Нюрка раскрыла рот, но так ничего и не могла сказать. Платочек сбился на плечо.
— На вот, сумку неси, — сказал ей отец.
— Ты ей, папка, не давай, я возьму.
— Ладно, держи.
Кузя достал из-за пазухи трубку и стал рассматривать Нюрку, как жука в микроскоп. А та всё крутилась внизу, всё никак в толк не могла взять, откуда он взялся.
— Пап, а ты чего мне привёз? — спросил Кузя, когда ему надоело рассматривать Нюрку.
— На вот. — Отец подал ему гайку. — Гляди не оброни.
Кузя опустил гайку за пазуху и пощупал её через рубаху. Дома у него уже была целая коробка отцовских подарков — гвоздей, болтов и бракованных трубок, из которых он мастерил паровоз.
— Завтра вместе строить будем, ладно?
— Ладно.
Кузя сидел на плечах у отца, как в седле, колупал из сумки свежую булку, болтал ногами и смотрел через трубку на ребят, семенивших возле своих отцов. Он видел сразу всех, и его тоже видели все.
— Ты откуда? — удивлялись ребята.
— Ниоткуда.
— Это как же — ниоткуда? С луны свалился, что ли? Из космоса прилетел?
— Ни из какого ни из космоса. Ниоткуда — и всё!
Когда поднялись на косогор, Кузя спрятал трубку за пазуху и сказал:
— Ты, пап, остановись у берёзы.
— А чего там?
— Надо.
Отец с Кузей на плечах послушно встал под берёзой.
— Чуток левее! Теперь правее! — командовал Кузя.
— Чего там увидел?
— А теперь вверх немного подай!
Кузя стащил с ветки фуражку и надел.
— Как её туда занесло?
— Сама вспрыгнула, — сказал Кузя и едко посмотрел на Нюрку, а та давай юлить, как лиса.
— Ой, как ему фуражка идёт! Настоящий в ней железнодорожник!
Кузя сразу подобрел. То-то! А ещё брать не хотели. В груди стало тесно от доброты.
— Папань, я Нюрке булки отломлю, ладно?
— Я и то думаю, чего это ты сам ешь, а сестре не даёшь. А то внизу пошарь — может, чего послаще найдёшь.
Держа за руки своих ребят, шли полем сцепщики, слесари, грузчики, подсобники. От них вкусно пахло металлом и табаком, запахи смешивались с сырым духом чебреца и полыни, с воздухом луга, влажным от вечерней росы. Кузя держал свою подзорную трубку перед глазами и уже видел сквозь перелесок деревню, от которой приятно тянуло горьковатым домашним дымком. Это хозяйки растапливали баньки для дорогих гостей.
Секретное слово
Хозяйство у водовоза Кузьмича небольшое: конь Серко, возок на резиновых шинах и металлическая бочка на тридцать два ведра. И работа нехитрая — развозить воду механизаторам: в прохладную погоду — один раз, а в жаркую — два. Вёрст тридцать приходилось давать, а то и побольше.
Иногда Кузьмич брал с собой внука Василька. Так веселее. Усядутся рядом на передке, оглядываются на бескрайние поля и коротают время в разговорах.
— Как думаешь, Василий, управимся с уборкой в срок? — спрашивал дед.
— Управимся! — обещал Василёк.
— А не шутишь?
— Я шутить не люблю, — хмурился Василёк.
— Ну раз так, тогда поначальствуй, — Дед отдавал ему вожжи, вытаскивал сигарету и озабоченно посматривал на серую тучку: не грозит ли дождём?
Как-то раз собрались в поездку, закачали шлангом в бочку воды, запрягли Серка, а тут дед вдруг схватился за плечо и в лице изменился.
— Что, осколок гуляет? — озабоченно спросил Василёк.
— Он, проклятый! — кивнул дед и присел на ступицу, часто дыша. — С самой войны угомон его не берёт.
— А ты его обмани, — посоветовал Василёк.
— Это как же?
— Полежи малость, он поищет тебя, не найдёт и успокоится.
— Верно, — согласился дед, — Да только кто же людям воды привезёт?
— А я на что?
— А справишься один?
— Ой, дед, не смеши! Что ж я, не ездил с тобой?
— Конь-то с норовом. Послушается ли?
— Послушается, — заверил Василёк и про себя подумал: «Пусть попробует поперёк пойти, я тоже с норовом».
— Ладно, езжай, — сказал дед. — Я маленько оклемаюсь, а там с попуткой тебя догоню.
