Гудки. Гудки. Гудки. Я их возненавидел за выходные. Размеренные. Бьющие по ушам. Действующие на нервы.
Фраза «Абонент временно недоступен» — врезалась мне в мозг и надолго там засела.
Этот ужасный, противный, невозможный зеленоглазый хмырь не брал трубку! А я бесился от этого и ходил мрачнее тучи.
Телефон Свиридова я, к сожалению, не знал. Иначе вытряс бы всю необходимую информацию из его светловолосой черепушки. И даже встретиться я с ним мог только случайно. Чего естественно, благодаря «доброй тетеньке» Фортуне, не происходило.
Я кое-как проснулся в понедельник, скорее по привычке, нежели потому, что выспался. До офиса добрался быстрее, чем обычно, и игнорируя восторженные вопли Машки, по поводу ее скорого замужества (быстро же они с Прохоренко, однако!), погнал в кабинет посланника Фемиды и Эвномии, чтобы сначала наорать, потом зацеловать, потом….по обстоятельствам.
Но «ледяной горою», бороздя необъятные просторы нашего офиса, «из тумана вырастает» Наталья Вячеславовна, аки самый настоящий айсберг (такая же бледная и холодная), чтобы обязательно сказать свою коронную фразу:
— Калинин! Отчет! Через полчаса!
Теперь я понимаю, почему меня притягивает мужчина. Потому что прекрасная половина человечества, мягко говоря, ненавязчиво и настойчиво все время пьет мою кровь, и мучает мозг. Все. Поголовно. Как сговорились.
— Прискорбно, что мы остались без юриста, — ни с того. ни с сего произнесла Железный Феликс, а я сразу же вспомнил, что такое фамильярность и почти прошипел. Злобно так:
— То есть как без юриста, а?!
— Калинин, что с вами? Просто Михаил Валерьевич отпросился и уехал. По личным обстоятельствам, — шефиня даже побледнела сильнее, хотя казалось, дальше уже некуда. — Что это с вами, Калинин?
— Извините, Наталья Вячеславовна, — как уехал? куда уехал? с кем уехал? зачем уехал?
Мерзавец! Сбежал от меня! — хотя вообще-то я честно признаюсь, что немного себе льщу. Прям уж, я такой незаменимый у него. (Ну, хотелось бы верить!)
В середине недели я заскучал. Я скучал по нему. По его ухмылке. По его глазам. По его губам.
Я даже по Свиридову соскучился! Он был единственным, кто мог что-то знать, но не попадался мне на пути. Однако Судьба почему-то решила смилостивиться надо мной. Наверное, не с той ноги встала…
В пятницу вечером мы с Настей пошли в кино. Как самые добрые закадычные «подружки». Я наглым образом уснул на середине этого несуразного кинопроекта, как всегда пустого, но многобюджетного, чтобы потом слышать от приятельницы, какой я невоспитанный чурбан.
Мы как раз гуляли по улице, лавируя в потоке людей, решая заходить или нет в какую-нибудь кафешку, когда уже до зубного скрежета знакомый, и как минутой позже выяснилось, такой долгожданный голос задорно прокричал:
— Аллоха, приятель!!!
Мефистофель Никита сидел за столиком одной очень уютной кафешки, под открытым небом, и приветливо махал нам рукой.
— Присоединяйтесь!!!
Конечно, мы присоединились. Конечно, первым делом я спросил:
— Где, черт возьми, твой дражайший друг!?
— О, это секрет фирмы, — хитро прищурившись, произнес Никита и продолжил: — Тебе зачем?
— Он не берет трубку! Он пропал! А он мне нужен! Я, между прочим, с ним поговорить хотел!
— Опять разговоры. Разговоры. Разговоры. Настенька, не кажется ли тебе, что этот вид коммуникативной деятельности иногда до жути раздражает?
— Определенно, Никита, — улыбнувшись, согласилась Настя и добавила, заставив меня подавиться заказанным кофе с корицей. — Но сейчас все просто. Тема хочет сказать Мише, что любит его.
Сказать, что глаза прислужника Эскулапа округлились — значит не сказать ничего.
— Это правда? — надо будет потом поинтересоваться, как он так быстро и неожиданно превращается из раздолбая в серьезного представительного мужчину.
— Да.
Я думаю в следующий миг не только мы с Настей, но все кафе вздрогнуло от дикого приступа хохота, которым в очередной раз накрыло Свиридова.
