Губернатору Семин объяснял, что половину черных доходов он вынужден отдавать москвичам, а москвичам Семин объяснял, что половину черных доходов он вынужден отдавать губернатору.
А когда «Мелос» рухнул и вынужден был разбираться с обворованными им кредиторами, фирмы Семина впарили Нарымской нефтяной компании иск на все имевшиеся у них долги – и начали банкротить самые вкусные ее части.
Когда из арбитражного суда Семину сообщили, что иск о введении внешнего управления удовлетворен и, стало быть, банку в Нарымской нефтяной компании принадлежат от дохлого осла уши, он как раз сидел в своем офисе. Семин повесил трубку, достал из сейфа коллекционный коньяк и налил его в хрустальную рюмку восемнадцатого века. Он подошел к зеркалу и чокнулся рюмкой со своим отражением в зеркале. И выпил коньяк.
Потом Виктор Семин сел обратно в кресло и, подумав, набрал номер Елены. Вместо Елены был автоответчик.
– Это Семин, – сказал Виктор, – заедь ко мне. Через час.
Однако Елена не заехала ни через час, ни через два. Вечером в десять часов Семин купил букет и приехал домой к Елене, однако на звонок в дверь никто не отозвался. Семин даже постучал в дверь ногой. Тогда открылась вторая дверь, напротив квартиры Лены, и старуха соседка сказала:
– А Елены Сергеевны нет вторую неделю.
Семин внутренне подосадовал, потому что ему казалось невероятным, чтобы Елены не было на месте.
– А где она?
– А кто ее знает.
Вечером Семин поехал в «Капитолий». Неприятное чувство неудачи ушло, загналось куда-то вглубь, и Семин улыбался, принимая поздравления с выигранным иском. Вокруг него суетились два зама губернатора и глава какой-то местной администрации.
Они сели за столик ужинать, и ужин оказался очень веселый, не пьяный, а именно веселый, с шампанским и шутками, а потом один из замов губернатора наклонился к Семину и совершенно незвначай спросил его:
– А кстати, это правда, что Елена Сергеевна теперь живет у Вырубова?
Семин почувствовал, как что-то тупое ударило его в грудь.
***
Прошла неделя, другая, – Елена понемногу оправлялась от простуды. Вырубов улетел куда-то на несколько дней, потом прилетел обратно, но пропадал в городе, возвращаясь домой к двум-трем часам ночи.
С визгом распахивались ворота дачи, машина Вырубова ныряла в подземный гараж, а джип сопровождения оставался снаружи, и полупустой дом внезапно становился жилым, наполняясь голосами, топотом ног и человеческим запахом.
С далекого расстояния – в офисе, на официальном мероприятии, – Вырубова можно было принять за бизнесмена. Теперь, вблизи, было очень хорошо видно, что Вырубов именно бандит – не по жестокости ухваток, не по манерам, – а именно по образу жизни. Семин всегда ходил окруженный телохранителями, и Вырубов ходил в окружении крепких парней. Но у Семина были служащие, а у Вырубова – «друзья». Телохранители Семина сидели в отдалении, как верные псы: друзья Вырубова садились с ним за один длинный стол, и в ресторане, и дома.
На участке было выстроено два одинаковых дома: в одном жил сам Вырубов, в другом водились вот эти крепкие ребята. По утрам они бегали и обливались водой, днем они часто играли в хоккей на разгороженной площадке. Это был немного странный хоккей, без особых правил, – в нем разрешалось не только забивать шайбы, но и бить противника, и иногда бывало, что кого-то калечили. Малюта тоже часто играл в хоккей.
Поначалу Елена ужасно боялась свиты Вырубова. Она слишком хорошо помнила ненастное мартовское утро и молчаливую стену боевиков вокруг их дома, безглазую и безликую, с распахнутыми дверцами черных «лендкрузеров» и бритыми головами, уткнутыми в кожаные куртки. Все они раньше казались Елене какой-то неведомой породой людей, и людей ли? Елена читала где-то, что, по тибетским поверьям, ведьма может зародиться из темного провала леса, неверно легшей тени, которую боятся путники, один за другим проходящие по дороге. Этот-то совокупный людской страх и наделяет неверно легшую тень душой, и такой одушевленной тенью окраин и представлялись ей боевики Малюты.