Пока виднелась водонапорная башня, Василёк норов свой при себе держал, а как выкатили за угор, оглянулся — нет ли кого? — и огрел кнутом Серка.
— Но, травяное брюхо! Прогульщик! Живей поворачивайся!
Конь шарахнулся влево, возок въехал в пшеницу.
— Тпррру, тупая башка! — заорал Василёк и жиганул ещё раз. — Куда прёшь?!
Конь рванулся, да так, что сбросил Василька наземь, а сам зарылся в пшеницу по самую грудь и стал аппетитно схрумкивать там колоски.
— Ах, ты так?! — разъярился Василёк и замахнулся кнутом перед мордой.
Конь захрапел и встал на дыбки, возок попятился задом, утюжа пшеницу. Промчалась встречная машина. Из неё знакомый дядька Савелий погрозил кулаком. Притормозил мотоцикл — это Витька Егоршин грозно поквакал сигналом — и поехал дальше. А тут и вовсе беда — над полем завис вертолётчик Виталий Забелин, летевший опылять поля.
— Ух ты, мамочки! — испугался Василёк, съёжился, закрыл глаза и не открывал их, пока вертолёт не скрылся. Поднялся на ноги, и что же? Конь уплетал и трамбовал пшеницу, не обращая на него никакого внимания.
Так и проторчали в поле, пока на дороге не показался трактор. Из кабины вышел дед, махнул водителю рукой — езжай, мол, — а сам подковылял к возку.
— Вон какие у вас дела! — Он забрал кнут у Василька и ласково погладил коня. — Но, милый!
А конь — ни с места.
— Ты вот что, — сказал дед внуку, — уйди-ка лучше. Видать, осердил ты его не на шутку.
Василёк отошёл от возка, а конь упёрся — и дед ему не указ!
— Уберись с его глаз, говорят тебе!
Василёк присел в пшенице, дед причмокнул и тихо сказал коню:
— Ну не серчай, дружок, ты же у меня умница, сознательный…
И только тогда конь вышел на дорогу. Дед умостился на передок и покатил, а Василёк следом семенит. Конь разогнался, Василёк приотстал.
— Дед, а дед, не гони так!
Кузьмич сбавил ход. Василёк поравнялся с возком.
— Мне можно сесть?
— Ты не у меня, а у Серка спроси! — строго сказал дед.
Конь передёрнул ушами и фыркнул.
— Видишь, не хочет с тобой разговаривать.
— Дед, а ты сам попроси его.
— Ну ладно, только ты отвернись.
Дед сошёл с возка, пошептался с конём и кивнул.
— Ладно, садись. Разрешил.
Василёк осторожно устроился рядом и замер. Возок опять покатил, оставляя за собой облако пыли.
— Что, от души наглумился над ним, признавайся?
— А чего он с дороги попёр! Обрадовался!
— Так ты бы слово сказал, он бы тебя и послушал…
— Так я ему говорил разные слова.
— Говорил, да, видно, не те. А ведь он только секретного слова слушается.
— Это какого же секретного? — заинтересовался Василёк.
— Оно у каждого своё. Словом этим коню что ни прикажи — всё исполнит.
Серко замедлил шаг, прислушиваясь к разговору. Дед закурил сигарету, пустил дымок из-под усов.
— А Серко памятный конь у меня. Я на нём в Берлин в сорок пятом въезжал.
Василёк наморщил лоб и посмотрел на коня.
— Это на нём-то? Во-первых, его в сорок пятом на свете не было…
Дед усмехнулся.
— Этого не было, зато уздечка на нём с того самого Серка солдатского. И характером похож — лёгкий на обиду, зато и отходчивый. Сколько тот Серко всего перевозил — страсть! Как услышит артиллерийский налёт, так ложится безо всякой команды. Отпустил я в госпитале бородищу, вернулся в родную часть: кто такой?! А Серко сразу признал.
— Это как же? — удивился Василёк.
— А я слово секретное вспомнил.
Василёк испуганно уставился на коня.
— Ой, дед, а не заливаешь?
— Отродясь не врал! Ни людям, ни коням. И обидным словом не угощал, как некоторые. У коня тоже гордость своя.
Василёк присмирел и теперь почтительно смотрел на Серко, который уже весело мчал по дороге, хвостом охлёстывая оглобли то справа, то слева. Вокруг, насколько хватало глаз, волнами ходила пшеница, вдали качалась цепочка комбайнов, а в небе опять гудел вертолёт. Уж не его ли, Василька, выглядывает Виталий Забелин? На всякий случай Василёк прижался к деду.