— Ой, я больше не могу!!! — в перерывах между истерическим смехом, похрюкиванием и поцокиваением говорил он: — ДВА ДЕБИЛА — ЭТО СИЛА!!!
— Чего?
— Ой, блин! Четверть века живу — таких тугодумов еще не видел. Один страдает, другой страдает. Один любит. Другой любит. А никак! Уф! В общем так, дражайший. Пиши адрес. Но я тебе ничего не говорил…
8 глава + эпилог
В субботу утром я проснулся со стойким ощущением, что день сегодня будет хороший. Можно даже сказать — знаменательный. Ничто не могло его испортить. Даже припершийся ко мне в десять утра Прохоренко, с приглашением на свою свадьбу. Пьяный, как сапожник и довольный жизнью. Рассказал, как отмечали с родственниками, их родственниками и родственниками их родственников сие великое событие. Поведал, как сильно понравилась Машка его маме и много-много прочей ерунды, вручил приглашение и уснул. Нагло. В гостиной. На моем любимом диване.
Но поскольку дождаться, когда это скопище алкогольных паров придет в себя не представлялось возможным в ближайшее тысячелетие, а до пункта назначения, где протирал штаны Загородский, путь был неблизкий, пришлось оставить Прохоренко в крепких объятиях Морфея, написать записку и тихонечко ретироваться.
Свиридов сказал, что Михаил уехал к родителям в гости. Какое-то празднество семейное там намечалось. Я помнил, что они жили в другом городе. И путь по времени занимал часа четыре на автобусе.
Этот вид транспорта я всегда терпеть не мог. Душно. Пыльно. Впереди сидящий обязательно захочет опустить сидение и насладиться здоровым сном за счет твоих скрюченных и отдавленных коленей. И я отнюдь не придираюсь. Таковы реалии современного общества.
Чувствуя, что еще хоть минута мысленных стенаний и я обнаружу у себя коллекцию из различных фобий и никуда не поеду, я мысленно, командным голосом приказал себе заткнуться и продолжал воодушевленно следовать к автовокзалу.
Через час я уже сидел в раздолбанном чуде транспортной техники (как по заказу голубого цвета!) и, позевывая, принялся рассматривать пейзаж за окном. Я не очень сильно хотел спать, но, наблюдая за проносящимися мимо деревьями, полями, небольшими деревеньками и перевалочными пунктами, чувствовал, что веки тяжелеют и сознание погружается в дрему.
А снился мне ужасный сон. Ужасный, потому что лишил меня остатков мужского достоинства. Я и так с некоторыми душевными страданиями принял тот факт, что я, как когда-то на судьбоносном выпускном вечере сказал Загородский, «голубого оттенка». Но расхаживать по неизвестному мне помещению в свадебном платье — это уже перебор! Еще хуже то, что я был невестой. Невестой постоянно улыбающегося зеленоглазого хмыря, который весь вечер за праздничным столом щупал меня везде, где только можно…
Проснулся я от продолжительного, звонкого, раздирающего мозг на части гудка и смачного «Куда ты прешь, уе..к!!!» от водителя нашего автобуса. И хорошо, что проснуться я успел до того, как холодный пот мощнейшим цунами пробежался бы по моему телу. Говорят, что сны отражают наши подсознательные желания, просто проецируют их хаотичные и обрывочные фрагменты в четко оформленную цветную или черно-белую картинку. Значит, если включить самую сильную вещь в умственном наборе мужчины, а именно — ЛОГИКУ, то я хочу замуж за Загородского.
Абсурдность этой мысли чуть не превратила меня в ржущего Свиридова. Но зато, до конца поездки, я пребывал в приподнятом настроении. Потому что вдруг вспомнилось, что мне говорила Настя в наш несостоявшийся романтический вечер, с серьезным выражением лица рассматривая карты:
— Темка, Загородскому от тебя не отвертеться! Стопроцентно! Посмотри, — начала она, тыкая пальчиком в пикового короля. — Он же у тебя на протяжении всего твоего жизненного пути попадается! Темноволосый мужчина, а я знаю, что это именно Загородский! И не смотри на меня, как Ленин на буржуазию! Причем в прошлом он задевал тебя сильнее, чем сейчас.
Сероглазая гадалка продолжала вещать, то и дело швыряя в меня какие-то короткие, но к моему удивлению, правдивые фразы.
