Вечером снова позвонил Сухареву, но тот под разными предлогами избегал встречи со мной. Его уловки так надоели, что я, обложив матом, сказал открытым текстом, чтобы он сказал Заварзину, что уже я передал свой ответ. После тягостного молчания Сухарев наконец проклюнулся:
— Что ты, Стрелок, опять надумал?
— Узнаешь из газет. И не дрожи, твое дело десятое, ты всегда в стороне.
— Ага, в стороне от дороги с простреленным затылком. Это, по-вашему, быть в стороне…
В тот же вечер я наведался в бомбоубежище, где из тайника взял то, что может дать весьма определенный ответ Заварзину. Это были «таблетки», напоминавшие с виду хоккейные шайбы. При взрыве одна такая штучка выделяет столько энергии, которой вполне хватило бы для освещения целого квартала в течение часа. Такими таблетками в Никарагуа мы минировали тайные склады так называемых повстанцев, подымая их в воздух.
Там же в бункере прихватил с собой дистанционное устройство — несложный и достаточно компактный агрегатик. Винчестер в разобранном виде уложил в спортивную сумку. И уже в который раз за последние дни поменял на своем «ниссане» номерные знаки.
Прежде чем направиться на основной «объект», поехал на правый берег Даугавы, где на набережной, напротив телевышки, стояло несколько заварзинских бензовозов, о которых говорила Велта.
Я насчитал шесть цистерн, поставленных на шасси КамАЗов. В кабинах никого не было, или я плохо смотрел.
Поставив машину в ближайшем переулке, я вернулся с сумкой на набережную. Я поднимался на ступеньку и заглядывал в кабины бензовозов — все они были на замке и казались брошенными. Однако в четвертом обнаружил спящего водителя. Я постучал в окно и, когда мужик опустил стекло, чтобы узнать, что же от него хотят, я велел ему убираться. Я увидел, как тот взял в руку какой-то предмет, и ждал, какую глупость он еще выкинет. Однако, судя по дальнейшему течению событий, дурака свалял я. Парень неуловимым движением руки сунул мне под нос трехствольный обрез. От неожиданности я чуть со ступеньки не сверзился.
— Убери, дубина, свою «катюшу», — сказал я этому бдительному сторожу и в свою очередь выставил свой контраргумент в виде пистолета Марголина.
Но парень имел явное преимущество: легкий нажим на курок — и от моей башки осталось бы мокрое место. Однако он только спросил:
— Если я тебе лично что-то должен, говори открытым текстом…
— Ищу здесь одного придурка, который обещал из Литвы привезти горючку.
— Мы не оттуда, — парень не терял бдительности, но взял на полтона ниже.
— Вижу — не оттуда, — я спрыгнул со ступеньки и, подхватив оставленную на земле сумку, отвалил от греха подальше. В конце концов эти цистерны погоды не делали, сожги я их хоть трижды, Заварзина этим не доканаешь.
Я вернулся к своей машине и поехал в сторону Московского моста.
Я знал, где находится красавица-бензоколонка Рэма — последнее слово техники, построенная совместно с датской фирмой «Астор».
Если верить газетам, Заварзин вместе с датчанином Ларсеном угробил на этот чудо-сервис более двух с половиной миллионов долларов.
Станция стояла на оживленной магистральной развязке, где много направлений и разнокалиберного транспорта. Поблизости аэропорт, где постоянно крутится десятка два таксистов. Тот, кто осуществлял проект, неплохо знал местный рынок и не без оснований рассчитывал на стабильную прибыль.
Я сделал две ездки по виадуку, чтобы с верхотуры лучше рассмотреть расположение заправочных колонок и служебных помещений.
Свет горел только в одном из них, где, видимо, находились диспетчеры и кассир.
Оставив машину на стоянке в аэропорту, я пешком отправился вниз, неся в руках чехол с «удочками» и спортивную сумку.
Время было позднее, я шел редким ельником, и вскоре открылось море огней и красные звездочки отъезжающих и подъезжающих машин. Движение было вялое, что вселяло надежду на успех.
Я не стал зря терять время: пройдя по периметру заправочной станции, засек все три телекамеры. Одна висела над бензоколонками, вторая держала в поле зрения светящиеся окна кассы и третья — над воротами, куда обычно въезжают автоцистерны с горючим. Через эти ворота и текло сюда российское «черное золото», круглые сутки превращаясь в деньги.
Голубой «опель» отъехал, и вскоре к четвертой колонке присосался КамАЗ. Он стоял долго, наполняя оба бака — основной и запасной.
Я поднялся на взгорок и выбрал позицию у елочки-подростка, стоящей среди десятка своих сверстниц. Наладил винчестер, из сумки извлек две обоймы патронов с разрывными пулями. Телекамеры вполне могли упаковать в бронекорпуса.
Первой стала камера, которая караулила въезд на территорию станции. Несколько минут через оптику я изучал цель, прилаживаясь локтем к опорной точке. Все было видно как на ладони. По очереди я мысленно пристрелялся к каждой из трех мишеней. Затем я отложил в сторону винчестер и взялся за дистанционное устройство. Я установил расстояние в пятьдесят метров. Достал три «шайбы» и в центр каждой из них вложил крохотный элемент, реагирующий на электроимпульс. Я положил их снова в карман и взял в руки кара бин.
Все делалось автоматически, руки занимались своим делом, уши внимали каждому шороху. Глаза цепко держали в поле зрения станцию и редкие въезжающие на ее территорию машины.
Неожиданно я услышал свистящий шум реактивных двигателей. Он исходил откуда-то с неба, и я понял: на посадку заходит очередной самолет.
Я выждал минуту, и когда его огни показались над темной кромкой леса, а шум накрыл все пространство, я начал стрелять. В каждую цель — по две пули.
Я видел, как на металлической рубашке телекамеры появились крохотные норки от пуль, однако не слышал звона разбитого стекла — расстояние и рев двигателей над головой все поглощали. И лишь из третьей камеры, висевшей над бензоколонками, что-то вывалилось, блеснуло и откатилось в сторону.
Теперь мне нужно было вырубить прожектора. Это была целая гроздь из галогенных ламп на высокой мачте. Они мешали, и я, щурясь от их нестерпимо яркого света, открыл беглый огонь. Каких-то десять или двенадцать секунд ушло на то, чтобы на месте торжества света воцарилась непроглядная темень.
Опустив винчестер на землю, я прислушался. Позади светился и шумел аэропорт, впереди чернело шоссе, и я смотрел на него и молил Бога, чтобы на заправку не повернула ни одна машина. Правда, где-то со стороны Риги маячили фары, но далеко, и все же мне предстояло потягаться с ними в скорости.
Пригнувшись, я рванул через дорогу и через пятнадцать-двадцать секунд добежал до железобетонного обруча, ограждающего станцию, и перемахнул через него. В левой руке были зажаты «шайбы», которые я и прикрепил к каждой второй колонке. Они плотно, словно жевательная резинка, соединились с металлом, как будто ждали этого воссоединения целую вечность.
Я вернулся под елочку и стал разбирать винчестер, ощущая во всем теле легкую дрожь, но не от страха за свою жизнь — от предвкушения. Пока я упаковывал карабин, подкатила какая-то машина и, тормознув, приглушила мотор. Возможно, те, кто в ней находился, ломали голову — куда же подевалась заправочная станция? Все было покрыто мраком и наплывающим туманом.
Я легко мог догадаться, что на станции уже подняли тревогу и сюда мчатся все, кому не лень, — начиная от пожарных и полицейских и кончая какиминибудь мудаками, которые замещают Заварзина.
Машина тронулась с места и унеслась в сторону Юрмалы. Я вспомнил Велту и ее неунывающего брата. Наверное, будь он со мной, потирал бы от удовольствия руки и нес что-нибудь веселенькое.
Я указательным пальцем нащупал кнопку и, задержав дыхание, плавно на нее надавил.
Время в такие мгновения останавливается.
Мне стало мерещиться, что что-то не сработало и все мои труды пошли насмарку. Неужели, подумал я, Рэму повезет больше, чем мне?
Но нет, судьба неотвратима.
Вспышка, на доли секунды обогнав звук, взметнулась так высоко, что осветила ослепшие от моих пуль прожектора. Одновременно в воздух взметнулись три колонки и сразу же от взрывной волны с места сорвались и те, которые были рядом.
Пламя неистово бушевало и прихотливо извивалось, словно живое существо. Оно все теснее и теснее прижималось к строениям.
Через минуту все кружилось в бешеном омуте. Я видел, как из помещения, где недавно светились окна, выскочили люди и стремглав бросились в темноту.
То, что еще пять минут назад было ультрасовременной заправочной станцией, превратилось в сплошную доменную печь.
Видимо, где-то за строениями находились запасные резервуары, ибо пламя в том месте тоже взметнулось вверх огненным фонтаном. Оно неистовствовало и гудело. «Ты сам на это напросился», — послал я мысленный привет Заварзину и, подхватив сумку, быстрым шагом направился в сторону аэропорта.
Минуя длинный холл с очередями к регистрационным стойкам, я попал в помещение, где тянулись ряды автоматических камер хранения. С трудом найдя пустую ячейку, я засунул туда свои вещи и опустил в щель жетон. Потом вернулся к машине и поставил на капоте, дверцах и багажнике свои контролки.
Кругом было спокойно, и я неспешным шагом направился к остановке, откуда последний автобус уходил без десяти час.
Я сел на лавку и стал вместе с другими пассажирами терпеливо ожидать двадцать второй номер. Без конца сновали таксисты, они все время выясняли отношения с кем-то и между собой. Особенно навязывались тем, у кого большой багаж.
Кто-то громко рассказывал о взрыве на бензозаправочной станции, и по версии рассказчика получалось, что к станции подъехала белая «девятка», из которой вышли трое мужчин, и они-то и закидали ее гранатами.
Автобус шел по расписанию, и примерно через десять минут я уже был в районе вокзала Засулаукс. Проезжая по Задвинью, мы, пассажиры, наблюдали багровое зарево, полыхавшее над кронами деревьев.
Я вышел на остановке за Калнциемским мостом и едва успел на последнюю электричку.
Погода стояла, как на заказ, и я, выйдя из электрички, подошел к Лиелупе и окунул голову в реку. Потом долго сидел на бетонном мыске, любуясь звездным небом.
Среди полного спокойствия встает ужас, нигде нет причин для смятения, а беды налетают, откуда мы их меньше всего ждем.
Перед тем как закрыть глаза, я попрощался со своим винчестером. Я пожелал ему спокойной ночи в его новой железной колыбели…
На берегу моря слышался женский смех и приблатненный голос Шуфутинского: «Гоп-стоп, у нас пощады не проси, гоп-стоп, и на луну не голоси, а лучше вспомни ту малину и Васькину картину, где он нас с тобой прикинул, ну точно на витрину… В общем, не тяни резину, я прощаю все. Кончай ее, Сэмен».
Музыка была ритмичная, под нее хорошо по пьянке расслабляться, особенно если завтра не сулит ничего неожиданного, в духе песни.
Глава девятая
Утром на журнальном столике в холле я увидел свежий номер газеты «Вести “Сегодня”» с любопытным сообщением на первой полосе. Под рубрикой «В последнюю минуту» была помещена небольшая заметка: «Что это — война мафий или ее пролог?» Текст, набранный мелким шрифтом, ничего нового мне не открыл. В корреспонденции говорилось: «В двенадцатом часу ночи была взорвана бензозаправочная станция СП „Астор“, принадлежащая небезызвестному Заварзину и его датскому компаньону Л. В настоящий момент г-н Заварзин находится в следственном изоляторе по обвинению в рэкете и других преступлениях. Как нам заявил начальник криминальной полиции, взрыв произведен с помощью какого-то неизвестного устройства большой разрушительной силы. Ущерб оценивается в два с половиной миллиона долларов, и хотя станция была застрахована, есть мнение, что возмещение убытков может не состояться ввиду плохой охраны этого коммерческого предприятия. Вице-президент страховой компании заявил, что вместо пяти видеокамер работали только три… Не было на станции и специальной охраны, что также отражено в договоре между фирмой „Астор“ и страховой компанией. Следствие по возбужденному уголовному делу будет вести прокуратура Латвии. Это первый такой мощности взрыв после известных терактов, которые были осуществлены в Латвии в конце 90-х и начале 91-го года и приписывались рижскому ОМОНу ».
Я не поленился и почитал то, что появилось в газете «Час». «Мафиозная фирма получает нокаут» — заголовок. В тексте выделены четыре строки: «Если это начало, то не превратится ли Латвия в новую Северную Ирландию? Там тоже начинали со взрывов бензоколонок… После такого фиаско фирма „Астор“ вряд ли сможет продолжать свою деятельность…»
Я не испытывал абсолютно никаких эмоций. Мне хотелось немедленно напиться. Я вернулся в номер и достал из холодильника бутылку водки. Трясущимися руками сковырнул пробку и приложился к горлышку. Горечь, обжигающая гортань, доставила несказанное удовольствие. Закусив орешками, я стал ждать первой волны кайфа. Это великое мгновение, когда опустошенность сменяет ни с чем не сравнимая комфортность. Однако после второго, последнего, глотка ноги помимо воли понесли меня вниз — на главную улицу. Плотным потоком по ней шла разношерстная толпа новых богачей, чтобы в фирменных шмотках выпендриться друг перед другом.
Возле бывшего кафе «Йомас» наяривал самодельный квартет: накрашенная увядшая, словно пожухлый пион, блондинка пела ретро. Сидевшие на каменном бордюре столь же траченные молью музыканты вдохновенно аккомпанировали своей примадонне. Все было ладно и ненавязчиво.
Я подошел к ним и кинул в раскрытую сумку пятилатовик. И этот мой широкий жест не остался незамеченным. Музыка тут же прекратилась, и мужик, терзавший гитару, поинтересовался, что бы я хотел услышать. Мне было грустно на все это смотреть, и я заказал танго Строка «Голубые глаза».
Я пошел дальше, а вслед неслась забытая, но по пьянке такая трогательная мелодия.
Где-то в районе улицы Конкордияс я свернул направо, и ноги понесли меня на телефонную станцию. Нестерпимо захотелось услышать голос Велты.
Купив на десять латов жетонов, я зашел в кабину и принялся набирать номер. До чего же это было муторно: жетоны в темной кабине то и дело проскакивали мимо щели, и я, ползая на карачках, искал на полу металлические кругляши.
И все-таки каким-то чудом дозвонился. Трубку сняла Велта. «Але, але», — я ее слышал, но молчал. Потом спросил: «Как вы там… что нового?» Мне хотелось говорить и говорить, но язык не повиновался.
— Это вы? Максим, откуда вы звоните? Говорите громче…
— Из… Звоню из преисподней, — я сделал паузу. — В общем, здесь неплохо — музыка, толпа и…
— Мы с Гунаром читали газеты… Не знаем, что и думать…
Моя пьяная голова хоть и была в дурмане, но на эту подачу не отреагировала.
— Как там у вас насчет ремней безопасности? — вместо ответа спросил я.
— Пока без изменений… Мы стараемся не выходить из дому. Я все женские заботы свалила на Гунара, но ему скоро в рейс…
— В какой еще рейс? Все рейсы пока по боку… Мне кажется… — мой язык безнадежно заплетался, и не потому, что я был пьян, нет, я разом протрезвел, а потому, что хотелось говорить не о том. Мне хотелось сказать ей все. Но я не мог подобрать слов. — Я еще позвоню. Гунару привет и скажите, что у меня все о'кей.
— Максим, подождите, он, кажется, уже возвращается из магазина.
— Не надо, я потом…
Я бросил на рычаг трубку и уперся лбом в прохладный автомат. Я бил по нему кулаком, не ощущая ни боли, ни стыда.
Освежающий ветерок на улице заставил поднять голову. Так и есть — —благоухала вся в цветах старая липа. Я сильно, как Гунар сигаретой, затянулся, и, пьянея уже только от ее аромата, снова направился в сторону улицы Йомас.
Я шел по тенистой аллее и думал о Велте. Что со мной сталось? Как могло это пробиться туда, куда всему постороннему вход заказан?
Возле бывшей гостиницы «Юрмала» позировала грудастая деваха, и я сделал было попытку ее снять. Но эта стерва, видно, охотилась только за иностранцами — начисто меня проигнорировала. Возле интим-клуба «Фламинго» девочек было больше: сгруппировавшись за белыми столиками, они пили кофе с деловым и одновременно непринужденным видом. При этом они так и стреляли по сторонам своими остренькими глазками.