— Ты придержи Серко, ладно?
— А что делать будешь?
— Я ему слово скажу…
— Секретное?
— Ага.
— Ну, валяй!
Дед отвернулся и прикрыл ухо рукой, а Василёк спрыгнул с возка, подобрался к Серко, приподнялся на носки и прошептал ему на ухо:
— Не сердись, серенький, ладно?
Конь кивнул в ответ. Значит, понял. Василёк радостно влез на сиденье и помахал вертолёту рукой — мол, всё в порядке! Серко тихо заржал, мотанул хвостом и перешёл на лёгкую рысь.
Как Димка сам почту возил
Димка уже несколько раз ездил с братом на почту, а тут, как только они вывели Муську из сарая, вдруг за калиткой показались ребята.
— Федька, идёшь с нами?
— Погодите, я сейчас…
Он торопливо надел на Муську хомут, затянул деревянные клешни внизу, вставил дугу в гужи и закрепил её на оглоблях.
— Уходим, а то скоро начнётся.
— Иду, иду!
Федька озабоченно посмотрел на братишку.
— Сам сумеешь довезти?
Димка сам ещё не ездил, но как править кобылой — знал.
— Довезу, — сказал он солидно и поплевал на ладони, — Не бойся.
— Ну смотри, поаккуратней только!
Федька выскочил на улицу и побежал за дружками, а Димка сунул Муське краюшку с солью и, пока она жевала, роняя слюну, отошёл в сторонку, чтобы полюбоваться: с хомутом на шее и дугой над головой Муська была похожа на бабу в нарядном платке.
— Порядок! — сказал Димка и повёл её под уздцы со двора.
Жаль, в школе уже не было занятий — не перед кем покрасоваться. Ничего, подумал Димка, зато в посёлке увидят, как он правит конём. Он взобрался на передок повозки, широко развесил ноги, чмокнул, дёрнул вожжами и поехал к автостанции, где толпился народ. Там он мог себя показать. У самых касс он переложил вожжи в левую руку, надвинул кепку пониже и вытянул Муську кнутом.
— Но, старая!
Муська понеслась вскачь. Пассажиры, рассмотрев малыша, рассмеялись.
— Ишь ты, Чапай!
— Смотри, не сломи ей хребет!
— Посторонись, а то задавит!
Хоть и старая, а скорости Муська сохранила в себе ещё много и хорошо постаралась для Димки: долго гоняла по людным улицам, привлекая к нему всеобщее внимание. Кто рукой махал, кто останавливался и улыбался, а ЗИЛы и самосвалы притормаживали, чтобы уступить дорогу. Из-за ограды детского сада, куда Димка ходил год назад, вдруг на него посмотрела знакомая нянечка — что за мальчик, откуда? — но он промчался как ветер, не оглядываясь. А у базара надвинул кепку на самые глаза и отвернулся: возле палатки стояла мать, о чём-то говорила с продавщицей — и хорошо, что не заметила его. Зато уж дальше он не таился — все желающие могли глядеть на него во все глаза и удивляться: такой малыш, а правит конём не хуже больших!
Почтовое отделение платило школе за доставку почты тридцать рублей. Димка знал об этом и, гоняя по улицам, чего только не намечтал купить на эти деньги: и колокольчики для дуги, и цветастую попону для Муськи, и лампочки для колёс, чтобы крутилась огненная карусель! Всё это он видел недавно на осеннем базаре, куда съехались жители из соседних районов. Он так размечтался, что позабыл про почту. А когда подкатил к отделению, на крыльце его уже поджидала обеспокоенная тётя Надя.
— Один, что ли? А где же Федька?
— С ребятами куда-то ушёл.
— А сам до станции довезёшь?
— Что я, не ездил, что ли?
— Ну ладно, давай скорее, а то как бы к поезду не опоздать.
Тётя Надя погрузила на повозку почту, Димка погнал кобылу во всю прыть. Скорее! Скорее! Муська и сама понимала, что медлить нельзя, жала на полную скорость, под резиновый шелест колёс так и сыпался дробный цокот копыт: цок-цок-цок!
Всё бы хорошо — Муська летела как птица, ветер сладко холодил лицо и раздувал рубаху, в конце улицы уже блестела станционная башня с часами, но тут, как на грех, на пути попался кинотеатр. У входа толпились мальчишки и среди них — Федька.
