Юзя приехала в город на красивой гнедой лошади, запряженной в шикарную бричку. Мелик, как только увидел партизанского Орлика, сразу же загорелся желанием прокатиться на нем по городу.
Девушка подала ему вожжи. Не успел Мелик шевельнуть ими, как Орлик помчал его по широкой улице. Лошадь шла красивой рысью, а Мелик, словно барин, расселся на мягком сиденье и наслаждался быстрой ездой. Вот он нагнал какого-то немецкого фельдфебеля. Тот сошел с дороги и замахал рукой, приказывая остановиться. Мелик натянул вожжи и остановил Орлика метрах в десяти от гитлеровца, который, видимо, спешил в часть. Тот подбежал и уже занес ногу, чтобы сесть в бричку, но в этот момент Мелик отпустил вожжи и огрел коня кнутом. Гнедой рванул с места в карьер. Фельдфебель от неожиданного толчка упал и растянулся на земле. Потом вскочил, замахал кулаками…
Нетрудно представить, чем бы все это кончилось, если бы гитлеровец имел при себе оружие. Эта выходка могла стоить Мелику жизни.
Когда через полчаса Мелик подъехал к нам и смеясь начал рассказывать об этом своем приключении, нашему возмущению не было конца.
— Ты едва не провалил все дело. На чем бы мы вывезли оружие, если б фашист поймал тебя?
— Я же видел, что у него нет ни автомата, ни винтовки и ничего он мне сделать не может. А если б и были — все равно бы не попал. Орлик мчался, как ветер, — оправдывался Мелик.
— Подожди, мы с тобой еще разберемся в отряде. Сейчас нет времени. Это тебе так не пройдет, — пригрозил Мелику Саша.
Вскоре мы собрались все вместе, чтобы обсудить, как переправить в лес оружие. Винтовок, пулеметов и патронов было столько, что они едва бы уместились и в двух повозках. А в нашем распоряжении имелась только одна. Помочь взялась моя мать. Она выпросила на один день лошадь у лесника Алехновича.
С самого утра 8 августа 1942 года две повозки с оружием тронулись в путь. На одной сидели Валя и я, на второй — моя мать и Саша.
После двух пожаров гитлеровцы перекрыли все дороги в город и из города. Везде были расставлены круглосуточные КПП, на которых дежурили жандармы и полицаи. Пройти в Борисов и выйти из города можно было только по специальным пропускам, выданным комендатурой. Единственной дорогой без контрольно-пропускного пункта был путь через реку Плиссу по Горбатому мосту около самых Печей. Жандармы, видимо, и мысли не допускали, что партизаны рискнут пробираться в город или из города возле расположения воинских частей, в которых полным-полно фашистских солдат и офицеров.
Наблюдая, как не спеша движутся повозки, на которых сидят трое подростков и пожилая женщина, гитлеровские вояки и не догадывались, что за груз лежит в этих, таких мирных с виду повозках.
Благополучно миновав деревню Верески, мы через два часа оказались около Дубового Лога, где нас ждали Юзя и Мелик — они пришли сюда часом раньше.
Надежно спрятав в густом кустарнике сгруженное с одной повозки оружие, мы попрощались с моей матерью. И мне, и матери было очень тяжело. Она оставались одна с тремя маленькими детьми. Я обещал, что буду навещать их и по возможности помогать. Мать, наоборот, ободряла меня и просила, чтобы за них не беспокоился.
На второй день подпольная пионерская группа прибыла в рованичские леса и была принята в состав партизанской бригады «Разгром».
Виталик Запольский, Леня Лавринович и Вася Зуенок остались в городе. Им опасность не угрожала.
В партизанском отряде
Хорошо летом в партизанском лагере, если вокруг спокойно и гитлеровцы не прочесывают леса. На берегу небольшого, но глубокого озера Песочное в густых зеленых зарослях раскинулись шалаши. Дымятся костры. Возле них хлопочут повара с кастрюлями и черпаками. Рядом расположились вооруженные партизаны, слушают смешные рассказы отрядных балагуров и шутников. И обязательно песни — боевые, лирические… Около одного шалаша под аккомпанемент неизвестно откуда взявшейся гитары один из самых молодых партизан Петя Сацук исполняет романс «Очи черные», в другом месте хор девушек поет любимую партизанскую «В чистом поле под ракитой». Возле большой брезентовой палатки бригадной санчасти выздоравливающий после ранения в ногу Саша Ошмянский поет для раненых под гармошку «Катюшу». Почти напротив штабного рубленого домика, наполовину закопанного в землю, на золотистом песке раздеваются и ныряют в озеро партизаны. Они только что вернулись с боевого задания. А немного поодаль, около густых плачущих ив, командир отряда Виктор Павлович Дроздовский инструктирует бойцов; они отправляются на разгром фашистского гарнизона в деревне Семенковичи.