— О! У тебя было какое-то потрясение. Давно. Что отложилось в твоем сознании, и благополучно там и находится по сей день. Что-то, связанное со школой.
Положа руку на сердце, ситуация меня очень забавляла. Но не обижать же Настю, говоря, что все это бред собачий. Поэтому, стараясь придать лицу, как можно более задумчивое выражение, я поинтересовался:
— Скажите, пожалуйста, а в будущем-то что?
— Щас. Не мешай! А то укушу! — она долго смотрела на карты и пророческим голосом изрекла:
— А в будущем придется попотеть, чтобы сохранить свое счастье. Но возрадуйся. Потеть ты будешь не один, — и Настя засмеялась. — Нет, серьезно. Видишь. Одна сплошная червовая масть. И никаких женщин на горизонте…
Я быстро сориентировался на улицах приветливого города и отправился по указанному адресу. Тот район, про который обмолвился Свиридов, оказался частным сектором, состоящим из нескольких маленьких коттеджей, стоящих на небольшом расстоянии друг от друга. Воздух здесь был на удивление свеж и прохладен, поэтому, сделав глубокий вдох и преисполнившись терпением, я начал искать среди всего этого кирпично-деревянного великолепия нужный дом.
Через пару минут я стоял у двухэтажного уютного по первому впечатлению домика, скрытого среди кустарников шиповника и яблоневых деревьев. Сердце сразу же забилось быстрее, и я нажал на кнопку звонка.
— Да? Я могу вам чем-то помочь? — спустя мгновение навстречу мне вышла стройная женщина лет пятидесяти, среднего роста, в цветастом фартуке и с любопытной улыбкой. Это была его мать. Я понял по глазам, изумрудным и очень живым, по чертам лица, которые были нежнее и несколько аккуратнее, чем у Загородского.
— Здравствуйте, я Артем Сергеевич Калинин. Коллега вашего сына. Мы работаем в одной фирме.
— Ой, здравствуйте! Проходите-проходите! — лицо женщины просияло, и было приятно осознавать, что тебя искренне рады видеть. — Только Мишеньки сейчас нет. Он по делам уехал. Но это было еще с утра, поэтому через часик объявится. Садитесь-садитесь. Сейчас будем чай пить! Ой, забыла. Я же Маргарита Александровна, — она суетилась и тараторила без умолку, пока я внутренне хихикал над уменьшительно-ласкательным «Мишенька». Ну, разве не прелесть?!
— Мне просто понадобилось срочно с ним поговорить, а о его местонахождении никто не знает.
— Он все время скрытный. Единственное, что рассказал за всю жизнь так это…— она осеклась. — А, да так. Ничего. А откуда вы адрес-то узнали?
— А мне его друг сказал. Никита Свиридов. Знаете такого?
— Д-да, — женщина определенно смутилась, и мне потребовалось всего ничего, чтобы понять причину. — Маргарита Александровна, я про Михаила в курсе. Так что все нормально.
«А еще я с ним переспал и кажется, влюбился в него!» — интересно, если я и это добавлю, каково будет выражение ее лица?
— Д-да? А как давно вы знаете? — облегченно вздохнув, спросила Маргарита Александровна, в то время как я поражался, что в такие-то годы на ее лице не было и следа морщинок.
— А вы?
— Слишком давно, так что с этим примирилась…
Мама Загородского оказалась на удивление общительной и веселой женщиной. Ее сын явно коммуникабельностью не страдал. Мы пили чай и затрагивали различные темы, в том числе и ориентацию ее сына (а теперь еще кажется и мою!), про которую она, к моему непередаваемому удивлению, говорила спокойно, без тени упрека и даже с каким-то оттенком уважения.
— Ох, Артемушка, он же сказал сразу. С плеча рубанул. Это в классе девятом было. Я думала, он маленький еще. Глупый. Ему просто кажется. Но когда осознала, что он серьезен, как никогда, была в ужасе. В шоке, — она ударилась в воспоминания и на ее лице отразилась вся гамма испытанных ее тогда эмоций. — Я долго плакала. А потом поняла, что он мой сын. Что люблю его и приму любым. Лишь бы жил и был здоров.
— Вы оказались на удивление толерантной и понимающей женщиной, — я никогда раньше не пил зеленый чай, но почему-то хлебал уже третью чашку. Атмосфера может здесь такая? На чай тянет…
— Мда, вот с отцом дела труднее оказались. Он же с Мишенькой лет десять дел иметь не хотел. Как только его не называл. Сами понимаете, какое тогда время было. Какие моральные рамки. Но потом вроде перебесился и успокоился.