— Тпррру! — закричал Димка, тормозя, чтобы покрасоваться перед ребятами, — Ишь разлетелась, старая!
В это время прозвенел звонок, ребята хлынули в двери, а Димка постоял немного, повздыхал и снова погнал Муську вперёд. Жаль, Федька не заметил, как он лихо правит конём!
Непонятно, как уж так получилось, но подкатил он к платформе, когда поезд уже отходил. Только и увидел он, как из почтового вагона женщина погрозила пальцем.
Возвращался Димка, старательно объезжая людные места. На Доме культуры бегала иллюминация, лампочки мчались друг за дружкой, приглашая на концерт приезжих артистов, но Димка не стал читать летящие слова, свернул в безлюдный переулок, остановился на перекрёстке и засопел. Муська повела ушами, прислушиваясь. Она поняла, что у него творится на душе, и сама покатила к почтовому отделению, куда дорогу знала наизусть. Она подъехала к крыльцу, обнюхала ступеньки и громко фыркнула, давая знать о прибытии.
Из окна выглянула тётя Надя, увидела ящики и почтовый мешок на повозке и выскочила во двор.
— Не поспел?
— Не поспел, — сказал Димка и заплакал.
— Ох ты, беда какая! — Тётя Надя сняла его с повозки, а он уткнулся ей в грудь и разревелся в голос. — Ну чего плакать-то? Слезами горю не поможешь. Мы в Мальцево сейчас позвоним, скажем, чтоб сегодня почту не ждали. Ну будет, маленький, не убивайся так, завтра отправим.
Тётя Надя побежала звонить, а Димка всё стоял, опустив голову и продолжая реветь. И вдруг почувствовал на своём плече тёплую Муськину морду. Она дышала ему прямо в ухо, словно бы хотела утешить: ничего, малыш, всё обойдётся! Он перестал плакать, вытер нос рукавом и полез в карман, где хранился для Муськи кусочек сахара.
Научная находка
Славка шагал домой, держа правую руку за пазухой.
Что это у тебя? — спросил Васёк, загораживая дорогу.
Да ничего, — сказал Славка, с важным видом обходя приятеля.
— А ну покажи! Я тебе за это тоже что-то покажу.
Но Славка только ускорил шаг. Васёк постоял в раздумье и увязался за ним. Очень уж хотелось узнать, что у приятеля за пазухой.
Вид двух молча и быстро шагающих мальчиков привлёк внимание других ребят. Вскоре за ними шла уже целая команда. Все с шумом ввалились в Славкину избу.
— Ну ладно уж, показывай, — заискивающе сказал Васёк. — Может, ничего и нету…
Ребята нетерпеливо смотрели на Славку. И тогда он не выдержал и сдался — вытащил руку из-за пазухи и разжал пальцы. В ладони оказался… жук.
— Подумаешь, козявка! — возмутился Васёк. — Что мы их не видали, что ли?
— Да ты лучше, лучше посмотри! — обиделся Славка. — Где ты встречал такого?
И вправду — жук был не совсем обыкновенный. Шоколадного цвета, с блестящими глазками, с крепким панцирем и острым, как полумесяц, рогом, он был величиной чуть ли не со спичечный коробок.
— Ой, рог-то, рог какой! — удивился кто-то.
— А борода, глядите!
— Вот это жучище! Может, из самой Африки прилетел! А то из Австралии!
Жук был и в самом деле удивительный: тяжёлое овальное тело держалось на худых и жёстких ножках, похожих на хлебные колоски, под массивными челюстями острой щёточкой топорщились волоски — настоящая борода, а усы, если глядеть сбоку, напоминали курительные трубки. Но поразительней всего был рог, великолепный, точёный, отполированный рог!
Жук до странности был похож на толстокожего африканского носорога. Ну просто настоящий носорог, только крохотный, словно из лилипутской страны!
— Надо учительнице показать, — сказал Славка с гордостью, — Может, это научная находка.
От зависти ребята вдруг потеряли покой. Все богатства, которыми они гордились и предлагали Славке взамен, — полустёртые старинные монеты, трёхзубые рыболовные крючки, цветные открытки с артистами и спортивные значки, — всё это потеряло всякую ценность, как только они хорошенько рассмотрели жука-носорога. Славка чувствовал себя чуть ли не Пржевальским, открывшим в Азии знаменитую дикую лошадь. Осторожно разжимая пальцы, он подносил жука к глазам ребят и осипшим от волнения голосом говорил: