировки.
Магнус лишь наклонился вперед. Легионеров же сбило с ног и впечатало в переборки; рухнув на пол, они в считанные секунды снова были на ногах и передернули затворы болтеров, готовясь дать залп.
— Прикажете стрелять, мой господин? — подал голос Ариман.
— Запрещаю. Это ваши братья.
— Уже нет, — заявил Шай-Тан. — Теперь они — наши вместилища.
Тела Атхарвы и еще пятерых воинов шагнули вперед, покидая тошнотворные переливы пси-света. Походка их была скованной и неуклюжей, словно сила внутри них еще не до конца вспомнила, как управляться с плотью.
— Расскажи мне, что здесь произошло, — попросил Магнус, говоря медленно и размеренно.
— Ты уже знаешь. По крайней мере, догадываешься. — Над кончиками пальцев Шай-Тана возникли искрящие шаровые молнии, его глаза полыхнули огнем.
— Расскажи.
— Нет. Я хочу услышать это от тебя. — Создание метнуло в Циклопа сгусток электричества. Примарх отразил его собственным заклятьем и судорожно вздохнул, опаленный жаром. Как только пламя угасло, Магнус подавил искусством Атенейцев новую вспышку агрессии своих легионеров.
Шагнув к противнику, он направил разум в самые дальние пределы Исчислений. Коснувшись обжигающей ауры психического конгломерата, примарх ощутил, что в похищенном теле его сына завывают от боли тысячи душ. Их неистовый гнев был взрывоопасным, как чистый фуцелин, и безудержным, словно лавина.
Выдохнув, Циклоп увидел пар изо рта — температура в отсеке резко упала. Магнус уловил неожиданный всплеск эфирной энергии, сокрушительная сила бросила его в стену зала и распластала, будто подопытный экземпляр на столе.
Из расколотой криокапсулы на примарха хлынул консервирующий состав с резким химическим запахом, на плече повис раздутый, почти белый труп с висячими складками размокшей кожи.
Никакие чары теперь не удержали бы Сынов, жаждущих возмездия. Очереди масс-реактивных снарядов устремились к цели; навстречу им взметнулся шквал эфирного огня, и болты детонировали в полете.
— Вы надеетесь одолеть украденный пси-потенциал целого мира пальбой? — не поверил Шай-Тан.
— Остановись! — крикнул Магнус, но расправа была неизбежна.
Сущность в теле Атхарвы испустила губительный пси-вопль, мгновенно испепеливший трех легионеров — их тела вспыхнули внутри доспехов, будто магниевые факелы. Сверхмощный поток кин-силы разорвал на куски еще двоих, словно изменников, которых в древности привязывали к лошадиным хвостам. Четверо поднесли болтеры к шлемам и вышибли себе мозги.
Псионический визг отражался от стен камеры, пока сыны Циклопа сбрасывали ментальные оковы. Каждый из них отточил свой дар, следуя учениям отца и практикам Просперо.
Они были самыми могучими воинами-псайкерами в Галактике.
Но Шай-Тан превосходил даже их.
Ярость его тысячелетиями взрастала под землей. Захваченные им легионеры Тысячи Сынов обрушивали на боевых братьев пламя, молнии и беспримесную силу.
Криокапсулы лопались под перекрестным огнем, изрыгая на палубу новых разбухших мертвецов и реки химикатов — сгустившись, эти когда-то безвредные вещества стали опаснейшим ядом. Масс-реактивные болты и эфирные разряды рикошетили от стен. Металл выкручивался и сминался под натиском кин-энергии.