— Всякое случается.
— Это точно! Знаете, Миша же никогда ни у кого ничего не просил. Сам всего добивался. Что в школе. Что в университете. Он очень серьезный был. А когда переходный возраст начался, ой….проблем с ним просто не обраться было!
Маргарита Алексеевна, похоже, интуитивно чувствовала, что я — хороший человек и мне можно многое рассказать и доверить, так как слова лились из нее, как из рога изобилия. А мне оставалось только мысленно добавлять: «Помню-помню». «Знаем мы, какой он был».
— Думаю, Михаилу повезло, что у него такие понимающие родители, — «интересно, что мои скажут, когда узнают?». «В смысле, сразу убьют или еще помучают?»
— Спасибо, Темушка. Ой! А в старших классах влюбился он в какого мальчика! — неожиданно выпалила она, а моя скромно лопающая печенюшки персона, навострила уши. Это уже интересно! — Как же он переживал! Он всегда рос независимым. С людьми вообще не умел контакт наладить. А тут совсем скис! Представляешь, сидит и страдает. Молча. Только в глазах страх и боль. Ох, как я переживала!
— А, наверное, парень хороший был….
— Да. Миша говорил, отличник. Красивый. Только он с девочкой встречался. Как-то бишь его звали…. — задумалась женщина, но и так все было ясно. И сказать, что я был счастлив — не сказать ничего. — Как же его фамилия-то…
— Мама, мы пришли! Папа в гараже. Ему срочно нужен чай! — я вздрогнул от неожиданно прозвеневшего за спиной голоса. — Мы куп…
— Ой, Мишенька. Вот и ты!
— Калинин!? Какого хрена ты тут делаешь?!!! — наверное, так и выглядят быки во время корриды. Злые, как собаки. И пар из ноздрей валит.
— Я приехал к тебе! — аналогичным его тону ответил я. — И ты не отвертишься!
— Ну-ка, пошли со мной, Калинин!
Зеленые глаза так злобно сверкнули, что мне даже плохо стало. Но погибать — так с песней!
Я последовал за Загородским, краем уха услышав удивленный и растерянный женский голос:
— Калинин... Калинин… Так ведь это же…Ох!
— И? — поинтересовался Михаил, когда мы поднялись на второй этаж, войдя, судя по всему, в его комнату. — Калинин, как ты тут-то оказался?
— Как-как…Сел в автобус и приехал.
Он устало потер пальцами переносицу.
— Больше никогда бывших любовников не буду в друзей превращать!
Я подошел к нему почти вплотную. Настолько близко, что слышал его теплое глубокое дыхание.
— А больше и не потребуется, — и прижался губами к его губам, которые от неожиданности чуть приоткрылись. Он сопротивлялся какие-то секунды, а потом просто впечатал меня в свое тело, крепко сжимая в объятиях сильных рук, перехватывая инициативу, заставляя мое тело плавиться от желания. Я его хочу!!!
— Что это было? — шальная улыбка плясала на его губах, когда мы соизволили оторваться друг от друга.
— Ничтожная малость по сравнению с тем, что я с тобой потом сделаю за то, что ты идиот! — я радовался, как ребенок, но воспитательную беседу с хмырем провести все же стоило. — Загородский, ты мне всю жизнь испортил! Еще в детском саду надо мной издевался! А потом в школе….Ты уже тогда так прочно вошел в мою жизнь, что отпускать тебя не хотелось!
— Тем…
— Нет, теперь ты заткнешься и будешь меня слушать, — я не давал ему вставить слова, зная, что он начнет говорить. Единственное, чего я боялся, так это перейти на повышенные интонации. — Десять лет я о тебе не думал. Ни разу!!! А потом одного взгляда хватило, чтобы ты прочно засел в моих мыслях! Я ужасался каждый раз, когда, глядя на тебя, в голове вертелось, что ты чертовски, безумно красивый!
— Я…
— И я сразу вспоминал, как ты целовал меня! Уже тогда, черт побери, я не мог относиться к тебе с равнодушием! И понял, что мне не все равно, когда ты так мило с кем-то разговариваешь, но не со мной! А я даже не знаю, Зайка тебе звонит или Заяц!