Сандрильона из Городищ - Бестужева-Лада Светлана Игоревна 6 стр.


— Да уж, конечно, не на твои стать и красоту! Просто рассуждает: нашелся старый дурак, который будет прыгать вокруг на задних лапках и исполнять все прихоти. Если уж ты так любишь молоденьких — найми себе секретаршу. Только с медицинским образованием, потому что через год тебе понадобится сиделка. И не говори мне о любви, это просто смешно в твоем возрасте!

— Здрасьте! — не на шутку оскорбился мэтр — А когда ты в твоем возрасте твердишь о вашей с отцом любви — это нормально, да? Вы не сумасшедшие?

— Нашей с отцом любви, слава Богу, шестой десяток, как и тебе. И я выходила замуж по любви не за сценариста с почти мировым именем и неплохими заработками, а за нищего младшего лейтенанта. И полстраны за ним вслед объехала, в таких халупах жили — тебе во сне не приснится. Это — любовь. И то до свадьбы я к нему в постель не лезла. А современные девицы, которые женатому человеку в жены набиваются, — это ведь уму непостижимо! Дурь, блажь и распущенность!

— Мама, мама, уймись! — затрубил отбой Игорь Александрович. — Никто ни на ком не собирается жениться, и вообще ты абсолютно права. Но дай же мне хоть иногда свободно вздохнуть. Что ты меня опекаешь, как… грудного ребенка. Ей Богу, смешно.

— Никто тебя не опекает, — пошла было на попятную и мама, но тут же снова вспылила, поскольку «заводилась быстро», а остывала медленно. — Но на будущее, чисто теоретически, запомни: если выкинешь такой дикий номер, можешь здесь больше не появляться! Живи со своей голубкой хоть на чердаке — костьми лягу, но квартиру разменивать не дам. Антону понадобится, да и тебе будет куда вернуться, когда там надоешь. Не я твоя жена! А Нина — ангел, в обиду ее не дам, учти.

— Все, — решил нужным вмешаться снова папа, — маневры закончили, отбой. Ни вару, ни товару, он тебя дразнит, ты поддаешься. Хватит, давайте чай пить. Иначе черт знает до чего договоритесь…

Так что визит во второй его части сошел благополучно, но в Игоре Александровиче прочно угнездился червячок сомнения, который и начал его грызть уже на обратном пути в Москву.

Мамулины вопли относительно нравственности и безнравственности в принципе были просто сотрясением воздуха. Не для нее, конечно, — для сыночка, жившего совсем в иных моральных параметрах. Но вот недвусмысленное предложение в случае чего выметаться из до боли родного дома… Об этом мэтр в своем любовном упоении как-то не задумывался. А тут — задумался. И пришел в ужас.

Снимать за бешеные деньги однокомнатную панельную конуру где-нибудь у черта на куличках? Завтракать в пятиметровой кухоньке с тараканами и видом на помойку? А как же любимое кресло? Обжитая кровать с немецким фирменным матрасом? Ночник в виде розового бутона? Да если перечислять все то, с чем придется — в случае чего! — расстаться, то на эту тему вообще можно написать отдельный роман!

Беспринципный человек мог бы, разумеется, поместить опостылевшую супругу в комнатенку при кухне, а молодую жену — в комфортабельную супружескую опочивальню. Произвести такую, с позволения сказать, рокировку — и пусть победит сильнейший. Но и такого сценария Игорь Александрович применительно к себе вообразить не мог. Равно как и сохранения прежнего порядка с регулярным воровским проникновением в комнатку к юной возлюбленной, пока законная супруга спит сном праведницы.

И уже подъезжая к дому, Игорь Александрович решил: «Хорошенького понемножку. Завтра, пожалуй, поговорю с закадычным другом, попробуем решить, как выпутываться. В конце концов можно для Али квартирку снять… А там видно будет. Одна голова хорошо, а две — больше».

Вот с этими благими намерениями мэтр и вступил под сень родного дома. И тут же о них забыл, равно как и обо всем остальном. Потому что в этом доме была Она, юная, прелестная, соблазнительная, выбежавшая ему навстречу так стремительно, как если бы прошло не несколько часов, а годы и годы, и она истосковалась, изнылась в разлуке. Потому что были | ее руки, губы и… вкусный ужин в уютной, любимой кухне. И ночь впереди, сулившая новые радости…

Положа руку на сердце, стали ли бы вы на месте Игоря Бережко вообще о чем-то думать? Наверное, нет. Вот и он не стал. Тем более что умница Аэлита ни о чем не спросила, никаких вопросов не задала, а с ходу создала вокруг любимого мужчины обстановку покоя и комфорта, щедро приправленную светившимся в ее глазах обожанием.

— А это еще что такое? — осведомился поздно вечером мэтр, обнаружив на письменном столе узкий и длинный конверт явно «не нашего» исполнения. — По почте пришло? Почему без штемпеля?

— Курьер принес, — ответила Аэлита, не без основания ожидая разъяснений.

И они последовали. Игорь Александрович вскрыл конверт и поморщился:

— О Господи, опять прием в посольстве… Каждый год одно и то же. И ведь не хожу туда давно, так нет — все равно шлют…

— В какое посольство?

— Какая разница? Ну, во французское. Национальный праздник у них завтра. День падения Бастилии. Представляешь, если бы мы каждую снесенную церковь или замок так отмечали?

Но Аэлита улыбнулась шутке лишь из вежливости. Для нее, по-видимому, прием в посольстве отнюдь не был докукой и лишней головной болью. Но…

— Ты не пойдешь? — спросила она с некоторым сомнением в голосе.

— А что я там забыл? — искренне удивился Игорь Александрович. — Солидные люди на такие приемы не ходят. Толпа народу, всякие халявщики, дешевенькие вина, бр-р-р!

— Как бы я хотела хоть разочек на это посмотреть! — вырвалось у Аэлиты.

— Девочка моя, но ведь это — скучища жуткая…

И тут мэтр примолк. У него мелькнула идея. Серьезные люди на такие приемы действительно не ходят, значит, шанс встретить друзей и близких знакомых — минимальный. А возможность доставить Аэлите удовольствие, причем бесплатное…

Заметим в скобках, Игорь Александрович отнюдь не был скуп. Но, зарабатывая денежки собственным трудом, счет им хорошо знал. Поэтому и не упускал никогда шанс навести здоровую экономию. Как обычно и поступают все нормальные мужчины не только у нас, но и на Западе.

— Знаешь что, пожалуй, мы туда завтра сходим, — сказал он, любуясь собственным благородством. — Ну, поскучаю вечерок, зато тебе будет интересно. Хочешь?

Ответом ему был — как вы думаете, что? Правильно, поцелуй. И не один. И не только поцелуй. А ради всего этого можно было бы пойти не то что на прием во французское посольство — на лекцию общества «Знания» о способах разведения непарного шелкопряда.

Мэтр не учел только одного: для Аэлиты этот первый совместный выход в свет означал куда больше, чем думал он сам. Для нее это было своего рода признанием серьезности намерений, первым шагом на пути к…

При всех своих талантах и незаурядном уме Аэлита все-таки была еще и очень юной провинциалкой. Причем склонной к романтике.

Впрочем, мэтр не учел и второго: нынешняя Москва сильно полюбила светские тусовки, и кто мог встретиться паре тайных любовников, один Бог знал.

А бес, как обычно, был склонен к недобрым шуткам…

Глава восьмая. Каждому — свое

Откровенный восторг Аэлиты от предвкушения визита в посольство, да не какое-нибудь, а французское, не просто умилил, но несколько даже и заразил, в общем-то, пресыщенного светской жизнью Игоря Александровича. Поэтому он с удовольствием помог своей юной возлюбленной усесться в машину (а при длинном вечернем платье это требует определенной сноровки) и с чувством почти законной гордости повел ее под руку к дверям здания из красного кирпича на улице Димитрова. Впрочем, теперь улица, кажется, снова называется Якиманкой. Но это неважно.

Гораздо важнее было то, что их приход не остался незамеченным. Дежурная улыбка стоявшего у входа в зал посла при появлении Аэлиты сменилась откровенным восхищением. А его в высшей степени подтянутая и светская супруга вместо дежурного же «Счастлива видеть вас», пропела: «Ваша дочь — само очарование, мсье».

И тут же кто-то из стоявших во втором ряду наклонился к уху мадам. Два слова — и улыбка супруги посла стала более чем казенной: «Простите, мсье, я хотела сказать — ваша супруга».

И Игорь Александрович почувствовал первый тревожный укол. Не в сердце, а скорее в душу, которая начала уходить в пятки.

«Действительно, старый дурак», — еще успел подумать он, когда его ослепила вспышка фотоаппарата.

Когда несколько дней спустя мэтр увидел злополучное фото в одной из очень популярных газет, то даже застонал от досады — настолько явственно на его лице отразилась эта самая мысль. И похож он был не на солидного, респектабельного мужчину, а на мальчишку, которого застали с поличным у запретной банки варенья. Одним словом, без слез не взглянешь.

Но это было уже потом, через несколько дней. А тут Игорь Александрович постарался выбросить из головы дурацкие страхи и внешне уверенно повел Аэлиту внутрь помещения к длинным столам с угощением. Отмечая боковым зрением, что никого из знакомых в зале вроде бы нет.

Увы, мир, как известно, тесен! Хотя некоторые считают, что не мир тесен, а прослойка узкая. Та самая прослойка, к которой принадлежали супруги Бережко. Посему через пятнадцать минут кто-то легонько похлопал Игоря Александровича по плечу.

Как выяснилось, довольно близкий приятель, неоднократно бывавший в их доме и прекрасно знавший Аэлиту. Тем не менее приятель ограничился легким кивком в ее сторону и попросил мэтра «на пару слов».

— Старичок, ты не заболел? — с показным участием спросил приятель. — Все мы люди, все человеки, но сюда-то зачем было тащить малышку? Меня уже человек восемь спросили, кем она тебе приходится…

— А ты не знаешь, кем? Племянницей.

Приятель коротко хохотнул:

— Нет, ты определенно нездоров. Племянниц так под ручку не поддерживают, на племянниц — даже жены — так не смотрят. На вас же крупными буквами написано, в каких отношениях вы состоите.

— Иди к черту! — обозлился Игорь Александрович, всегда гордившийся своим умением сохранять непроницаемое выражение лица.

— Я-то пойду и даже не обижусь. И Нине ничего не скажу, люблю ее почти как тебя. Но как отреагируют остальные — ума не приложу. Бывай, старичок.

И отошел. Разгневанный мэтр хотел вернуться к Аэлите, но около нее уже стояла какая-то дама с бокалом в руках. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что дама была не просто дамой, а когда-то состоявшей с Игорем Бережко в очень неформальных отношениях и не слишком корректно им отстраненная. Проще говоря, одна из мимолетных отставных любовниц. Только этого и не хватало!

— О, милый, — проворковала дама, схвативши «милого» за рукав пиджака. — Говорят, ты женился? Вот на этой очаровательной крошке, не так ли? И давно? Судя по вашим лицам, у вас все еще медовый месяц? Теперь понимаю, почему я тебя не устроила: тридцать пять лет. Женщина такого возраста для тебя, конечно, глубокая старуха. А вы довольны своим мужем, милочка? Или для вас возраст не имеет значения, главное, чтобы человек был… хороший?

Аэлита не проронила ни слова. Но в какой-то момент подняла глаза и в упор посмотрела на резвящуюся даму. Та поперхнулась на полуслове:

— Боже мой, у меня от этой духоты разболелась голова. Простите…

Повернулась, чтобы уйти, но так неловко, что зацепилась каблуком за какую-то микроскопическую выемку в паркете и упала. Да так неловко, что красное вино из бокала вылилось прямо на светло-голубое платье. Судя по всему, немалой стоимости. Половина присутствовавших на приеме повернула головы на шум, произошедший в связи с этим инцидентом. Игорь Александрович чувствовал себя, простите за очередную банальность, как на раскаленной сковороде. И надо же было, чтобы в этот момент к нему подошла одна из близких подруг Нины Филипповны — та самая, которая в свое время раскритиковала внешность Аэлиты.

— Вот приятный сюрприз, Игорь! Вдвойне приятный, коль скоро ты не переживаешь, а ведешь себя как настоящий мужчина.

— Что я должен переживать? — окончательно ошалел Игорь Александрович.

Подруга Нины Филипповны старательно округлила глаза:

— Как, ты не знаешь? Прости, ради Бога, но ты с такой красоткой… Я и решила… Прости…

— Не тяни кота за хвост! — рявкнул мэтр, перекрывая звучавший в зале аккордеон. — Чего я не знаю? При чем тут красотка?

— Ох, Игорь, не кричи так… Просто мне рассказали, что за твоей Ниной в Болгарии начал ухаживать такой немец… Моя приятельница позавчера вернулась, видела их там в баре. Рост под два метра, плечи — во, морда — застрелись… Ну я и подумала…

— Ты лучше не думай, у женщин от этого лишние морщины появляются, — совсем уже «завелся» Игорь Александрович. — Что вы ко мне прицепились все?! Раз в жизни пришел на прием не с женой, а с племянницей жены…

— Вот именно, — сухо подвела итог подруга. — Раньше ты таких проколов не допускал.

И ушла, оставив мэтра в состоянии, описать которое можно было бы двумя не совсем сочетающимися словами: ожесточенная паника. Посему на приеме он с Аэлитой не задержался и вскоре отбыл домой.

По дороге Игорь Александрович был серьезен и мрачен. Паника, правда, прошла: ну, скажут Нине, что он был в посольстве с Аэлитой, ну и что? Ответит, что хотел доставить девочке удовольствие — и это будет абсолютной правдой. Но вот то, что он услышал о самой Нине…

Безусловно, неверная жена заслуживала сурового и примерного наказания. Но — какого? Устроить семейный скандал, потом простить? Чего ради? Да и к тому же она ему напомнит не меньше дюжины случаев его сидения в баре, причем не в далекой Болгарии, а в самой Москве. Получится тупая супружеская перебранка, которую оба они не выносили, как говорится, на дух.

Значит, сделать вид, что ни о чем не подозревает? И это глупо, поскольку в руки сам собой попал довольно сильный козырь, побивающий возможные обвинения его самого в легкомысленном поведении. Впрочем, это еще надо доказать. А выражение лица не есть доказательство. Один знаменитый сыщик, например, заподозрил женщину ни больше ни меньше, как в убийстве, а она всего-навсего волновалась, что у нее блестит нос. Факт, отраженный в литературе. Так что прямых улик супружеской измены нет.

А косвенных? Одно подозрение в том, что супруга ему изменила, отравляло существование уже сейчас. А жить с женщиной, не будучи уверенным в ее верности? Кошмар, кошмар и еще раз кошмар! И она хороша: взрослая, трезвая, видите ли, женщина, не могла оглянуться и проверить, нет ли знакомых в том баре, где она воркует со своим ухажером. Просто глупо!

Домой Игорь Александрович вернулся в более чем поганом настроении. И как назло Аэлита еще и усугубила это состояние, сообщив, что нездорова, и посему будет спать в своей комнате. Дабы не дразнить никого напрасно. Неизвестно, имела она в виду себя или своего возлюбленного, но факт остался фактом: ночь они провели врозь. И, ворочаясь без сна, мэтр осознал: Аэлита стала для него не менее необходимой, чем… Да-да, музыкальная чашка, пушистый плед, настольная зажигалка — уж простите за цинизм сравнений. Стала частью дома, а это вам не какая-нибудь любовь, это — для Игоря Александровича — было куда серьезнее.

В связи с этим отпал последний выход из положения: объяснить Аэлите, что погорячился, что семейные узы, положение, привычки и т. д. и т. п. значат гораздо больше, чем большое и светлое чувство, и — достойно расстаться, обеспечив девушке дальнейшее нормальное существование где-нибудь. Без нее дом терял значительную часть своей притягательности, во всяком случае на неопределенно длительный срок, пока не исчезнет чувство утраты.

Да, Игорь Бережко хотел получить сразу все: и дом, и любимую девушку, и надежную, привычную Нину Филипповну. А поскольку так не бывает, то нужно было выбирать, чего, повторюсь, мэтр не любил. Заколдованный круг.

Последней каплей в этой чаше горечи оказалось то, что, написавший тысячи диалогов и сотни самых разнообразных сцен, Игорь Александрович решительно не мог представить себе даже приблизительного конспекта объяснения с супругой. То есть идея, генеральная, так сказать, линия, разумеется, была: прости, но поскольку ты поступила так-то и так-то, а у меня произошло то-то и то-то, то давай…

Назад Дальше