Теперь из этой грозной толпы начали выступать отдельные лица – и лица это были вполне обыденные и человеческие. Всех, кто появлялся в доме, можно было условно разделить на два вида – ближние подручные Малюты, приближенные к нему бизнесмены – и собственно быки, охранники, та серая масса, которая когда-то так напугала Елену.
Ближнее окружение во всем старалось подражать Малюте. Он предпочитал полуспортивную одежду, мягкие кашемировые свитера и свободные брюки – и они носили мягкие свитера и свободные брюки. Он стригся не очень коротко, оставляя надо лбом косую челку и пряча смешно оттопыренные уши за прядями жестких каштановых волос – и они стриглись так, чтоб закрывало уши. У него в ванной на полочке всегда стоял дешевый «Харли-Дэвидсон», – и от них пахло тем же одеколоном.
Единственным исключением из правила был Иван Пырьев, или Пырей – главный финансист Малюты. Обыкновенно он появлялся в доме в прикиде, позаимствованном из гангстерских фильмов тридцатых годов – до блеска начищенные ботинки, безупречный костюм с поддетой под него накрахмаленной рубашкой, и галстук за двести долларов. Елена так никогда и не могла установить статус Пырьева – то ли он был коммерсантом, нахватавшимся бандитских понятий, то ли, наоборот, бандитом, раньше других ушедшим в бизнес. Скорее всего, первое – в обращении Пырьева с Малютой чувствовалась легкая скованность и подобострастность, не свойственная прочим парням с окраин. Когда Пырей глядел на нее, Елене всегда казалось, что у нее на блузке не застегнуты пуговицы.
Легче всего Елене было с человеком, которого звали Миша-кимоно и коттедж которого стоял в поселке напротив коттеджа Малюты. Миша-кимоно был у Малюты чем-то вроде начальника службы безопасности. Ему приписывались самые дерзкие из тактических комбинаций Малюты, о жестокости его ходили легенды, но внешне он не производил пугающего впечатления. Миша-кимоно был невысокий и расплывшийся, как пончик, и он смешно не выговаривал букву "р". Миша-кимоно часто появлялся в доме рано утром, когда Малюта еще спал или качался, и тогда Елена варила Мише любимый им ароматный кофе, а Миша, скаля желтые зубки, смешил ее жутковатыми байками. Однажды Миша выглянул в окно и увидел, что во двор въезжает машина Пырьева. Тогда он заметил:
– Кстати, держись от Пырея подальше.
– Почему?
– Во-первых, он стал много пить. А Сергей Павлович не любит пьяных.
– А во-вторых?
– У Пырея крыша дымится, когда он выпьет.
***
Елена днями ходила по огромному дому. От тщательной уборки дом казался пустым и нежилым, как душа его хозяина. Елена сама себе казалось маленькой девочкой, похищенной драконом.
Дракон умел оборачиваться человеком. По утрам он сидел в столовой, пил апельсиновый сок и листал свежие газеты, у него были умные серые глаза. Но в этих глазах светился отблеск адского пламени, и Елена знала, что дракон уже сожрал не меньше тринадцати человек.
Интересно, бывало ли так, чтобы похищенная принцесса влюбилась в дракона? В любом случае драконы не влюблялись в принцесс. Они принадлежали к разным биологическим родам.
***
Во вторник ночью Елену разбудили веселые голоса и смех. Она проснулась и выглянула в окно. Во дворе стояли два «мерса» – внедорожника и длинный, как лист осоки, «БМВ», дверцы машин были распахнуты, и вокруг «БМВ» по неглубокому весеннему снегу с хохотом бегали две девушки в коротких юбках, уворачиваясь от разгоряченных мужиков.
Потом из внедорожника выскочил Пырей и тоже стал выволакивать за собой девушку. Пырей был, видимо, пьян, он поскользнулся и свалился в снег, а девушка захохотала и села на него верхом. По двору бил луч мощного прожектора, и в этом луче Елена хорошо видела фигуру Малюты: он стоял в легкой кожаной куртке, опершись на капот «БМВ», и был как будто совершенно безучастен к балагану вокруг. На мгновение Елене показалось, что темная и одинокая фигура во дворе ищет взглядом ее окно, но потом одна из девочек, бегавших вокруг «БМВ», с визгом обвернулась вокруг Малюты, и Малюта тоже расхохотался, поднял девочку легко, как пушинку, и потащил ее в дом. Ничего человеческого не было в его хохоте: так визжит кот перед случкой.
Елена забилась под одеяло и попыталась уснуть. Но это было невозможно: в доме тяжко забухала музыка, он наполнился топотом ног и запахом снеди. К музыке снова примешался женский визг и звон разбитой тарелки: судя по всему, кого-то заставили танцевать на столе.
Елена вспомнила, как утром Миша-кимоно говорил что-то насчет дня рождения одного из коммерсантов Малюты, – мол, надо бы заехать на праздник. Видимо, заехали, поздравили и решили продолжить в узком кругу. Елена представила,.что творилось бы в доме, будь это день рождения самого Сергея, и закусила губу. Малюта не имел права держать ее здесь и сам развлекаться с девками.
Елена ворочалась с боку на бок, представляя высокую фигуру Малюты и повисшую у него на руках девицу, и почему-то думала о том, что ее Малюта еще ни разу не носил на руках. Ну конечно, она была не так красива, как эта шлюха, и она никогда не носила таких коротких юбок. Елена встала и, повинуясь безотчетному инстинкту, продела в бронзовые ручки двери перевернутый вверх ножками стул.
Елена забылась уже под утро, часа в четыре, чтобы проснуться от мощного удара. Кто-то шмякнулся о дверь всем телом, дернул за ручку, а потом гулко и пьяно ухнул:
– Ленка, открывай!
Елена вскочила в постели: прожекторы во дворе давно погасли, но комната была полна лунного света, и Елена сразу заметила, что человек, который ломится в дверь, забыл, в какую сторону она открывается. Дверь распахивалась внутрь комнаты, а человек с той стороны дергал ее на себя. Потом человек сообразил, в чем дело, пихнулся, как следует, и ножка стула, продетая в ручку двери, жалобно хрустнула. Стул с грохотом повалился на пол, за ним отлетела ручка, и в комнату ввалилась абсолютно голая и грузная фигура. Елена, к своему изумлению, узнала Пырьева.
Елена завизжала. Пьяный Пырьев мгновенно очутился возле ее постели, опрокинул ее на простыни и тут же сам оказался сверху.
– Пусти, шлюха, – сказал Пырьев. – Кому ты тут нужна? Без меня пропадешь… Левая его рука полезла сдергивать одеяло, а правой он держал Елену за волосы. Одеяло сдергивалось плохо – Пырьев мешал этому своей тяжестью. Елена примерилась и вцепилась Пырьеву зубами чуть повыше запястья. Пырьев зашипел, вырвал руку и хряснул Елене по лицу.
– Я тебя хочу, сучка, – сказал Пырей, – тебя никто не хочет. Тебя Малюта мне отдал.
Елена стала визжать и царапаться. Пырей упал с кровати на пол, потом снова поднялся, сдернул с нее одеяло и упал сверху Елена попыталась садануть его коленом в пах, но у нее ничего не получилось. Руки Пырея вцепились ей в горло, и она увидела в лунном свете вблизи его лицо – пьяное, перекошенное, с безумными глазами.
А потом где-то близко раздались голоса, Пырей обмяк и свалился с нее на пол, как валится с дерева созревшее яблоко. Елена открыла глаза. Дверь в комнату была распахнута настежь, в ярко освещенном коридоре виднелись два охранника, а рядом с постелью стоял Малюта. Охранники были одетые. Малюта был совершенно голый, и в правой его руке был пистолет. Рукоятью его он и приложил, судя по всему. Пырея. Охранники тронуть коммерсанта не осмелились.
Пырей тяжко вздохнул и завозился на полу, и Малюта расчетливо ударил его ногой в висок. Малюта был не пьян. Он пристально – очень пристально – посмотрел на Елену. Не в лицо, а туда, где чуть ниже края задранной ночнушки белели ее бедра. Елена лежала неподвижно несколько мгновений, а потом охнула, засуетилась и судорожно стала натягивать на себя одеяло. Малюта что-то сказал вполголоса, охранники вошли в комнату, зацепили Пырея и поволокли его вон. Елена на мгновенье закрыла глаза. Когда она открыла их, Малюта уже исчез.
***
На следующее утро Елена нашла Малюту в кабинете. Тот, противу обыкновения, не занимался с утра со штангой, а ходил по паркету, из угла в угол, не останавливаясь, как маятник, и глядя перед собой довольно отсутствующим взором. Он даже не сразу заметил Елену, а заметив, продолжал смотреть куда-то вбок. Елена впервые обратила внимание на его взгляд – стеклянистый и какой-то замороженный, как у мертвого карася.
– А где Пырьев? – спросила Елена.
– Что? А, уехал.
– Куда?
Малюта пожал плечами.
– Мне какое дело? Протрезвел и уехал. Еще ночью.
– Вы не поссорились?
– Из-за чего? – Малюта искренне удивился.
– Из-за меня.
Малюта расхохотался.
– Бог с тобой, детка, – сказал он, – чтобы я с Пыреем да из-за бабы поссорился? Ты что, Нарымский ликеро-водочный, что ли?
Елене стало ужасно обидно.
Через два дня Пырея убили. По телевизору сказали, что Пырей в последнее время чего-то опасался и ездил с многочисленной охраной, но охрана не помогла: его стрельнули вечером, когда он вышел в кухню попить чай и его нечеткий силуэт обрисовался на фоне колышущихся штор.
В тот день Малюта вернулся домой около часу ночи. Машина и джип сопровождения, не снижая скорости, пролетели ворота и нырнули в гараж, и через несколько мгновений Елена услышала стук ведущей из гаража двери и шаги поднимающегося по лестнице человека.
Она выскочила из спальни, накинув халатик, и столкнулась с Малютой на площадке второго этажа.
– Пырея застрелили! – закричала она.
– Знаю, – сказал Малюта. Он был абсолютно невозмутим, совсем не так, как позавчера в кабинете, когда он ходил из угла в угол.
– Это из-за меня? – спросила Елена.
– Я его предупреждал, что так нельзя, – ответил Малюта. – Он не послушался. Ну что я мог поделать?
У Елены потемнело в глазах, а Малюта спокойно отодвинул ее, как шахматную фигурку, от перил, и прошел наверх.
***
На следующее утро, когда Елена задумчиво болтала ложечкой в чашке чая и смотрела во двор, к ней подсел Миша-кимоно. Елена смутно помнила, что Миша Корытов тогда тоже был среди приехавших с девицами гостей. Кажется, с ним было даже две девицы.
– Ну что ты такая грустная? – с усмешкой спросил Миша-кимоно.
Елена поежилась.
– Скажи… Пырьев – его убили из-за меня?
Миша– кимоно помолчал.
– Понимаешь, Лена, у Пырея давно была куча проблем. И долги, и кидалово…
– Но с Малютой у него проблем не было?
Корытов сочувствующе улыбался. Корытов нравился Елене. Он был, казалось, единственным нормальным человеком среди всех на этой даче.
– – У него были проблемы с Малютой. У них была фирма, которая получала доходы от ликеро-водочного, и этой фирмой они владели сообща. А деньги пятый месяц забирал себе Малюта.
Елена почувствовала горькое даже какое-то разочарование. Смешно было хоть на мгновение вообразить себя дамой, из-за которой современные рыцари ну пусть не убивают… пусть заказывают друг друга.
– А почему Сергей Павлович сказал мне, что это из-за меня?
Корытов заулыбался, и Елена вдруг сообразила, что если приказ об убийстве исходил от Малюты, то практической стороной вопроса должен был заниматься Миша-кимоно.
– Да это же Малюта, – сказал Корытов, – он всегда так разводит, чтоб человек себя виноватым считал. Ты не бери в голову, девочка.
После этой истории Елена надолго забилась к себе в комнату и два дня оттуда не вылезала. Малюта внушал ей ужас. Она вспоминала его снова и снова, упорно ходящего по кабинету и со стеклянными глазами, и она понимала, что он ходил и решал: быть Пырею или не быть? И решил, что нет, лучше все-таки – не быть.
Ночью Елена заснула, и ей приснилась все та же высокая худощавая фигура, ходящая, как маятник, из угла в угол. Фигура увидела Елену, улыбнулась, сняла рубашку и принялась раздеваться дальше. Елена проснулась в поту и с какой-то странной дрожью.
Малюта не любил ее. У него были слишком красивые шлюхи, чтобы он мог любить серую мышь. Он не мог любить вообще. Он мог только принимать решения, быть или не быть. Было странно, что человек столь могущественный, как он, продолжает пользоваться методами уголовника.