Мы ходим по лагерю, и все нам здесь интересно: и прозрачное голубое озеро, неизвестно как образовавшееся среди дремучего леса, и громадные ясени, которые около Борисова почти не растут, и бесконечный зеленый бор. Но больше всего нас, конечно, интересуют партизаны — веселые, находчивые, боевые. Некоторые из них вооружены винтовками СВТ, ручными пулеметами и гранатами, добытыми нами в городе. В отряде много женщин и детей. Они наравне с мужчинами ходят на боевые задания — подрывают мосты, пускают под откос поезда, участвуют в засадах. И мы восхищаемся их отвагой и храбростью.
В бригаде «Разгром» мы встретили многих старых знакомых — бывших борисовских подпольщиков, бежавших из плена красноармейцев. Сколько было радости и разговоров! Мы едва успевали отвечать на вопросы, которыми нас засыпали. Партизан интересовало все: работают ли фабрики и заводы в городе и какую они выпускают продукцию, как живут и чем занимаются их родственники и знакомые, можно ли незаметно пробраться в Борисов, чтобы провести диверсию…
Мы были счастливы, что наконец попали в партизанский отряд и теперь будем сражаться с фашистами в открытом бою. Огорчало лишь то, что в отряде мы не застали наших бывших руководителей — Андрея Соломатина, Федора Подоляна и Эдуарда Бутвиловского. Их группа ушла в кличевские леса и соединилась с 208-м партизанским отрядом. Этим отрядом командовал полковник Нечипорович, тот самый, под командованием которого они служили до войны. Подолян, Соломатин и Бутвиловский наведывались в бригаду «Разгром» для того, чтобы совместно с межрайкомом партии поддерживать связь с оставшимися в Борисове и глубоко законспирированными участниками партийно-патриотического подполья.
Прошло довольно много времени с тех пор, как наша группа окопалась в партизанской бригаде. Мы успели со всеми перезнакомиться и подружиться, и знали, когда и какой взвод идет на очередную операцию, и всегда просили, чтоб взяли и нас с собой. Но пока все наши просьбы оставляли без внимания.
Командир отряда обычно говорил нам: «Не спешите, война еще не кончается».
Зарево над лесом
Яркое августовское солнце жгло нестерпимо. От его знойных лучей нельзя было укрыться даже в густом придорожном кустарнике. И, как на зло, на всем пути ни одного ручейка, ни одной речушки… Изнывая от невыносимой жары, Мелик негодовал:
— И что это за природа? В одном месте непроходимых болот наделала, а здесь песков наворотила больше, чем в пустыне Сахаре. Какая-то чепуха получается…
— Не ворчи, скоро будем на месте, — успокаивал я его. — Еще километров пять осталось.
— Ты только посмотри, — не унимался Мелик, — в Африке целый год лето стоит, а на Северном полюсе солнца по полгода не бывает, мороз все время трещит. Разве это справедливо: одним людям — жара, другим — холод?..
— Давай лучше о деле говорить, — перебил я Мелика. — Вот вернемся в отряд, буду слушать тебя день и ночь. А теперь давай решим, с какой стороны заходить в поселок?
— Пойдем по дороге, чтобы подозрений меньше было. Если задержат немцы или полицаи, скажем, что ходили в деревни менять соль на муку, картошку и сало. А поймают в лесу — не выкрутишься.
По лесным и полевым дорогам мы с Меликом шли около пяти часов. Устали окончательно. Болели ноги, ныла поясница. Но больше пятиминутного привала позволить себе не могли. Не позднее чем к послезавтрашнему утру мы должны возвратиться в отряд и доложить о численности военного гарнизона и о том, как охраняются мельница, элеватор и склады с зерном в бывшем совхозе «Заречье».
…Два дня назад из кличевских лесов в бригаду «Разгром» наконец-то прибыли наши старшие товарищи по Борисовскому подполью Федор Подолян, Андрей Соломатин и Эдуард Бутвиловский. Обрадованные этим известием, мы с Меликом (Саша и Валя в это время находились в соседнем отряде) со всех ног помчались к штабной землянке Ивана Левоновича Сацункевича. Не постучавшись и не спросив разрешения, мы ворвались в землянку и, застыв у порога, отрапортовали:
— Разведчики партизанской бригады «Разгром» прибыли для личного свидания с партизанами 208-го отряда!
— Легки на помине, — засмеялся Иван Левонович. — А вы говорили, что их придется долго разыскивать по лагерю. Да они только и ждут, чтобы с вами удрать от меня. Скучно им, говорят, под моим командованием воевать. Ну, что стали? Проходите, здоровайтесь со своими друзьями, — кивнул он нам.
Мы сорвались с места и мгновенно оказались в объятиях Соломатина, Подоляна и Бутвиловского.
— Не будем мешать Ивану Левоновичу, пойдем, на свежем воздухе поговорим, — подтолкнул нас к двери Подолян.
Когда расселись полукругом на небольшой солнечной поляне, Федор Прокофьевич потребовал:
— А теперь рассказывайте, что делается в Борисове и как вы выбрались из города.
Внимательно слушая борисовские новости, Соломатин и Бутвиловский изредка задавали короткие вопросы. Подолян хмурился:
— Вот видите, ребята, что могло бы получиться из-за вашей неосторожности. Не будь нашего человека в фашистском учреждении, не узнай Иван Левонович о нависшей над вами опасности, все могло бы окончиться очень и очень плохо. Пусть это послужит для нас уроком. Помните и никогда не забывайте, друзья, работа подпольщика и партизанского разведчики требует не только самоотверженности, но и величайшей бдительности и осторожности…
— Кто вас надоумил взрывать склады с бомбами и снарядами в Зеленом городке? — спросил Соломатин.
— Никто. Сами решили.
— Ну и стратеги, — покачал головой Подолян. — Если б тогда Куликов не появился в Борисове, наша сегодняшняя встреча вряд ли бы состоялась.
В это время подошел Сацункевич. Присев на корточки, Иван Левонович неожиданно поинтересовался:
— Кто из вас бывал в совхозе «Заречье»?
— Оба были. До войны два раза в пионерский лагерь ездили. Ох и лагерь там! — начал восторгаться Мелик.
— Хороший был лагерь, знаю, — остановил его Сацункевич. — Но меня интересует, сможете ли вы пробраться в совхоз и провести там хорошую разведку. Туда, говорят, немцы свезли много зерна. Хотят его смолоть и отправить в Германию. Мы должны помешать гитлеровцам.
— Конечно, сможем, — Мелик обрадовался возможности сходить в разведку. — Я там все дороги знаю. Проберемся в совхоз так, что никто и не заметит. Сегодня идти?
— Не горячись, — сказал Подолян. — Дело это очень важное, все детали надо продумать до тонкостей. Кстати, там живет мой хороший знакомый Василий Харкевич. Обязательно найдите его. Запомните пароль для связи: «Вам передает привет Борис Кузнецов». От Василия вы узнаете, как охраняется мельница и элеватор, какие посты расставлены вокруг совхоза. Кроме этого, он вам отдаст два ключа: один — от мельницы, второй — от элеватора. Эти ключи мы с ним сделали еще осенью 1941 года. Но диверсию проводить не стали. В ней не было необходимости: гитлеровцы хранили там совсем немного зерна, — закончил инструктаж Подолян.
— Но мы и сами должны посмотреть, как охраняются мельница и склады. Вдруг Харкевич что-то недосмотрел или напутал, — возразил Мелик.
— Харкевич ничего не напутает. Его данные будут абсолютно точные. Но мы не возражаем, если вы сведения Василия еще раз перепроверите. Только не рискуйте. Вы уже опытные и лезть к черту в зубы, думаю, не будете.
Разведчик отряда «Победа» Игнат Чулей по распоряжению Садункевича занялся нашей экипировкой. Он откуда-то притащил два рогожных мешка, привязал к ним толстые веревочные лямки, а во внутрь положил килограмма по четыре муки, по нескольку кусочков сала, всыпал несколько картофелин.
— Теперь будет видно, что вы действительно из Смолевич и ходили в деревни менять соль на продукты, — улыбался Игнат.
Потом подумал, махнул рукой и сунул нам в мешки по бутылке самогона.
— Это полицаям или немцам для откупа. Скажете, что выменяли для отцов.
…Загребая босыми ногами дорожную пыль, то и дело поправляя лямку мешка, резавшего плечо, Мелик ворчал:
— И зачем нам эти мешки? Взял бы я лучше пистолет и гранату, толку больше было бы. А то тащи эти чертовы сидоры. Может, бросим?
— Не дури, — разозлился я. — Тебе всегда все не так, Мелешь чепуху…
В это время, метрах в ста впереди нас, из-за придорожных кустов на дорогу выехала небольшая телега и, утопая узкими окованными колесами в песке, заскрипела в сторону совхоза.
— Давай догоним, попросим подвезти, — предложил Мелик, и мы припустили за телегой.
— Дяденька, подвезите до «Заречья», — попросил он незнакомого человека, сидевшего на перекинутой поперек телеги доске.
Тот нехотя повернулся, смерил нас любопытным взглядом.
— Кто такие? Откуда и куда идете? — неожиданно тонким голоском спросил он.
Мы с Меликом чуть не прыснули со смеху. До того этот голосок не подходил к здоровенному верзиле с длинными рыжими усами.
— Мы из Смолевич. Ходили в деревни менять кое-что. А сейчас домой возвращаемся, — затараторил Мелик.
— Платить чем будете? — снова пискнул рыжеусый.
— Самогонки дадим. Тоже выменяли, — быстро ответил Мелик и начал укладывать мешок в повозку.
— Ладно, садитесь, — согласился дядька.
Километра два ехали молча. Неказистая с виду, но, как видно, крепкая лошаденка, выбравшись из песка, пошла рысью. Обогнув небольшой лесок, дорога неожиданно уперлась в деревянный мостик, перекинутый через заросший камышом ручеек. На мостике стояли два полицая и немецкий солдат.
Встреча эта не предвещала ничего хорошего. Мы беспокойно заерзали на телеге. Наше волнение, видимо, заметил хозяин телеги.
— Но, дохлятина! — огрел он лошадь кнутом.
Та рванула вперед и галопом проскочила через мостик.
— Что за пацанов везешь, Куприян Сергеевич? — крикнул вслед ему один из полицаев.
— Племяши мои, — ответил дядька, не останавливая коня.
«Молодец, усач. Надо будет ему и вторую бутылку отдать», — подумал я и весело посмотрел на Мелика.
Но радовался я напрасно.
Не доезжая метров пятисот до совхоза, усатый остановил коня и потребовал:
— А ну, ироды, брысь с телеги и уматывайтесь на все четыре стороны. А за то, что вез вас четыре километра, забираю торбы. Без них обойдетесь.
Он сгреб мешки, сунул себе под ноги и, замахнувшись на нас длинным кнутом, поехал в сторону деревни.
Мы стояли на дороге и не знали, что делать: то ли догонять хапугу и выручать свои мешки, то ли скрываться, пока не поздно. А то этот мародер еще натравит на нас полицаев, и тогда все пропало.
Наконец Мелик пришел в себя и со злостью плюнул вслед тарахтевшей по проселку телеге:
— Говорил, надо брать пистолеты. А вы все в один голос: не надо, не надо. Я бы этому бандюге всадил пулю, знал бы, как грабить людей.
— Мешков не жалко. Лишь бы он не направил полицаев по нашим следам. Давай скорее убираться отсюда.
Справа, в полукилометре от нас, виднелся совхоз «Заречье». Туда мы и направились.
…Полночь. На опушке редкого соснового леса, подступающего к совхозу, остановилась небольшая группа партизан. Федор Подолян тихо подозвал к себе меня и Мелика.
— Покажите, где примерно находятся вышки с часовыми?
Мы указали направление. Подолян немного подумал, потом отдал распоряжение:
— К мельнице и элеватору идем сейчас же, пока не выглянула луна. Хлопцы нас проведут между вышками. Надеюсь, вы хорошо запомнили, как они расположены.
— Вышка от вышки находится примерно в двухстах шагах. На каждой установлен крупнокалиберный пулемет. Мы хорошо подсчитали, — подтверждает Мелик.
— Главное, абсолютная тишина, — предупреждает Подолян.